К ИСТОРИИ ПОЛИТЭКОНОМИИ

А.Усов

Главная страница

Начало

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, мы рассмотрели ряд ставших классическими теорий процента и

заработной платы. Подведем некоторые итоги.

В общем, в том, как эта проблема решалась на протяжении истории

политэкономии, мы видим тоже, что и в истории решения любой другой

научной (не только экономической) проблемы: диалектика различных

направлений, решений, подходов к тому или иному вопросу, их внутренняя

и внешняя логика повторяют диалектику и логику соответствующего

объективного явления, в нашем случае, - заработной платы и процента.

При первом столкновении с реальным противоречием любого рода, как

правило возникает естественная тенденция и искушение представить это

противоречие как нечто только лишь кажущееся, как видимость или даже

как недоразумение. Рассудок избегает противоречий, старается от них

отделаться, интуитивно чувствуя свое бессилие перед ними. Да-да,

нет-нет, - вот это "понятно", это легко переварить; но каким образом

данное нечто может быть одновременно и самим собой и чем-то ДРУГИМ,

каким образом утверждение может быть одновременно отрицанием и

утверждать именно посредством отрицания - это недоступно рассудку ибо

это есть ПРОТИВОРЕЧИЕ. Противоречие убивает рассудочное сознание,

требует от него, чтоб оно (это сознание) стало чем-то другим,

перешагнуло через самое себя и это вызывает ответную реакцию: то, что

противоречиво, объявляется неистинным, чем-то "от лукавого". Все должно

быть сведено к "да-да" и "нет-нет", т.е. противоречие должно быть

снято, иначе будет снят сам рассудок. Рассудок не только не удручен

тем, что бессилен мыслить противоречие, но именно эту свою

неспособность считает главным своим достоинством. Поэтому вся

деятельность рассудочного мышления состоит в том, чтоб показать, что

там, где по-видимому имеет место противоречие, - там в действительности

нет никакого противоречия. В проблеме труд - капитал такому направлению

мыслей способствует еще и то, по-видимому, что капитал, при своем

первом появлении на арене экономических отношений, часто может

представляться как результат личных трудовых, притом незаурядных усилий

его собственника. Нечего говорить, что часто оно так и бывает в

действительности. Это обстоятельство не снимает противоречия между

трудом и капиталом, но оно скрывает его, придает ему форму внешне

лишенную каких - либо противоречий. Кто-то из экономистов прошлого века

сравнивая труд купца с трудом фермера (крестьянина, обрабатывающего

свой или арендованный участок земли), находит, что труд купца требует

больших знаний, усилий, опыта и т.д., в общем, более сложен, чем труд

по возделыванию земли, выращиванию скота и т.п. Здесь замечательно не

то, что труд купца считается более сложным или простым в сравнении с

трудом крестьянина, но то, что он вообще рассматривается как труд,

несмотря на то, что его (купца) основные доходы имеют совсем иную

природу, чем доходы крестьянина даже и в том случае, если последний

является собственником земли и инвентаря (т.е. выступает в качестве

капиталиста). И в этом сведении различных вещей под одну рубрику нельзя

видеть просто результат наивности. Ведь деятельность купца

самостоятельно ведущего, скажем, мировую торговлю действительно

требовала от него огромной энергии, широкого кругозора, способности

держать в памяти, сопоставлять тысячи всевозможных фактов,

обстоятельств, умения вовремя угадывать благоприятный момент и

сосредоточивать все усилия в нужном направлении и т.д. и т.п., -

словом, требовала о него усилий не меньших, чем любой сложный и тяжелый

труд. Таким образом противоположность между трудом и капиталом в данном

случае полностью скрыта: как купец, так и крестьянин суть оба

труженики.

Отсюда легко прийти в выводу, что процент есть заработная плата

капиталиста. Это и утверждает трудовая теория процента. В сущности эта

теория лишь восстанавливает тождество, точнее, единство между

собственностью на капитал, умственной (предпринимательской)

деятельностью и трудом (в смысле затраты грубой физической силы),

которое действительно имело место в условиях замкнутого натурального

хозяйства когда один и тот же субъект выступал в качестве капиталиста,

предпринимателя и рабочего в одном лице. Таким образом, трудовая теория

процента останавливает свое внимание на единстве труда и капитала не

замечая их различия и противоположности.

Но насколько непосредственно очевидным является неразрывность и

единство труда и капитала, столь же непосредственно очевидным

представляется и их противоположность и противоречие. На первый взгляд

(как, впрочем, и на второй) трудно понять чем же деятельность купца

отличается от труда рабочего. Непосредственно, деятельность того и

другого представляется как труд. Но столь же очевидно и то, что даже

если деятельность капиталиста есть ТОЖЕ ТРУД, то это труд совсем иного

рода, чем труд рабочего. Последний производит определенные, видимые

невооруженным глазом физические действия и усилия, он перемещает

предметы, соединяет, разъединяет, изменяет их, его деятельность, тем

самым, имеет осязательный, эмпирически наблюдаемый характер. Но такой

характер имеет не только деятельность рабочего, но и, самое главное, то

что эта деятельность производительна. Мы непосредственно наблюдаем как

готовый продукт выходит их рук рабочего, тем самым создается полная

иллюзия, что именно он, рабочий и производит этот продукт. То, что в

производстве этого продукта участвуют сотни, а может быть даже и тысячи

других лиц, начиная от теоретика, открытия и исследования которого

утилизируются и используются в производстве и кончая обслуживающим

персоналом, выполняющим самую простую и грязную работу, - всего этого

не замечает посторонний наблюдатель. Большая часть участников

производства для него вообще не существуют, он даже и не догадывается о

их существовании. Для него, напротив, совершенно очевидно, что именно

рабочий производит продукт, что следовательно он является единственной

производительной силой, а деятельность всех остальных участников

производства имеет лишь надстроечный (и то, в лучшем случае) характер.

Но если труд инженера не заметен на глаз, то в еще большей степени это

справедливо по отношению к капиталисту. Мы не видим, как напрягаются

мускулы последнего, не видим пота на его лице, мозолей на его руках и

т.п., - словом мы не видим его труда, последний никак внешне не

проявляется. Таким образом, внешне очевидно, что капиталист НЕ

работает. Непосредственно он выступает лишь как субъект, противостоящий

рабочему при разделе произведенного продукта и присваивающий часть

этого продукта. Прибавьте сюда и бросающееся в глаза различие в

материальном положении капиталиста и рабочего. Первый выступает как

экономически свободный и независимый, в то время как второй - по рукам

и ногам связан материальной нуждой. Таким образом, непосредственно

очевидно, что капиталист имеет все, не делая ничего, в то время как

рабочий все производя своим трудом, не имеет ничего. Таким образом,

противоположность и противоречие между трудом и капиталом является

очевидным эмпирическим фактом. Причем эта противоположность становится

в ряду противоположностей плебей - аристократ, раб - господин, имущий -

не имущий, угнетаемый - угнетающий и т.п. В данном случае совершенно

неважно ТАКОВО ли в действительности отношение между трудом и

капиталом, важно лишь то, что таковым оно ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ. ВИДИМОСТЬ

такова, что претензии капиталиста на произведенный продукт выглядят

несправедливыми, а рабочий, опять же по видимости, выступает как

единственный производитель и, следовательно, собственник произведенного

продукта. МОЖЕТ БЫТЬ так оно и есть на самом деле, но дело в том, что

этот вопрос, т.е. вопрос о том действительно ли рабочий является

эксплуатируемым, а капиталист - эксплуататором, даже и НЕ СТАВИТСЯ.

Подобно тому как трудовая теория процента наивно фиксирует единство

труда и капитала, рассматриваемая точка зрения столь же наивно

фиксирует их противоположность. С точки зрения стихийного сознания

противоположность между трудом и капиталом выступает как

противоположность между трудовым и нетрудовым доходом и это есть не что

иное как одна из возможных форм осознания противоположности между

трудом и капиталом. Наиболее полное выражение эта форма находит в

теории эксплуатации Маркса. Даже в рабочей среде представления о

капиталисте часто ассоциируются с представлением о хозяине, хозяйской

руке и т.п., т.е. даже сами рабочие нередко склонны признать за

капиталистом определенную положительную роль в производстве. Маркс

отбрасывает все подобные представления, на чем бы они не основывались,

и видит в капиталисте чисто отрицательную фигуру - это паразит,

эксплуататор - и ничего более. Тем самым отношение между рабочим и

капиталистом доводятся до отношения между честным трудящимся и вором,

жертвой и ее палачом. Маркс, таким образом, последовательно доводит до

предела видимую противоположность между трудом и капиталом. В этом

смысл его теории.

Но любая крайность бессодержательна ибо всегда является лишь

абстракцией от реального содержания. Вместе с тем любая крайность

ЛОГИЧНА, хотя бы в возможности. Можно, например, последовательно

отбрасывая одно за другим физические, химические и прочие свойства вещи

прийти к тому, что вещь есть только некоторая протяженность, только

МЕСТО в пространстве. Можно взять государство и мысленно отбросив все

его разнообразные определения и реальные функции прийти к тому, что оно

есть лишь орудие насилия, посредством которого один класс держит в

повиновении другой. Можно также взять отношение между трудом и

капиталом и последовательно свести его к скрытой или явной ВОЙНЕ,

непримиримому противоречию между рабочим и капиталистом. Такой вывод

был бы односторонен, а потому и бессодержателен, но в определенной

степени ЛОГИЧЕН. Однако в трактовке Маркса этот вывод не только

бессодержателен, но и НЕ ЛОГИЧЕН, а потому, бессодержателен вдвойне.

Основанием своей теории эксплуатации Маркс делает трудовую теорию

стоимости развитую, главным образом, Рикардо. Стоимость производится

трудом, говорит последний. Но если стоимость производится трудом, то

она и должна принадлежать труду - этот вывод делает Маркс и многие

другие (английские социалисты, Родбертус, Прудон и др.; Чернышевский,

например, с особым удовольствием его пережевывает). Следует

согласиться, впрочем, что этот вывод представляется на первый взгляд

очень логичным, очевидным, но вместе с тем, нет большего заблуждения,

чем это. Все дело в том, что само отношение между стоимостью товара и

самим товаром имеет характер противоречия и если на практике стоимость

(трудовая) переходит в собственность капиталиста, то

вовсе не потому, что последний, обладая монополией на средства

производства, получает благодаря этому экономическую власть над рабочим

и, пользуясь ею, безвозмездно присваивает часть произведенного рабочим

продукта, но лишь потому, что это объективно необходимо в силу

противоречивости отношения стоимость - товар. Ведь и владелец холста

есть собственник холста, а владелец сюртуков - собственник последних

(вспомните классические примеры Маркса); тем не менее на рынке между

ними происходит обмен товарами и каждый из них становится собственником

чужого товара, т.е. "чужой" собственности; каждый из них, так сказать,

"экспроприирует" другого. Стоит лишь на мгновение предположить, что

между рабочим и капиталистом происходит нечто вроде обмена, т.е.

некоторый экономический ПРОЦЕСС, взаимодействие различных форм

собственности, а не просто акт вымогательства как вся "железная

логика" между определением стоимости количеством труда и якобы

вытекающей отсюда собственностью рабочего на весь произведенный продукт

бесследно исчезает. В любом случае указанное отношение есть ВОПРОС,

который необходимо исследовать и до тех пор, пока он остается открытым,

любые рассуждения об эксплуатации выглядят по меньшей мере неуместными.

Необходимо еще разобраться что же происходит между стоимостью товара и

самим товаром, между рабочим как собственником рабочей силы и

капиталистом, как собственником средств производства и только после

этого можно делать выводы относительно того в каких же ролях выступают

друг перед другом (и перед богом) труд и капитал. Трудовая теория

стоимости Рикардо поэтому не имеет никакого отношения к теории

эксплуатации. Они просто механически соединены Марксом друг с другом,

какая либо внутренняя связь отсутствует. Прибавочный продукт и

прибавочная стоимость, величина стоимости и количество продукта, связь

прибавочной стоимости с производительностью труда - Маркс не только не

решил ни одного из этих вопросов, он даже и не подозревал о их

существовании; он не желал замечать их даже и тогда, когда буржуазная

политэкономия (в лице Сэя и прочих "апологетов") подводила его вплотную

к ним. Между тем не решив этих вопросов мы НИЧЕГО не сможем сказать об

отношении между трудом и капиталом. Все центральные выводы своей теории

Маркс берет с потолка. Поэтому теория эксплуатации не имеет никакой

теоретической ценности, но не потому, что она ошибочна, - в данном

случае это не важно, - но потому, что внутренне бессвязна,

несостоятельна, нелогична даже в своей ошибочности, т.е. вообще

является не столько теорией, сколько простым переводом на язык

политэкономии экстремистских претензий определенной части рабочего

класса. И это - творение одного из наиболее глубоких мыслителей!

Итак, перед нами два противоположных подхода к проблеме процента.

Один из них отождествляет труд и капитал, другой, наоборот,

рассматривает их как противоположности. Односторонность обоих подходов

очевидна даже с чисто логической точки зрения. В самом деле, даже в том

случае, если рабочий является собственником средств производства мы без

труда отличаем его как собственника от него же самого как трудящегося.

Т.е. труд и капитал выступают как различные даже и в том случае, когда

объединены в одном лице и по видимому тождественны друг другу. С другой

стороны, сколь бы не противопоставлялся труд капиталу, ясно, что труд

невозможен без капитала, а капитал, в свою очередь, бессмысленен без

труда. Каждый из них, следовательно существует лишь благодаря другому.

Поэтому они связаны неразрывным единством даже и тогда, когда, по

видимому, находятся во взаимоисключающем отношении друг к другу. Отсюда

легко понять какова может быть логика дальнейшего развития двух

указанных выше подходов к проблеме процента и заработной платы. Если,

например, мы начинаем с тождества труда и капитала, то нам НЕКУДА

развивать эту теорию кроме как в направлении установления РАЗЛИЧИЯ

между трудом и капиталом. Наоборот, если мы начинаем с абсолютной

противоположности труда и капитала, то мы непременно придем (если

только вообще пожелаем сдвинуться с места) к мысли об их единстве и

даже тождестве. Оба этих противоположных, но движущихся навстречу

направления легко угадываются в рассмотренных выше теориях.

Теория воздержания, логически следующая за трудовой теорией

процента, по-прежнему рассматривает процент как вознаграждение за труд,

однако сам этот труд оказывается весьма специфическим, резко отличным

от труда рабочего. Труд капиталиста, в отличие от труда рабочего,

состоит не в положительном действии, но в отрицательном ВОЗДЕРЖАНИИ от

потребления и сводится к усилиям, которые капиталист прилагает к тому,

что сохранить и не потребить капитал. Это чисто внутренние, субъективные

усилия. Тем самым между трудом и капиталом проводится определенное

различие благодаря чему мы получаем две новых мысли или, скорее два

намека на мысли. Во-первых, благодаря проведенному различию, несколько

сглаживается та очевидная фальшь трудовой теории, рассматривающей

капиталиста наравне со столяром или пекарем. Во-вторых явно намечается

попытка объяснить само происхождение и существование капитала, то и

другое связывается с собственностью на средства производства. Но хотя

эти две мысли явно начинают звучать, в данной теории они получают

скорее карикатурное, нежели адекватное выражение.

Дальнейшую попытку объяснить роль капитала в производстве мы находим

у Сэя, который делает бесспорный шаг вперед в сравнении с Сениором.

Теория Сэя сводится к простому указанию на тот очевидный факт, что

средства производства повышают производительность труда, т.е. позволяют

увеличить количество производимого продукта при неизменных трудовых

затратах. Следовательно, капитал производителен. Итак, капитал, как и

труд, производителен и в этом они тождественны. Тождество труда и

капитала утрачивает тот непосредственно - наивный характер, какой оно

имело в трудовой теории. Капитал здесь уже явно противопоставляется

труду, нет ни малейшей попытки выдать одно за другое. Таким образом,

труд и капитал противоположны друг другу, но они соединяются в одно в

процессе производства самим этим процессом. Следовательно, в постановке

Сэя труд и капитал тождественны и противоположны друг другу, тем самым

вопрос об их отношении друг к другу впервые ставится в такой форме в

какой он только и может быть решен.

Теории Кларка и, особенно, Визера, являясь продолжением мысли Сэя,

сводятся к попытке выяснить объективное отношение между трудом и

капиталом в самом процессе производства. Правда, прямо так вопрос ими

не ставится. Они пытаются отделить производительность труда от

производительности капитала и, соответственно, продукт, произведенный

трудом от продукта, произведенного капиталом. Таким образом, они берут

вопрос не в чистом его виде, но подходят к нему с несколько утилитарной

точки зрения, тем самым суть дела как бы заслоняется прикладной задачей

и исследуется как Кларком, так и Визером не прямо, но косвенным

образом. Но так или иначе тот и другой сформулировали главный вывод:

нельзя отделить производительность труда от производительности капитала

и, соответственно, разделить произведенный продукт. Это значит, что

капитал (средства производства) отличается от труда не количественно,

т.е. не так, как одна машина отличается от другой, но КАЧЕСТВЕННО. Труд

и капитал в процессе производства количественно несоизмеримы. Тем самым

отношение между ними в процессе производства имеет характер

объективного противоречия.

Бем-Баверк достраивает этот вывод "сверху". Начиная с Сэя вопрос об

отношении между трудом и капиталом рассматривается чисто объективно, т.

е. как вопрос об их взаимодействии в процессе производства. У Визера он

приобретает даже несколько технологический оттенок. Бем-Баверк в

противоположность этому полностью отстраняется от сферы производства,

вообще от сферы объективных отношений и подходит к вопросу с

субъективной точки зрения. Он принимает процесс производства

прибавочного продукта как нечто само собой разумеющееся, происходящее

как бы автоматически и все свое внимание сосредоточивает на оценке

производимых благ, т.е. пытается объяснить процесс РАСПРЕДЕЛЕНИЯ

произведенного продукта. Последний распределяется в соответствии с тем,

что оценки рабочих и капиталистов продукта, который будет произведен,

противоположны. Капиталисты ценят будущий продукт, рабочие предпочитают

уже произведенный, т.е. реально существующий продукт. Таким образом,

противоположность между трудом и капиталом сводится к противоположности

в субъективных оценках рабочих и капиталистов. Таким образом,

объективная противоположность труда и капитала дополняется или

достраивается "сверху" их субъективной противоположностью.

Итак развитие теорий процента начиная от трудовой теории и кончая

теорией Бем-Баверка выглядит следующим образом. В трудовой теории мы

имеем полное объективное тождество труда и капитала. Сениор в своей

теории воздержания не разрушая этого тождества проводит между ними,

т.е. между трудом и капиталом, определенное различие. Сэй делает

следующий шаг: труд и капитал отделяются у него друг от друга,

существуют уже как различные силы в процессе производства, но эти силы

одинаково производительны и необходимы для указанного процесса и в этом

смысле тождественны. То есть тождество труда и капитала имеет у Сэя

функциональный, а не эмпирический, вещественный характер, как это имело

место в трудовой теории процента. В своем эмпирическом существовании

они (труд и капитал) суть РАЗНОЕ. У Визера и Кларка это различие

становится качественным различием, тем самым по существу труд и капитал

оказываются не только отличными друг от друга, но ПРОТИВОПОЛОЖНЫМИ друг

другу. Наконец, Бем-Баверк отбрасывает объективное отношение между

трудом и капиталом, а вместе с этим отношением и их объективное

единство в процессе производства и сводит все дело к субъективной

противоположности между рабочими и капиталистами, проявляющейся в

оценках теми и другими будущего продукта. Таким образом, если в начале

мы имеем полное объективное тождество труда и капитала, то в конце мы

приходим к их полной субъективной противоположности. Но тем самым мы,

вместе с Бем-Баверком приближаемся к теории Маркса, но с точки зрения

противоположной той, на которой стоит Маркс. И действительно, теория

Бем-Баверка противоположна теории эксплуатации, но тем не менее, ближе

всего к ней стоит и даже, пожалуй, в чем-то с ней соприкасается.

Достаточно указать на то обстоятельство, что вывод об эксплуатации

рабочих капиталистами - эта центральная идея Маркса, - почти неизбежен

и с точки зрения Бем-Баверка, если только попытаться последовательно ее

развить. Объективная сторона отношений между рабочим и капиталистом, с

которой Бем-Баверк без особого сожаления расстался, неожиданно

"всплывает" в самом критическом пункте и переворачивает с ног на голову

всю теорию Бем-Баверка. Стоит нам спросить чем же определяются оценки

будущего продукта рабочим и капиталистом, чем объясняется

противоположность оценок того и другого, как мы немедленно приходим к

мысли об экономической зависимости рабочего, т.е. к мысли об

эксплуатации. А это и есть марксизм. Мы, таким образом, лишний раз

убеждаемся, что крайности, действительно, сходятся.

Но посмотрим каким образом исторически развивалась теория

эксплуатации, исходящая из абсолютной противоположности труда и

капитала - идее получившей наиболее полное развитие в марксизме, пример

которого в этом смысле весьма поучителен. Конечный вывод марксизма

сводится с одной стороны, к утверждению что между трудом и капиталом

идет скрытая или явная война, с другой - к призывам к этой войне,

пропаганде классовой ненависти. С легкостью, свойственной всем

кабинетным гениям Маркс обещал пролетариату не более и не менее как 50

лет гражданской войны с капиталом. (Господи, да это что же было бы,

если б его обещания сбылись?; России и 4 лет войны хватило, чтоб дойти

до людоедства.) Дальше этого идти невозможно и нужно либо стать

фанатиком этой идеи, либо отступить назад. Первое мы видим на примере

ленинизма второе представляет собой разношерстное и широкое движение,

объединяемое метким словечком "оппортунизм" (приспособленчество).

Оппортунизм вообще состоит в допущении того, что отношения между

трудом и капиталом могут развиваться цивилизованным путем, т.е. что

между рабочими и капиталистами может быть что-то общее. Оппортунизм

есть протрезвевший после революционного запоя марксизм. В этом мире еще

есть нечто, чем можно дорожить и потому не следует спешить и поджигать

его со всех четырех сторон. В основе оппортунизма лежит, собственно,

здоровый инстинкт самосохранения, потребность в относительном

социальном мире и спокойствии. Оппортунизм есть точка зрения к которой

ВЫНУЖДАЕТ и склоняет сама жизнь; здесь нормальная потребность в покое и

согласии вытесняет безумства теории. Поэтому оппортунизм как правило

теоретически всегда непоследователен, обречен на непоследовательность;

теория вообще не его сфера. В нем много здравомыслия, но мало

подлинного вдохновения и практически отсутствует действительная

потребность в познании. В оппортунизме бывший марксист ищет душевного

покоя, стремиться усыпить свою теоретическую совесть; собственно

теоретические интересы маячат здесь где-то далеко на заднем плане, если

только вообще присутствуют. Поэтому теоретическое содержание

оппортунизма сводится просто к попытке исправить изначально ложный

принцип доброй дюжиной взятых оттуда и отсюда здравых соображений.

Так например, если Маркс утверждает, что по мере развития

капиталистических отношений происходит накапливание и углубление всех

социальных противоречий, то П.Струве в противовес этой мысли дает свою

схему становления социальных противоречий. Она выглядит следующим

образом:

А В

2А 2В

3А 3В

4А 2В

5А В

6А 0В (7.2.509)

Здесь А и В есть два противоположных друг другу социальных фактора.

Мы видим, что начиная с некоторого момента эти факторы начинают

развиваться с различной степенью интенсивности и в конце концов один из

них (В) сходит на нет, а вместе с ним угасает так же и противоречие

между А и В. По этой схеме, по мнению Струве и могут, вопреки

марксизму, развиваться социальные противоречия. Струве не предпринимает

ни малейшей попытки разобраться что же такое вообще ПРОТИВОРЕЧИЕ, как

оно мыслилось Марксом и его философскими предшественниками; какое место

занимает вопрос о противоречии в философии, - словом ВСЯ теоретическая

сторона проблемы его нимало не интересует. Ему важно только одно:

показать, что противоречие в процессе своего становления может

исчезнуть. При этом он и не ищет какого-либо основания или

доказательства этой мысли; последняя ему нужна просто как таковая в

качестве пусть плохонького, но все же некоторого теоретического

основания для последующей критики марксизма по частным вопросам. Пусть

это основание по большому счету никуда не годится, важно чтоб была хотя

бы видимость какого-то основания. Достаточно одной этой видимости ибо

не теория и познание являются целью Струве; он стремиться лишь к тому,

чтоб спасти от всепожирающего огня марксистской критики некоторую

надежду на возможность социального мира и согласия в условиях

капитализма. Исключительно эта душевная потребность является движущей

пружиной его рассуждений. Поэтому теорию Сруве нельзя критиковать, как

нельзя и невозможно критиковать всякого рода побасенки, которые человек

придумывает по тому или иному поводу ради собственного душевного

спокойствия. Обман невозможно разоблачить, когда ему предаются вполне

или почти сознательно.

Среди оппортунистических отклонений от марксизма встречаются,

впрочем, и относительные просветления, заслуживающие особого

упоминания. Одним из таких является теория заработной платы Туган -

Барановского.

Социальная теория распределения Туган-Барановского (так он сам ее

называет) сводится к двум простым мыслям. Первая:

"...заработная плата определяется общей суммой общественного дохода и

долей рабочего класса в этой сумме. Общая же сумма общественного дохода

определяется уровнем производительности общественного труда. ( 43 0.549)"

Доля рабочего класса в суммарном общественном доходе определяется

следующим образом:

"чем относительно сильнее рабочий класс, чем лучше он организован, чем

более развиты в его среде профессиональные союзы, чем с большей

энергией он ведет борьбу с предпринимателями, тем большую долю

общественного дохода он может удержать за собой.

Все, что увеличивает независимость рабочего от капиталиста,

увеличивает и его силу в борьбе с капиталом, а, значит, и его долю в

общественном доходе. ( 43 0.552)"

На словах Туган-Барановский считает себя сторонником теории

эксплуатации Маркса, однако, на деле эти две мысли, которые мы только

что процитировали, выводят его далеко за рамки названной теории.

Если Маркс, вслед за Рикардо, утверждает, что прибыль капиталиста и

заработная плата находятся в обратном отношении друг к другу

(заработная плата может увеличиться ТОЛЬКО ЗА СЧЕТ прибыли, и наоборот)

и капитал, таким образом, находится в антагонистическом отношении к

труду, то Туган-Барановский утверждает, что прибыль и заработная плата

могут повышаться одновременно, именно, при росте "суммы общественного

дохода", что имеет место в периоды экономического подъема и роста

производительности труда. Таким образом, рост производительности труда

обогащает как рабочего, так и капиталиста. Отсюда мы можем сделать два

вывода, несовместимые с марксизмом. Во-первых, как у рабочих, так и у

капиталистов появляется одна ОБЩАЯ цель - повышение производительности

труда. Эта общность интересов кладет или, по крайней мере, может

положить конец гражданской войне между трудом и капиталом. Во всяком

случае, бесспорно то, что она принципиально изменяет отношение между

рабочими и капиталистами. Противоположные классы могут не только

враждовать, но и сотрудничать друг с другом. Это радикально меняет

ситуацию. Во-вторых, если при росте производительности труда, т.е.

неизменных трудовых затратах, происходит рост заработной платы, то

ясно, что рано или поздно последняя достигнет такого уровня, после

которого тезис об эксплуатации рабочих капиталистами теряет всякое, по

крайней мере практическое значение. Можно сколь угодно рассуждать об

эксплуатации, можно даже неопровержимо доказать ее наличие, но если

уровень жизни рабочего растет, то рано или поздно представление об

эксплуатации утратит для него практическую актуальность и останется в

лучшем случае лишь теоретической истиной, т.е. вообще перестанет

существовать, если учесть, что теоретические интересы рабочих в лучшем

случае находятся на втором плане. Но тем самым теория эксплуатации

превращается в пустую фразу, своего рода теоретический каламбур, не

имеющий никакого реального значения и содержания.

Другая мысль Туган-Барановского содержит пересмотр роли рабочего в

отношениях с капиталистом. У Маркса этот вопрос, как мы видели выше,

достаточно темен и запутан. В общем, он (Маркс) считает, что стоимость

рабочей силы (заработная плата) определяется также, как и стоимость

любого другого товара, т.е. количеством труда, необходимым для ее

производства. Но такая точка зрения неизбежно приводит к так

называемому "железному закону заработной платы". Однако этого шага

Маркс не делает и даже вполне недвусмысленно отмежевывается от

указанного закона. Он допускает, что жизненный уровень рабочих может

повышаться. Но тем самым мы сталкиваемся с теоретической

неопределенностью: с одной стороны, все рассуждения Маркса о резервной

армии труда подводят к мысли о невозможности сколько ни будь устойчивого

и продолжительного роста заработной платы, с другой стороны, именно

этот вывод Маркс отказывается делать. Таким образом марксизм в данном

вопросе повисает в воздухе.

Туган - Барановский, в отличие от Маркса и Лассаля, вполне

определенно рассматривает рабочего как СОБСТВЕННИКА рабочей силы. Если

рабочий имеет теоретическую возможность воздействовать на уровень

заработной платы, если он практически это делает, то он из рабочей силы

превращается в ПРОДАВЦА товара "рабочая сила".

Итак, объективно рабочий имеет общие интересы с капиталистом,

некоторые общие точки соприкосновения; субъективно он противостоит ему

(капиталисту) не как эксплуатируемый эксплуататору, но как СОБСТВЕННИК

рабочей силы - СОБСТВЕННИКУ капитала. Таким образом, вместо отношения

эксплуатации мы имеем на деле отношение СОБСТВЕННИКОВ между собой.

Пусть после этого Туган - Барановский попытается доказать нам, что его

теория вполне согласуется с теорией эксплуатации! Как ни странно, но

пытается. Поэтому его теория эклектична, но эклектична в лучшем смысле,

- в том, в каком эклектична сама жизнь.

Итак, вместо двух абсолютно противостоящих друг другу классов

рабочих и капиталистов оппортунизм шаг за шагом признает наличие

некоторых общих моментов между ними, тем самым идея противоположности

труда и капитала постепенно вытесняется идеей их единства и

сотрудничества. Таким образом мы со стороны теории эксплуатации

приближаемся к идее единства труда и капитала. Но это движение

оппортунизм проделывает неуверенно и боязливо, спотыкаясь на каждом

шагу. Он идет к истине, но идет вслепую, а то и задом наперед - и в

этом его несчастье. Поэтому теоретически он не только ничего не

приобретает в процессе своего развития, но скорее растрачивает то, что

было завоевано Марксом и в пределе вообще перестает быть теорией. Но

так или иначе, круг замыкается.

Мы попытались выяснить общую логику, которой подчиняются теории

процента и заработной платы. И если нам это удалось хотя бы в некоторой

степени, то мы имеем все или почти все для окончательного решения

проблемы.

Вся трудность проблемы труда и капитала состоит в том, что указанные

факторы выступают как в процессе производства, так и в процессе

распределения как ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ. Что значит "противоположности"?

Это не просто "разные вещи". Противоположность есть некоторое отношение

между вещами, некоторая, следовательно, связь между ними. Отношение

противоположности подразумевает, следовательно некоторое единство

противоположностей, их тождество. Труд и капитал как противоположности

поэтому не только противоположны, но и тождественны друг другу. Их

отношение друг к другу есть противоречие и именно оно - источник всех

трудностей как в теории, так и на практике.

Теории процента Визера - Кларка легко нащупывают то обстоятельство,

что часть продукта, произведенную трудом объективно невозможно отделить

от части, произведенной капиталом. Как Визер, так и Кларк ПРИЗНАЮТ это.

И тем не менее как тот, так и другой пытаются СДЕЛАТЬ это. Они видят

тождество труда и капитала в процессе производства, их неотделимость

друг от друга, но в тоже время то и другое являются, очевидно, разными

вещами, их различие и противоположность тот час же восстанавливаются

как только процесс производства прерывается. Поэтому, несмотря на то

что весь продукт произведен трудом И капиталом, в мышлении названных

экономистов этот продукт по-прежнему СОСТОИТ из части, произведенной

трудом и части, произведенной капиталом. Тождество того и другого

признается, но признается как объективный факт смысла и значения

которого НЕ ПОНИМАЮТ и который поэтому с той или другой стороны

пытаются обойти, так сказать, "обмануть", причем нередко прекрасно

сознавая, что и это невозможно. Таким образом, рассудок, в своих

попытках решить проблему, как бы бьется в сетях им же самим

расставленных: сам его подход к проблеме оказывается ложным, но никаким

другим он не владеет; с другой стороны, оставить вопрос вообще безо

всякого решения, тоже, очевидно, невозможно, поэтому не оставляются

попытки решить его. То, что объективно невозможно разделить

произведенный продукт на части, произведенные, одна из которых -

трудом, другая - капиталом, признается хотя и объективным

обстоятельством, но все же чем-то случайным, чем-то таким, что

ПРЕПЯТСТВУЕТ положительному решению проблемы, и что, следовательно,

необходимо ПРЕОДОЛЕТЬ. Правда, тут же признается, что преодолеть это

препятствие невозможно так же и теоретически. Отсюда, вроде бы, должен

был следовать вывод, что мы имеем дело с проблемой, которую В ПРИНЦИПЕ

нельзя решить так, как решаются задачки по физике или математике, т.е.

естественнонаучным способом, что мы имеем дело с явлением совершенно

иного рода, что, следовательно, и сам теоретический подход к нему

должен быть совершенно иным. Но этого вывода не делают. Вместо этого

пытаются изобрести очередной способ разделить продукт между трудом и

капиталом, хотя тут же соглашаются, что такого способа, пожалуй, не

существует. То, перед чем рассудок останавливается и начинает в

бессилии суетиться в поисках решения, выставляя в качестве такового, то

одно, то другое соображение и отметая их тут же одно за другим; то, чем

он не в состоянии овладеть есть ПРОТИВОРЕЧИЕ между трудом и капиталом.

До тех пор, пока необходимо отделить друг от друга качественно

однородные факторы все идет гладко. Так нет ничего проще как разделить

яблоко в заданной пропорции, например, пополам. Поскольку обе половинки

яблока качественно ничем не отличаются друг от друга, то всякое их

количественное изменение относительно друг друга представляется

тавтологическим, т.е. ничего не меняющим качественно. Потому-то оно и

легко осуществляется. Рассудок в этом случае находится в своей стихии:

он легко делит, складывает, умножает и т.д. Но вот условия задачи

изменяются: требуется отделить друг от друга качественно различные

факторы. Отношение этого рода уже, очевидно, нельзя выразить в понятиях

"больше", "меньше", или "равно". Качественно различие ни в каком случае

не исчерпывается количественным соотношением. Однако, если бы

затруднение состояло только в этом! Дело в том, что сами эти

противоположности - труд и капитал - являются не только качественно

различными факторами, но их "поведение" оказывается весьма

своеобразным. В процессе производства они сливаются в одно и

неразличимы в произведенном продукте, но вне этого процесса они

предстают перед нами как совершенно разные и даже противоположные вещи.

Одним словом, труд и капитал тождественны и противоположны друг другу.

Вот это-то обстоятельство и становится настоящим тупиком для рассудка.

Исходя из противоположности труда и капитала, он пытается разделить так

же и произведенный продукт на части, вменяемые, соответственно, труду и

капиталу. Но на этом пути он наталкивается на ТОЖДЕСТВО этих факторов

производства делающее положительное и непосредственное решение задачи

невозможным; оказывается, любую часть произведенного продукта можно

рассматривать И как произведение труда, И как произведение капитала.

Однако, это открытие не останавливает рассудок и он пытается все же

если не прямо, то косвенно, при помощи всякого рода хитроумных

способов, отделить долю труда от доли капитала, т.е. от тождества того

и другого он вновь возвращается к их противоположности. Но скоро

оказывается, что все предложенные методы решения задачи могут иметь в

лучшем случае некоторое практическое значение, теоретически же заведомо

несостоятельны. Таким образом, вновь торжествует тождество и

неделимость труда и капитала. Таким образом, рассудок блуждает от

тождества труда и капитала к их различию, от одной противоположности к

другой, пытаясь свести одно к другому или выразить одно через другое.

Иными словами, рассудок пытается избавиться от ПРОТИВОРЕЧИЯ, в то время

как оно-то как раз и есть САМА СУТЬ ДЕЛА.

Но всем этим мучениям и блужданием рано или поздно приходит конец.

Убедившись в невозможности распутать ВНУТРЕННЕЕ объективное отношение

между трудом и капиталом и бесплодности соответствующих попыток,

политэкономия "выныривает" на ПОВЕРХНОСТЬ экономических отношений и

здесь находит счастливый выход из тупика. НЕВАЖНО что и как производят

труд и капитал; НА РЫНКЕ, т.е. реально, заработная плата (или процент

на капитал) устанавливаются по закону спроса и предложения: например,

заработная плата устанавливается на таком уровне, при котором

предложение труда и спрос на него уравновешивают друг друга. Аналогично

устанавливается и процент на капитал. Все внутренние противоречия и

неопределенности на поверхности вырождаются или разрешаются в простую и

ясную зависимость. Здесь рассудок оказывается в своей стихии: объект,

метод и способы исследования получают вполне определенные и понятные

очертания. Метафизике и диалектике приходит конец. Здесь рассудок у

себя дома.

И сколь простые и понятные очертания получают с этой точки зрения все

экономические проблемы и зависимости! Например:

"Если предложение какого-то... вида труда очень велико по отношению к

спросу на него, то в результате заработная плата будет низкой. А если

спрос большой, а предложение относительно небольшое, то заработная

плата будет очень высокой." ( 49 0.2.168)

Или:

"Профсоюзы могут повышать ставки заработной платы путем сокращения

предложения труда."( 49 0.2.164)

Подобные положения - это вам не диалектика Маркса и не схоластика Бем

-Баверка. Это - как таблица умножения, - настоящий фундамент и

основание науки.

Вместе с тем и нельзя сказать, что бы опыты Визера и Кларка остались

в забвении. Старый-престарый закон спроса и предложения дополняется

новейшим открытием: каждый класс получает то, что он произвел. Таким

образом, если закон спроса и предложения показывает нам СКОЛЬКО

получает каждый класс, то выводы Кларка устраняют все возможные мучения

совести и провозглашают торжество социальной справедливости ибо каждый

класс получает ПО ЗАСЛУГАМ. Правда, отделить то что произведено данным

классом от того, что им не произведено нет решительно никакой не только

практической, но даже и теоретической возможности; правда, социальная

справедливость в понимании Кларка обладает подозрительной гибкостью ибо

любые, сколь угодно чудовищные социально - экономические явления, как

оказывается, ей нисколько не противоречат: рабочий может трудиться в

поте лица своего и в то же время умирать с голоду - даже и это не

вносит никаких диссонансов в гармонию Кларка ибо и в этом случае

рабочий получает, как нас в том уверяет Кларк, то, что он произвел;

правда и сама экономика признает, что слишком часто в действительности

теориям производительности факторов производства ничего не

соответствует; правда можно привести еще с дюжину всякого рода

соображений, ставящих под сомнение выводы Кларка, но все это - от

лукавого. Все это подводит нас к тому пределу который экономика никогда

не перейдет. Поэтому, не взирая ни на что, указанная наука продолжает

поучать нас:

"В анализе формирования цен на ресурсы раскрывается обоснование

положения о том, что экономическая справедливость является одним из

имманентных признаков... капиталистической экономики... Рабочий, в

сущности, получает доход, равный его предельному вкладу в доход фирмы.

Грубо говоря, рабочему выплачивают то, чего он стоит... Теория

предельной производительности... обосновывает честное и справедливое

распределение дохода."( 49 0.2.153)

Однако, вернемся к закону спроса - предложения. Названный закон

показывает как устанавливается равновесие между спросом и предложением

в процессе обмена. Но обмен есть процесс, следовательно, ПРОТИВОРЕЧИЕ,

следовательно, понимать его (обмен, а значит, и закон спроса -

предложения) можно ПО РАЗНОМУ. Как же нам предлагает понимать его

экономика? Ответ на этот вопрос находим у родоначальника этой науки

Маршалла. Последний пишет:

"Роль, которую играет в современной теории распределения чистый

продукт на пределе производства, склонны понимать неправильно...

Многие... предположили, что он представляет собой предельное

использование вещи, как РЕГУЛИРУЮЩЕЕ стоимость всего продукта, но это

не так... Стрелка автоматических весов определяет, в смысле ПОКАЗЫВАЕТ,

искомый вес... Предельные виды употребления средств производства не

регулируют стоимость, так как они, наряду со стоимостью, сами

регулируются этими общими отношениями (спроса и предложения)."( 44 0.2.101 4)

Мы должны аплодировать Маршаллу. Совершенно правильно: ни предельные

продавец и покупатель (в обмене товаровладельцев), ни предельный

рабочий, ни предельная единица капитала (в обмене между трудом и

капиталом) НИЧЕГО НЕ ОПРЕДЕЛЯЮТ, но лишь ПОКАЗЫВАЮТ цену

соответствующего товара или фактора производства, подобно тому, как

стрелка весов показывает вес. Одним этим положением устраняется весь

тот невообразимый хлам, которым загромождены теории Бем-Баверка и

Кларка и состоящий в попытках выставить предельного агента обмена в

качестве определяющей силы. Но тем самым вскрывается ИСТИННЫЙ СМЫСЛ

указанных теорий. Для того, чтоб понять в чем он состоит, обратимся к

примеру.

Представим себе фермера, который, обладая средствами производства

данного качества и количества, расширяет площадь обрабатываемой земли.

Очевидно, что каждый дополнительный квадратный метр обрабатываемой

земли требует от него дополнительных усилий и затрат. С другой стороны,

поскольку количество труда и капитала, которым он располагает,

неизменно, то при расширении площади земли на одну единицу, на долю

последней приходится все меньше капитала и труда. Следовательно, каждый

дополнительный участок обрабатываемой земли дает меньшую отдачу, чем

предыдущий. Спрашивается, до каких пределов фермер будет увеличивать

площадь возделываемой территории? Ответ очевиден: до тех пор, пока

отдача с каждого дополнительного участка земли превышает вложенные в

него затраты. Как только производительность последнего или предельного

участка земли сравняется с вкладываемыми в него предельными затратами

труда и капитала, процесс расширения обрабатываемой территории

остановится.

Смысл этого примера состоит не в том, чтоб показать как предельные

издержки естественным порядком уравновешиваются предельным доходом или

предельной отдачей, - эта мысль, как кажется, уже должна быть ясна из

предыдущего. Смысл примера в том, чтоб показать КАКОГО РОДА отношения

складываются между факторами производства. ЭТО ГЛАВНОЕ. Фермер

ИСПОЛЬЗУЕТ землю как чисто ТЕХНИЧЕСКИЙ ФАКТОР производства, и таковым

она в нашем примере и является в действительности. Но точно ТАКОГО ЖЕ

РОДА отношения, по мысли классиков теории предельной

производительности, имеют место и между ТРУДОМ и КАПИТАЛОМ. Капиталист

нанимает рабочих, ИСПОЛЬЗУЕТ их в производстве до тех пор, пока доход,

приносимый предельным рабочим, не сравняется с его заработной платой.

Отсюда затем делаются все выводы в пользу социальной справедливости

(см. выше). То есть капиталист выступает как СУБЪЕКТ экономических

отношений, в то время как рабочий оказывается в роли ОБЪЕКТА этих

отношений, между ним и прочими средствами производства (станками,

зданиями, землей, рабочим скотом и т.д.) НЕТ НИКАКОЙ РАЗНИЦЫ. Таким

образом, все отношение между трудом и капиталом сводится к чисто

ТЕХНИЧЕСКОМУ ОТНОШЕНИЮ какое существует между субъектом и

неодушевленными факторами производства. И вот здесь-то мы и

обнаруживаем главный корень экономики (не путать с политэкономией!).

Все построения Кларка - Карвера есть ни что иное как закон спроса и

предложения, понимаемый в чисто ТЕХНИЧЕСКОМ смысле.

Первый шаг к такому пониманию делается тогда, когда труд и капитал

отождествляют с обычными товарами. Так Маршалл говорит:

"...Нет ничего такого, что бы сильно отличало отношения между

капиталом... и заработной платой... от отношений между двумя любыми

другими факторами производства в общей системе

распределения..."( 44 0.2.247)

Но недостаточно свести отношение между трудом и капиталом к обмену

между обычными товарами ибо этот обмен ТО ЖЕ есть противоречие, он то

же противоречит всем понятиям рассудка, от него ТО ЖЕ поэтому

необходимо избавиться. Отсюда следующий и завершающий шаг: собственник

рабочей силы не есть собственник, вообще не есть СУБЪЕКТ экономических

отношений, но лишь ФАКТОР производства, наряду с другими факторами;

между трудом и капиталом поэтому ВООБЩЕ НЕТ НИКАКОГО ОБМЕНА, но есть

лишь процесс технического использования капиталистом находящейся в его

распоряжении рабочей силы. Рабочая сила - это просто

технико-производственный ресурс, которым капиталист распоряжается по

своему усмотрению, исходя из технической целесообразности. Этот процесс

и иллюстрируют нам многочисленные графики, показывающие как происходит

наем рабочей силы, роль предельного рабочего и т.д. Таким образом,

закон спроса - предложения получает сугубо техническое толкование.

Но дойдя до этого пункта вдруг вспоминают, что рабочий есть

"самоцельная личность", что он "тоже собственник", что он не просто

используется капиталистом, но ПРОДАЕТ ему рабочую силу, что он,

следовательно является не средством производства, но контрагентом

капиталиста в обмене между трудом и капиталом и т.д. Из этого

затруднения выходят неожиданно легко и просто: просто-напросто схему,

начертанную выше, переворачивают на 180 градусов. Если раньше величина

капитала предполагалась данной и происходил наем рабочей силы, то

теперь предполагают, что рабочая сила дана, с ее стороны предъявляется

спрос на капитал и происходит процесс вовлечения капитала в

производство. Нам показывают как при данной рабочей силе

производительность очередной единицы капитала падает и как в конце

концов устанавливается равновесие между процентом на капитал и

производительностью предельной единицы капитала. Словом, по отношению к

капиталу теперь повторяется все то, что раньше говорилось по отношению

к труду. Если раньше капитал ИСПОЛЬЗОВАЛ труд, то теперь труд

ИСПОЛЬЗУЕТ капитал; раньше капиталист выступал в роли субъекта

экономических отношений, а рабочий - в роли объекта, то теперь рабочий

узурпирует роль субъекта, а капиталисту предоставляет довольствоваться

ролью объекта экономических отношений. Таким образом, все приходит в

гармонию и на этом теория распределения завершается.

Итак, картину живой, противоречащей себе, действительности разрывают

на две абстрактные картинки которые, правда, противоречат друг другу,

но зато не противоречат самим себе. Этим способом от противоречия,

которое следовало понять, как бы освобождаются или предоставляют себе

возможность его не замечать. Задача, - об отношении между трудом и

капиталом, - решается, но благодаря тому, что не только искажаются ее

условия, но устраняется сам ее смысл. Это - полное теоретическое

банкротство.

Однако, банкротство банкротству - рознь. Доведя экономические

отношения до той степени пустоты, на которой от них ничего не остается

кроме формально - логических связей, ЭКОНОМИКА (еconomics) лишь

достигает действительного своего основания, своего начала. Эта пустота

- суть та почва, на которой произрастает новая наука, наука нашего

времени. Здесь не остается места для рассуждений на тему: что такое

стоимость?, какова природа прибыли или заработной платы? и проч., для

построений в духе Смита или Рикардо, Маркса или Бем-Баверка; здесь

завершается КЛАССИЧЕСКАЯ ПОЛИТЭКОНОМИЯ и берет свое начало ЭКОНОМИКА.

Содержание и основание этой науки: факты, здравый смысл и прагматизм.

Объект исследования: материальные условия образования и существования

спроса и предложения и цена как простое их соотношение. Поскольку мы

имеем дело с МАТЕРИАЛЬНЫМИ условиями производства и потребления, то эти

условия оказываются в ряду всех прочих материальных условий и метод и

способ их изучения и понимания не могут потому отличаться от

естественнонаучных. Поскольку все отношения сведены к формально -

количественным, то для их исследования могут быть привлечены

математические приемы и представления. Короче говоря, политэкономия

окончательно выходит на почву естествознания и превращается в

технико-экономическую науку, т.е. в экономику.(*4)

Труд и капитал - это обычные товары, говорит Маршалл, а вслед за ним

повторяют и другие экономисты. Все они неправы "только в одном": труд и

капитал - это НЕ ТОВАРЫ.

Разница здесь бросается в глаза с первого же взгляда.

Что из себя представляет простой товарообмен? На рынке встречаются

два товаровладельца, два СОБСТВЕННИКА своих товаров, затем они

обмениваются СОБСТВЕННОСТЬЮ, и затем, удаляются с рынка, но уже в

качестве СОБСТВЕННИКОВ других товаров. Весь процесс, как видим,

протекает в рамках СОБСТВЕННИЧЕСКИХ отношений.

А что мы видим в обмене между трудом и капиталом? Внешне - то же

самое: рабочий продает свою рабочую силу, капиталист ее покупает. Но

если в случае с простыми товаровладельцами с завершением купли-продажи

товара все отношения между ними так же завершаются, то в случае с

трудом и капиталом с купли-продажи рабочей силы отношения между рабочим

и капиталистом только начинаются. То, что в первом случае составляет

СУЩЕСТВО процесса, в последнем случае оказывается лишь его внешней

формой или формальным началом.

Далее. Простые товаровладельцы как до, так и после обмена товарами

остаются СОБСТВЕННИКАМИ. Правда, в сам момент обмена, когда каждый из

них уже отдал свой товар, но еще не получил в обмен другой, каждый из

них оказывается как бы в промежуточном состоянии: его собственность

неопределенна: он уже расстался со своим товаром, но взамен еще ничего

не получил. Но эта неопределенность чисто идеальна; физически,

материально оба обмениваемых товара существуют рядом и отдельно друг от

друга и если не случается ничего непредвиденного, то уже в следующее

мгновение всякая неопределенность снимается: каждый из товаровладельцев

получает товар, который желал получить и на этом все благополучно

заканчивается. Не то в случае с трудом и капиталом. Фактически рабочий

и капиталист не обмениваются товарами, своей собственностью, - такова

лишь видимость отношений между ними, - но им предстоит тем или иным

образом распределить между собой продукт, произведенный трудом и

капиталом. Физически этот продукт составляет одну сплошную массу и мы

ни где не находим границы, отделяющей собственность рабочего от

собственности капитала. Более того, самим своим существованием продукт

обязан как труду, так и капиталу и может быть рассматриваем и как

продукт только труда, и, с равным успехом, как продукт только капитала.

Таким образом, между собственностью рабочего и капиталиста не

существует не только материальной, но даже идеальной границы. Но и

этого мало. Исходя из самой сути дела как рабочий, так и капиталист, -

каждый из них не только может, но ДОЛЖЕН претендовать на собственность

другого ибо каждая часть произведенного продукта может быть вменена как

труду, так и капиталу. Таким образом, налицо полная неопределенность

собственности. То, что в обмене между простыми товаровладельцами было

лишь мимолетным, едва уловимым мгновением, совершенно ничтожным как

теоретически, так и практически, здесь, в отношении между трудом и

капиталом становится СОДЕРЖАНИЕМ указанного отношения, самой сутью

дела. И если обмен между товаровладельцами происходит в рамках

отношений собственности, то между рабочим и капиталистом эти отношения

еще только устанавливаются и сама суть отношения между трудом и

капиталом состоит в том, что оно есть процесс СТАНОВЛЕНИЯ

СОБСТВЕННИЧЕСКИХ отношений, т.е. ПРАВОВЫХ отношений.

Логическое противоречие труда и капитала означает только одно,

именно, что их действительное отношение друг к другу есть БОРЬБА, а

какой бы то ни было способ распределения произведенного продукта может

быть лишь результатом этой борьбы. Если продукт произведен совместно

трудом и капиталом, причем факторы эти в производственном процессе

играют качественно различные роли, если, с другой стороны,

произведенный продукт необходимо должен быть разделен между

собственниками указанных факторов, то теоретически из этого может

следовать только один вывод: труд и капитал существуют как свободно

противостоящие друг другу силы и поэтому их реальное существование

состоит в борьбе друг с другом. Единственным выводом из анализа

проблемы труда и капитала является вывод о необходимости и неизбежности

КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ.

Основная ошибка политэкономии в вопросе о проценте и заработной

плате состоит в том, что она подходит к нему с естественнонаучной

точки зрения, между тем как именно в этом вопросе и, соответственно, в

объективном явлении прибавочного продукта, ЕСТЕСТВЕННЫЙ ход вещей явно

прерывается. Прибавочный продукт есть некоторый излишек, который

человек получает за счет возрастания производительности труда при

неизменных трудовых затратах. Человек как бы сбрасывает со своих плеч

заботу о хлебе насущном, перелагает производительные функции на

природные силы и тем самым становится СВОБОДНЫМ от этих функций, от

внешних условий своего существования. Там, где производство продукта

перестает стоить человеку материальных усилий, - там материя перестает

существовать для него и он предоставляется самому себе, начинает

существовать сам для себя. Следовательно, величина прибавочного

продукта определяет СТЕПЕНЬ СВОБОДЫ человека от природы, от внешней

материальной необходимости. Но по мере того, как в существовании

индивидов остается все меньше места непосредственной зависимости от

природы, начинают зарождаться и играть все большую роль их отношения

МЕЖДУ СОБОЙ. Природная жизнь вытесняется социальной жизнью, внешняя

материальная необходимость - субъективно установленным законом, ПРАВОМ.

Поэтому отношения, разворачивающиеся вокруг прибавочного продукта уже

не имеют характера естественных, "только экономических", отношений, но

это уже СОЦИАЛЬНЫЕ отношения. Таким образом, ошибка политэкономии

состоит собственно в том, что она остается политэкономией в вопросе,

который лежит за пределами собственно экономических отношений как

таковых, она продолжает анализировать с экономической точки зрения

вопрос, который уже утратил экономический характер. В вопросе о

прибавочном продукте политэкономия доходит до своего предела и начинает

топтаться на одном месте. Одни экономисты нападают на процент за его

якобы социальную несправедливость, другие пытаются по мере своих сил

подыскать ему подходящее оправдание, третьи подходят к вопросу с чисто

естественнонаучной или даже технической точки зрения и т.д. При этом со

всех сторон высказывается очень много ценных и полезных мыслей,

выстраиваются более или менее содержательные теории, но никто при этом

не замечает главного противоречия: именно, что вопрос имеет уже

социальную, а не экономическую окраску. Вернее, это замечают (ибо не

заметить этого невозможно), но не делают из этого должных выводов. Все

социально - экономические отношения продолжают исследовать с их технико

- экономической стороны. Считается, что страсти межклассовой борьбы

только мешают правильному решению вопроса, его объективному

рассмотрению, тем самым стремятся избежать этой борьбы, уйти от нее,

вместо того, чтоб сделать ее объектом своего внимания. Политэкономия

желает оставаться политЭКОНОМИЕЙ там, где она объективно уже перестает

быть ею. И именно поэтому она перерождается в ЭКОНОМИКУ, т.е.

окончательно становится на технико - экономическую точку зрения. Это с

одной стороны, с другой - появляются побочные продукты этого

разложения: апология капитализма, пролетарская демагогия, пропаганда

межклассовой ненависти и т.п.

Из всех экономистов только Маркс взглянул на отношение между трудом и

капиталом как на социальный процесс, но и он этот процесс свел к

эксплуатации, т.е. форме грабежа. Социальный процесс в его теории

получил видимость антисоциального и тем самым и Маркс завел, со своей

стороны, политэкономию в тупик.

Классовая борьба не является ни актом грубого классового насилия, ни

каким-то случайным или посторонним элементом, но тем единственным

способом, которым вопрос о распределении прибавочного продукта может

быть решен и решается в действительности. Но это значит, что эта борьба

И ЕСТЬ единственно реальное СОДЕРЖАНИЕ вопроса о проценте и заработной

плате. С чисто теоретической точки зрения безразлично какая доля

прибавочного продукта отходит труду, а какая - капиталу - любое решение

этого спора будет одинаково правильным и неправильным, одинаково

справедливым и несправедливым. Т.е. нет никакой внешней, ЧИСТО

ЭКОНОМИЧЕСКОЙ необходимости в том или ином его решении. Но там, где

прекращает свое действие внешняя экономическая сила, отношения между

индивидами регулируются внутренними, социальными силами. Из сферы

экономических отношений мы переходим в сферу социальных отношений, в

сферу ГОСУДАРСТВА и ПРАВА. Но тем самым политико-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ

содержание проблемы исчерпано.

Мы сказали только что, что бытие двух общественных классов

капиталистов и наемных рабочих есть КЛАССОВАЯ БОРЬБА. Как на этой

основе могут возникнуть ГОСУДАРСТВО и ПРАВО? Не окажется ли неизбежно в

условиях классовой борьбы любое право - правом сильного, а государство

- лишь инструментом насилия? Не явится ли вся юриспруденция лишь

лицемерным прикрытием этого насилия? Для того, чтоб правильно ответить

на эти вопросы необходимо уяснить главное, именно, что само

капиталистическое производство содержит в себе нечто такое, что

соединяет и объединяет классы и что, следовательно, может явиться

материальной основой государства именно как общественного, а не

классового института.

Еще Маркс и Энгельс в "Манифесте коммунистической партии" указывают

на то обстоятельство, что труд и капитал необходимы друг для друга и в

самом ходе своих взаимоотношений воспроизводят друг друга. Однако в их

понимании капитал воспроизводит труд как своего могильщика или как

палач "воспроизводит" жертву. То есть необходимость труда и капитала

имеет в их понимании чисто отрицательный характер: они необходимы друг

для друга но, в тоже время, исключают друг друга: капитал может

существовать ТОЛЬКО за счет труда, рабочий может восстать из

социального небытия, только разбив "цепи капиталистического рабства".

Но тогда как объяснить, что труд и капитал вообще сосуществуют? Как

объяснить хотя бы один мирный день в истории общества? Как объяснить

само существование общества? Что заставляет жертв и их палачей жить бок

о бок? Что соединяет их вместе? Как может существовать ОБЩЕСТВО людей,

между которыми отсутствует что-либо ОБЩЕЕ? Может быть единственной

силой, соединяющей людей в общество является насилие? Например, при

помощи государства один общественный класс держит в повиновении другой.

Так и объясняют сущность общественных отношений коммунисты. Однако ясно

само собой, что сначала должно появиться ОБЩЕСТВО и только после этого

может появиться какая бы то ни было ОБЩЕСТВЕННАЯ СИЛА, например, сила

государственной власти. Невозможно представить каким образом насилие в

ОБЩЕСТВЕННЫХ МАСШТАБАХ может появиться РАНЬШЕ общества и стать основой

этого общества? То, что люди собираются вместе невозможно объяснить

воздействием какой-то только лишь ВНЕШНЕЙ СИЛЫ потому, что эта сила

сама должна на что-то опираться и само ее существование предполагает

наличие каких-то УЖЕ существующих общественных институтов.

Следовательно, общество не может существовать, не может даже возникнуть

если отсутствует определенная внутренняя заинтересованность индивидов в

его существовании.

Следовательно, между трудом и капиталом должна существовать не

только отрицательная, но и положительная связь. Труд и капитал

необходимы друг для друга и воспроизводят друг друга не только в

отрицательном, но и в положительном смысле. Иначе говоря, труд и

капитал должны быть положительно заинтересованы в существовании друг

друга.

Однако, первоначально эта заинтересованность имеет характер так же

лишь внешней необходимости. Труд и капитал необходимы друг для друга

прежде всего материально, технически. Средства производства могут

функционировать только совместно с трудом, с другой стороны, труд

становится производительным только будучи соединенным со средствами

производства. Однако это техническое взаимодействие по прежнему

воспринимается как трудом, так и капиталом лишь как необходимое зло.

Капиталист с удовольствием бы уволил всех своих рабочих и заменил бы их

машинами, если бы это было возможно. С другой стороны и рабочие

воспринимают капиталиста как нахлебника, отнимающего у них часть

производимого ими продукта.

Но существует еще одна точка, соединяющая труд и капитал более

прочной и глубокой связью чем только лишь их техническая необходимость

друг для друга. Речь идет о повышении производительности труда, т.е.

увеличении количества производимого продукта при неизменных трудовых

затратах. Предположим, что за рабочий день производится 100 ед.

продукта 10 из которых составляют заработную плату рабочего.

Предположим, что в результате внедрения улучшенных методов производства

производительность труда повышается. Поскольку увеличение количества

производимого продукта происходит НЕ ЗА СЧЕТ дополнительных затрат

труда, то ДЛЯ РАБОЧЕГО это повышение всегда будет лишь ВНЕШНИМ ФАКТОМ.

Это означает, что СНАЧАЛА произойдет увеличение количества

производимого продукта, и только ВСЛЕД ЗА ЭТИМ рабочий может

потребовать увеличения своей заработной платы. Иначе говоря, рост

заработной платы будет отставать от роста производительности труда.

Следовательно, несмотря на то, что при увеличении производительности

труда стоимость продукта, согласно трудовой теории стоимости, остается

неизменной, тем не менее появляется прибавочная стоимость, иначе

говоря, доля прибыли в общей стоимости продукта увеличивается, а доля

труда - уменьшается. Но доля труда в натуральном выражении, или

реальная заработная плата - также увеличивается. В самом деле,

предположим, что в результате увеличения производительности труда

количество производимого продукта увеличилось со 100 до 500 ед., а

заработная плата - с 10 до 25 ед. При этом стоимость 500 ед. продукта

осталась неизменной и равной стоимости прежних 100 ед. В первом случае

рабочий получал десятую долю произведенного продукта и, соответственно,

его стоимости, во втором - лишь двадцатую долю. Следовательно,

номинальная его заработная плата уменьшилась в два раза, но реальная

возросла с 10 до 25 ед., т.е. в 2,5 раза. Доля капиталиста увеличилась

как натуральном, так и - что для него единственно существенно, -

стоимостном выражениях.

Но главное здесь состоит в том, что с ростом производительности

труда открывается положительная возможность повышения уровня жизни

рабочего. В том случае, если заработная плата может возрасти только ЗА

СЧЕТ прибыли капиталиста, если один общественный класс может что-то

получить только за счет другого, мы имеем перед собой межклассовое

противоречие, которое может быть разрешено только посредством насилия в

той или иной его форме. Но если заработная плата может повышаться

одновременно с повышением прибыли появляется общая основа социального

бытия. О мире и согласии здесь еще может быть нет и речи, но наличие

определенной МАТЕРИАЛЬНОЙ ВОЗМОЖНОСТИ того и другого бесспорно.

Предположим, далее, что в результате внедрения улучшенных орудий

труда произошло не увеличение количества производимой продукции, но

улучшение ее качества. В этом случае количество продукта остается

неизменным, но его стоимость увеличивается в силу увеличения его

ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ стоимости. Предположим, что в течение дня производилась

стоимость в размере 100 руб., 10 из которых составляли заработную плату

рабочего. Если улучшение качества продукции произойдет НЕ ЗА СЧЕТ

повышения квалификации рабочих, а за счет внедрения более совершенных

машин, то СНАЧАЛА возрастет стоимость производимой продукции за счет

увеличения ее потребительной стоимости, и только ПОСЛЕ ЭТОГО возможен

рост заработной платы. Но если доля рабочего в стоимости продукта

уменьшается (что неизбежно, если его номинальная заработная плата

остается неизменной при возрастании общей стоимости продукта), то он,

естественно, предпримет все усилия к тому, чтоб воспрепятствовать этому

уменьшению. В результате его номинальная заработная плата будет так же

возрастать, но медленнее, чем происходит рост стоимости производимого

продукта. Но если количество производимого продукта остается

неизменным, то какое бы то ни было увеличение номинальной заработной

платы означает абсолютное увеличение доли рабочего в произведенном

продукте. То есть заработная плата возрастает не только номинально, но

и в натуральном выражении. Доля капиталиста, в свою очередь,

уменьшается в натуральном и возрастает в стоимостном выражениях. И

здесь, следовательно, мы обнаруживаем возможность появления чего-то

ОБЩЕГО в отношениях между рабочим и капиталистом.

Таким образом, даже если все изменения, приводящие к повышению

производительности труда происходят только на стороне капитала,

положение рабочих в самом худшем случае не изменится, но в любом случае

появится возможность и тенденция к его улучшению.

Если же мы предположим некоторую промежуточную ситуацию когда в

результате внедрения улучшенных орудий труда и приемов производства, а

также повышения квалификации рабочих, происходит И возрастание

количества производимого продукта И увеличение его качества, то,

очевидно, что как заработная плата, так и прибыль капиталиста ВОЗРАСТУТ

как в натуральном, так и в стоимостном выражениях, т.е. результат будет

так же промежуточным по отношению к крайним случаям, разобранным выше.

Но, конечно, темпы роста заработной платы и прибыли относительно друг

друга могут быть при этом самыми различными.

И, наконец, последний случай, когда заработная плата представляет

собой не просто такое-то количество произведенного продукта в

натуральном или стоимостном выражении, но является определенной и

ПОСТОЯННОЙ ЧАСТЬЮ этого продукта (принцип участия в прибылях).

Например, рабочие получают одну десятую продукта независимо от того как

изменяются его количество и качество. В этом случае при увеличении

производительности труда доход рабочих (а заработная плата в этом

случае получает именно характер дохода) и капиталистов будет

увеличиваться за счет успешной конкуренции, экономии материальных и

трудовых ресурсов и т.п., т.е. доход тех и других может быть различным

по величине, но качественно он однороден, ибо участвуя в прибылях

предприятия, рабочие тем самым становятся "отчасти" капиталистами.

Здесь уже появляется положительное тождество интересов труда и

капитала. Впрочем, этот случай мало актуален.

Итак, мы видим, что с какой бы стороны мы не подошли к вопросу, что

бы мы не понимали под стоимостью продукта, возрастание

производительности труда роковым образом повышает уровень жизни как

рабочих, так и капиталистов. Правда, это повышение жизненного уровня

рабочих может произойти лишь в долговременной тенденции; правда оно

НИКОГДА не произойдет само собой, рабочие должны, если угодно, вырвать

его у капитала; более того, непосредственным следствием повышения

производительности труда, например, в результате внедрения новых машин,

может быть не улучшение жизненного уровня рабочих, но положительное и

серьезное его падение (по причине усиления конкуренции между рабочими и

проч.). Но из всего этого следует лишь то, что всякая материальная

возможность не осуществляется сама собой, но ЕЩЕ ДОЛЖНА БЫТЬ

РЕАЛИЗОВАНА, и что эта реализация требует известных затрат, жертв и

времени и все эти затраты должны произвести вполне конкретные люди;

что, следовательно, всякий шаг вперед на пути к социальной

справедливости и прогрессу дается не иначе как потом и кровью... Кого

винить в этом?

Но если в повышении производительности труда одинаково и объективно

заинтересованы как рабочий, так и капиталист, то невозможно, чтобы этот

объективный факт рано или поздно не был осознан и не стал так же и

субъективным фактом, т.е. внутренним мотивом, определяющим отношения

между рабочим и капиталистом. Собственно даже и само осознание этого

факта не является делом личной проницательности того и другого, но

необходимость его диктуется объективной необходимостью все того же

повышения производительности труда, объективными интересами того и

другого. Чем раньше и лучше рабочий и капиталист осознают свои

действительные интересы и цели тем полнее они осуществят их. Это как

раз тот случай, когда умнеет даже глупец, когда сама жизнь, самые

настоятельные потребности и интересы людей заставляют их здраво

смотреть на вещи.

Но если выясняется, что в росте производительности труда

заинтересованы как рабочий, так и капиталист, то тем самым

непосредственно обнаруживается и более существенный факт - что они

вообще в процессе производства имеют одну и ту же цель - СОХРАНЕНИЕ и

НАКОПЛЕНИЕ СОБСТВЕННОСТИ. Они поэтому не только материально необходимы

друг для друга, но и их внутренние интересы объективно тождественны.

Рабочий заинтересован в повышении производительности капитала и

наоборот. Следовательно, чтоб обеспечить СВОЮ собственность необходимо

обеспечить ЧУЖУЮ собственность. ЧУЖАЯ собственность, следовательно,

становится гарантом СВОЕЙ собственности; интересы собственников,

следовательно, ТОЖДЕСТВЕННЫ. Это тождество получает окончательное

выражение в признании ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ рабочего - на рабочую силу,

капиталиста - на средства производства. Таким образом собственность

рабочего и собственность капиталиста в техническом, материальном

существовании противоположны друг другу, но то и другое суть

СОБСТВЕННОСТЬ, идеально они тождественны. Это их тождество остается

только идеальным до тех пор, пока оно не осознано и не признано. Но как

только это произошло между трудом и капиталом появляется третий фактор,

объективно выражающий их субъективное, т.е. внутреннее тождество -

ГОСУДАРСТВО И ПРАВО. Экономические отношения, классовая борьба,

получают форму ПРАВОВЫХ отношений, заключаются в РАМКИ этих отношений.

ПРИМЕЧАНИЯ

*1 Цифры в скобках здесь и далее указывают источник откуда берется

цитата. Первая цифра - номер издания согласно списку литературы,

помещенному в конце статьи; вторая цифра - номер тома, если издание

многотомное; наконец последняя цифра (или цифры) - номер страницы (или

страниц).

*2 Желающие возразить могут заметить нам, что в действительности процесс "закабаления" труда происходил вовсе не так мирно и гармонично,

как мы только что описали, что в действительности это был грабеж среди

белого дня (первоначальное накопление) и т.п. Но мы и не пытались

показать историю возникновения капитала. Единственное, что следует из

разобранного примера, так это то, что даже если бы человеческое

общество развивалось безо всякого насилия, капитал и соответствующий

способ производства все равно возникли бы. Следовательно, несмотря на

то, что рождение капитала сопровождалось всевозможными насилиями и

злоупотреблениями, насилие не является сущностью капиталистического

производства или движущей его силой.

*3 К такому же выводу приходит и Клейнвехтер (см.8.1.149)

*4 В связи со сказанным предлагаю следующее определение экономики

(economics): экономика - это наука рассматривающая процесс обмена между

трудом и капиталом с технико-экономической точки зрения и потому

сводящая все СОЦИАЛЬНО-экономические отношения к их

технико-экономической стороне.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения. В 39-ти томах. - М.:Политиздат.

2. Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. В 9-ти томах. -

М.:Политиздат, 1984.

3. М.И.Туган-Барановский. Основы политической экономии.

4. А.Маршалл. Принципы политической экономии. В 3-х томах. М.:

Прогресс, 1983 - 1984.

5. Н.Бухарин. Политическая экономия рантье. "Орбита", Московский

филиал, 1988.

6. Е.Бем-Баверк. Основы теории ценности хозяйственных благ. Спб.:

1903.

7. Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5-ти томах. -

М.: Политиздат, 1956.

8. И.Г.Блюмин. Критика буржуазной политической экономии. В 3-х томах.

9. Кэмпбелл Р.Макконнелл, Стэнли Л.Брю. Экономикс. Москва, 1992.