А.Усов
  640026, г.Курган, а/я 2540. E-mail: usoff@narod.ru

Главная страница: www.usoff.narod.ru

                           ПРОТИВ В.КОЖИНОВА *
      (отлуп на книгу В.Кожинова "История Руси и Русского слова")

 1.Тираны "ихние"  и  "наши"
 2.Империи  "ихние" и "наши"
 3.Киевская...империя
 4.Папист Мамай
 5.Выводы

                      1. Тираны "ихние" и "наши"

 Я хотел бы цитировать Кожинова как можно меньше.  Я вообще не хотел бы
его цитировать.  Но я буду вынужден много его цитировать, - больше, чем
следовало  бы  цитировать даже истинного поэта,  пророка или мыслителя.
Вынужден,  потому что выше сил моих передать всю пустоту  и  безмыслие,
свойственные  рассуждением  названного  "историка".  МЫСЛЬ - верную ли,
ложную ли  -  сформулировать,  пересказать  легко;  БЕЗМЫСЛИЕ  передать
"своими  словами"  невозможно.  И  вот  первый пример такой НЕВЫРАЗИМОЙ
бестолковщины:

 "Безусловное большинство    историков...    рассматривают...    (Ивана
Грозного) как заведомо "беспрецедентного" и,  в сущности, даже попросту
патологического тирана, деспота, палача.
 Нелепо было  бы  оспаривать,  что Иван IV был деспотическим и жестоким
правителем;  современный историк Р.Г. Скрынников, посвятивший несколько
десятилетий изучению его эпохи,  доказывает, что при Иване IV Грозном в
России  осуществлялся  "массовый  террор",  в   ходе   которого   "было
уничтожено  около  3-4 тыс.  человек[12]",- причем уничтожено во многих
случаях явно безвинно и к тому же зверски,  с  истязаниями  и  наиболее
тяжкими способами казни.
 Но нельзя  все  же   забывать   или,   вернее,   не   учитывать,   что
западноевропейские  современники Ивана Грозного - испанские короли Карл
V и Филипп II,  король Англии Генрих VIII и французский король Карл  IX
самым жестоким образом казнили сотни тысяч людей. Так, например, именно
за время правления Ивана Грозного - с 1547 по 1584  -  в  одних  только
Нидерландах,  находившихся  под  властью  Карла V и Филиппа II,  "число
жертв...  доходило до 100 тыс[13]." - причем речь идет прежде  всего  о
казненных или умерших под пытками "еретиках"...
 Предельная жестокость казней выражалась в том,  что значительная часть
жертв  сжигалась  заживо  на  глазах огромной толпы и,  как правило,  в
присутствии  самих  королей;  по  вполне  достоверным  сведениям,  было
"сожжено живьем 28 540 человек[14]".  Стоит сказать о том, что массовый
террор XVI века нередко  целиком  "списывают"  на  инквизицию.  Но  это
неверно;  в  Англии  вообще  не было инквизиции,  а террор был не менее
массовым  (см.  ниже);  еще  более  важно  отметить,   что   инквизиция
представляла  собой только судебную инстанцию,  а приговор приводился в
исполнение по воле королевской власти и ее средствами.
 Французский король  Карл  IX  23  августа  1572  года  принял активное
"личное" участие  в  так  называемой  Варфоломеевской  ночи,  во  время
которой  было  зверски убито "более 3 тыс.  гугенотов[15]" -- только за
то,  что они принадлежали к протестантству,  а не к католицизму;  таким
образом,  за  одну  ночь  было  уничтожено  примерно  столько же людей,
сколько за все время террора Ивана Грозного!  "Ночь" имела продолжение,
и "в общем во Франции погибло тогда в течение двух недель около 30 тыс.
протестантов" ...  В Англии Генриха  VIII  только  за  "бродяжничество"
(дело  шло  в  основном  о  согнанных  с превращаемых в овечьи пастбища
земель крестьянах) вдоль больших дорог "было повешено 72 тысячи  бродяг
и нищих[16]" .
 Словом, если на Руси Ивана Грозного было казнено  3-4  тысячи  человек
(об этом говорит не только Скрынников, но и другой современный историк,
также несколько десятилетий изучавший эпоху: "жертвами царского террора
стали  3-4  тыс.  человек";  однако  он  почему-то тут же умозаключает,
что-де "царский произвол приобретал...  характер абсолюта[17],  то есть
"беспрецедентный"  характер),  то  в  основных  странах Западной Европы
(Испании,  Франции,  Нидерландах,  Англии) в те же времена и с такой же
жестокостью,  а  также сплошь и рядом "безвинно" казнили никак не менее
300-400  тысяч  человек!  И  все  же  -  как  это  ни  странно  и  даже
поразительно  -  и  в  русском,  и в равной мере западном сознании Иван
Грозный предстает как  ни  с  кем  не  сравнимый,  уникальный  тиран  и
палач...
 Сей приговор почему-то никак не  колеблет  тот  факт,  что  количество
западноевропейских  казней тех времен превышает русские на два порядка,
в сто раз; при таком превышении, если воспользоваться популярной в свое
время   упрощенной   гегельянской   формулой  "количество  переходит  в
качество", и зловещий лик Ивана Грозного должен был вроде бы совершенно
померкнуть рядом с чудовищными ликами Филиппа II,  Генриха VIII и Карла
IX.  Но этого не происходит.  Почему?  Кто повинен в  таком  возведении
Ивана  IV в высший ранг ультра тирана и сверх палача,  хотя он безнадежно
"отставал" с этой точки зрения от своих западноевропейских коронованных
современников?
 Нет сомнения,  что  в  этом  повинны  русские  общественные   деятели,
историки, публицисты, да и русские люди вообще. Но с определенной точки
зрения главным виновником этого представления об Иване  Грозном  как  о
совершенно  исключительном,  из  всех  рядов  выходящем тиране и палаче
является...  сам Иван Грозный,  который, например, в 1573 году (то есть
через   год   после   отмены  опричнины)  в  своем  получившем  широкую
известность послании в Кирилло-Белозерский монастырь  обвинял  себя  "в
скверне,  во убийстве... в ненависти, во всяком злодействе", в том, что
он - "нечистый и скверный душегубец[18]".
 Вполне естественно   было   счесть   Ивана   Грозного  непревзойденным
душегубцем, если уж он и сам это всецело признает..."

 Перед нами  прекрасный образчик не такой-то исторической концепции,  а
чего-то в данном случае более важного - того как вообще Кожинов МЫСЛИТ.
 Нелепо, говорит он,  отрицать,  что Грозный был жестоким,  деспотичным
правителем.  -  Нет,  это  не  те  слова.  Деспотичным  и жестоким был,
например,  Петр 1.  Когда говорят о жестокости Грозного  имеют  в  виду
прежде всего его ЛИЧНЫЕ качества, а не характер его правления. И с этой
точки зрения МАЛО сказать,  что он  был  жесток.  Грозный  был  садист,
терзаемый самыми низкими страстями,  причем страсти эти достигали такой
силы,  что временами он,  похоже,  впадал в безумие.  То есть  это  был
именно "тиран,  деспот и палач" - так ближе к истине.  Но пусть,  пусть
будет более скромно и пристойно:  "жестокий и  деспотичный  правитель",
спасибо,  что  хотя бы с такой характеристикой Кожинов соглашается.  Но
если эти качества Грозного "нелепо отрицать",  то что же тогда отрицает
Кожинов?  Что  он  оспаривает?  Если  на  Западе  убивали в десятки раз
больше,  то разве Грозный от этого становится  хоть  на  самую  малость
лучше,  нравственно чище? К чему нам предъявлять все эти цифры жертв на
Западе?  Что они доказывают?  Что Генрих 8 или Филипп  2  так  же  были
тиранами и палачами? А разве кто-то выставлял их образцами добродетели?
Что мы не должны "забывать",  что "нельзя не учитывать"? Кожинов вообще
ЧТО нам доказывает, ЧТО объясняет?
 Кожинова смущает  очевидно  вот  что:  почему  западные  правители  не
"удостаиваются" той силы нравственного осуждения и порицания со стороны
истории,  что и Грозный,  несмотря на то, что казнили много больше, чем
Грозный. Он этого не понимает, и не мудрено: для того, чтоб понять это,
совершенно недостаточно статистики...
 Чем был 16 век для Европы? Это был период национально освободительных,
религиозных войн,  народных волнений и движений,  начавшейся буржуазной
революции,  феодальной  реакции,  всевозможных   заговоров,   дворцовых
переворотов,  период,  когда рушились и возникали империи и т.д. и т.п.
Никто  не  оправдывает  западных  тиранов,   но   на   Западе   тиранам
ПРОТИВОСТОЯЛА знать, противостоял народ, религиозные секты, диссиденты,
протестанты,  нации и т.д.,  и все эти общественные силы  противостояли
еще и ДРУГ ДРУГУ.  Шла ожесточенная борьба и в этой борьбе поистине все
СТОИЛИ друг друга:  когда, например, вожди сект захватывали где-нибудь
власть,  они  прибегали  к  тем  же  приемам  насилия,  так  же сжигали
"еретиков",  как и католическая церковь, против которой они восставали.
Таково   было  время:  фанатизм  восставал  против  фанатизма,  насилие
порождало насилие.  По напряженности вспыхнувших противоречий  даже  20
век не может сравниться с 16 ым. Вся Европа 150 лет бурлила и кипела. В
Германии Реформация вызвала три войны (не считая Тридцатилетней войны в
следующем,  17 веке), во Франции религиозные войны продолжались 37 лет,
в  Нидерландах  -  65  лет.  Отсюда  и масштабы жертв.  Люди боролись и
убивали друг друга за власть, за собственность, за свободу, за веру, за
убеждения  и  т.д.  -  им  БЫЛО  за  что  убивать  друг  друга.  Это не
оправдывает убийств с нравственной точки зрения,  это  говорит  лишь  о
том,  что  шла  БОРЬБА  не  на  жизнь,  а на смерть и у борьбы этой нет
конкретных виновников с именами и фамилиями: ТАК, через смерть и кровь,
делалась ИСТОРИЯ...
 А теперь скажите:  за что лилась кровь в России в это же время? Борьба
за власть между князьями завершилась еще во  времена  Василия  Темного.
Государство  было  уже "собрано",  народная вольность - сломлена даже в
Новгороде и Пскове,  некогда строптивые бояре давно уже подписывались в
своих челобитных царю: "ХОЛОП твой Федотка" и т.п. Страна погрузилась в
рабство.  Ни с одной стороны не слышно было ни  малейшего  ропота.  Все
внешние  враги  ослабли  и перестали представлять угрозу.  Религиозного
спокойствия никто не нарушал.  Понятно,  когда в той же Германии князья
казнили  ВОССТАВШИЙ  народ,  но  зачем  Грозному  понадобилось  казнить
ПОКОРНЫЙ народ?  Понятно, когда на Западе армии брали вражеские города,
но  зачем  было  Грозному  брать  СВОИ  СОБСТВЕННЫЕ  города грабить их,
придавать  огню  и   мечу?   Понятно,   когда   протестантские   короли
"приватизировали" богатства католических церквей и монастырей, но зачем
понадобилось   Грозному   разорять   ПРАВОСЛАВНЫЕ    церкви,    убивать
ПРАВОСЛАВНЫХ   священнослужителей?  Понятно,  когда  английские  Тюдоры
казнили правого и виноватого в разгаре борьбы  за  власть  с  папой,  с
католическим  духовенством  или  с претендентами на престол,  но во имя
чего казнили на Руси?  Разве нет разницы являются ли жертвы  следствием
разгоревшейся   в   обществе   борьбы,   или  они  являются  следствием
бесконечной покорности народа,  с одной стороны,  и  преступной  натуры
тирана  -  с другой?  Между полководцем,  который казнит своих врагов и
царем,  который казнит ПРОСТО ТАК, потому что "стих такой нашел"? Разве
эту разницу способно перекрыть, нивелировать КОЛИЧЕСТВО жертв?
 Что за  фальшивая  фраза:  во  время  Варфоломеевской  ночи было убито
столько-то гугенотов "ТОЛЬКО ЗА ТО",  что  они  принадлежали  к  другой
вере?  Что  за  неуклюжая попытка привлечь нынешние газетные штампы для
объяснения событий многовековой давности?  Разве  Кожинову  неизвестно,
что "только за это",  т.е.  за религиозные убеждения вся Европа воевала
несколько десятилетий и  что  сама  Варфоломеевская  ночь  была  только
эпизодом   этой   войны?   Что   за   абсурд:  прилагать  представления
современного  религиозного   индифферентизма   к   эпохе   религиозного
фанатизма?  Что за слабоумная попытка выставить ничтожными причины этих
войн на том основании,  что в  наше  время  какому-нибудь  профану  эти
причины МОГУТ ПОКАЗАТЬСЯ ничтожными? И чем как не разглагольствованиями
невежды следует назвать "вывод" Кожинова о том,  что на  Западе  "также
сплошь  и  рядом  "безвинно"  казнили  никак  не  менее  300-400  тысяч
человек!" Что такое это "сплошь и рядом"? И что значит "безвинно"? Если
Кожинов  считает  все  или  большинство жертв безвинными,  то почему он
заключает это слово в кавычки?.. Разумеется были и невинные жертвы: там
где  народы  поднимаются  войной друг на друга обычно бывают и невинные
жертвы,  но смысл и цели этой борьбы состояли не в казнях невинных, как
это БЫЛО в РОССИИ...
 И какой  замечательной статистикой орудует Кожинов:  берет жертвы всех
войн,  бунтов,  заговоров  и  революций,  произошедших  на   протяжении
столетия,  сваливает  в  одну  кучу  и  получившийся  внушительный итог
предъявляет в качестве обвинения или обличения... КОГО И В ЧЕМ? Если он
пожелает нас убедить,  что виновниками всех этих жертв были два или три
короля,  а причиной кровопролитий - их  скверный  нрав,  то...  как  ни
грустно  и  смешно,  но именно ЭТО он и пытается нам доказать.  Вся эта
статистика,  весь этот исторический материал привлечен лишь  для  того,
чтоб "научно" обосновать несколько поистине детских представлений.
 Как же сам Кожинов объясняет "искажение"  образа  Грозного  в  русском
самосознании?   В  этом  повинны,  по  его  мнению,  русские  историки,
общественные деятели русские,  люди вообще,  включая  самого  Грозного.
Последний, дескать, так много каялся в своих грехах, что современники и
потомки вообразили, что он и на самом деле грешник...
 Я что-то совсем утратил  нить.  Так  Грозный  убивал  или  не  убивал?
Поставил  ли  Кожинов  под  сомнение  хотя бы одно из убийств,  которые
числят за ним историки?  Вроде бы нет, даже и не пытался этого сделать.
Так  значит,  что  бы там не происходило в Европе,  он все-таки тиран и
палач?  Как ни печально, но приходится видимо согласиться с этой старой
оценкой личности Грозного...
 Но Кожинов ЧЕМ-ТО недоволен:  на Западе, сокрушается он, Генриху 8 или
Карлу 5 поставлены горделивые памятники, в то время как

 "Россия сумела убедить и себя,  и весь остальной мир, что угнетателя и
злодея  таких  масштабов  никогда  дотоле не рождала Земля.  Одно из не
столь уж крупных выражений мирового зла  было  превращено  в  будто  бы
уникальное, ни с чем не сопоставимое на Земле "чисто" русское зло."

  Ни в чем Россия никого не убеждала.  Грозный есть Грозный, Нерон есть
Нерон  -  всякому  деятелю  история  дает  оценку  и не надо эту оценку
сводить к дилетантским охам и ахам,  или к сказкам про злодеев, мировое
зло  и  т.п.  Если не согласны с той или иной оценкой - возражайте.  Но
Кожинов,  мы видели,  НЕ ВОЗРАЖАЕТ.  Зато он нас ПОРАЖАЕТ тем,  что, не
опровергнув  ни  одного факта и даже согласившись с резко отрицательной
оценкой личности Грозного, он потом, бог весть из каких тайников своего
сознания извлекает "вывод", что традиционная оценка личности Грозного -
"заведомо ложное представление",  т.е.  не просто ложное,  но  ЗАВЕДОМО
ложное.
 Он в  конце концов объяснит нам с чем не согласен?  Грозный убивал или
нет? Он "злодей" или нет? Вместо ответа по существу Кожинов прибегает к
очередной цитатке:

 "Подчас те  или  иные  историки  пытались как-то "скорректировать" это
заведомо ложное представление.  Так,  например, польский историк России
Казимир  Валишевский писал в своем сочинении "Иван Грозный" (1904):  "В
свой век Иван имел пример...  в 20 европейских государствах,  нравы его
эпохи оправдывали его систему... Просмотрите протоколы... того времени.
Ужасы  Красной  площади  покажутся  вам  превзойденными.  Повешенные  и
сожженные люди,  обрубки рук и ног,  раздавленных между блоками...  Все
это  делалось  средь  бела  дня,  и  никого   это   не   удивляло,   не
поражало[22]".

 Жестокостями был полон 16 век (как впрочем и  20),  никто  с  этим  не
спорит.  Но  разве  на  Востоке  жестокости становятся менее жестокими,
оттого,  что то же самое происходило и на Западе? Если на Западе больше
убивали,  то ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО там ВОЕВАЛИ, в то время как в России не
было никаких внутренних войн.  В России убивали ПРОСТО ТАК,  ПО ПРИХОТИ
тирана - что здесь неясного?  Еще и еще раз спрашиваю: ЧТО нам пытается
доказать Кожинов?

"Сокрушительные проклятья  по  адресу  Ивана  Грозного начались при его
жизни и продолжаются до нашего времени.  И их невозможно и  ни  в  коем
случае не следует прекращать - иначе мы перестанем быть русскими.
 Но вместе с тем необходимо все же глубоко и основательно  понять,  что
дело вовсе не в некоей исключительности, неком "превосходстве" русского
зла над мировым злом,  а,  если  угодно,  в  исключительности  русского
отношения к своему, русскому злу.
 ...Нам следует в конечном счете не сгорать от стыда за то,  что у  нас
был  Иван  Грозный  (ибо  ведь он далеко "отстал" в сеянии зла от своих
испанских,  французских,  английских современников),  а с полным правом
гордиться тем, что мы, русские, вот уже четыреста с лишним лет никак не
можем примириться со злом этого своего царя...
 Впрочем, это явно напрасная надежда:  русские люди в своем большинстве
все равно будут терзаться тем, что у них был Иван Грозный."

 Господи, что это?  ЧТО ЭТО?  Русские не должны  прекращать  проклинать
Грозного,  ибо  если  они оставят это идиотское занятие,  то ПЕРЕСТАНУТ
БЫТЬ РУССКИМИ!
 Был в русской истории царь: больной, жалкий человек в своей внутренней
жизни,  кровожадный  палач - по отношению к подданным,  плюс ко всему -
весьма дрянной правитель  и  политик,  -  вероятно,  что  такая  оценка
Грозного частично ошибочна,  не исключаю даже,  что полностью ошибочна,
так давайте обсуждать и спорить,  ради выявления исторической правды...
Современники живут,  борются,  страдают; их потомки, оглядываясь назад,
сопереживают,  пытаются  что-то  понять,   извлечь   уроки   из   опыта
предшественников,  но живут уже своей жизнью,  своей борьбой.  Наконец,
спустя столетия,  теряется уже  всякая  ЖИВАЯ  связь  народа  со  своей
историей,  чувства,  страсти  утихают,  остается  лишь  ПАМЯТЬ  и жажда
ПОЗНАНИЯ себя,  своей народной сути,  смысла собственной истории. - Вот
этим  и  следует заниматься прежде всего историку как в случае с Иваном
Грозным,  так и в любом другом случае.  С точки  зрения  нравственности
Грозному  давно  вынесен приговор как историками,  так и народом и пока
нет особых оснований сомневаться  в  справедливости  его.  Здесь  таким
образом можно поставить точку.  А вот что касается познания той эпохи -
тут еще далеко не все сказано,  не все  понято,  здесь  еще  достаточно
работы. Но Кожинов не видит этой работы, не видит РЕАЛЬНЫХ проблем, ему
НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ,  НЕ О ЧЕМ МЫСЛИТЬ, и ПОЭТОМУ он требует ОТ НАС, чтобы мы
продолжали  изрыгать  "сокрушительные  проклятия"  в адрес Грозного.  А
ежели мы откажемся, он, видите ли, не признает нас за русских.
 Еще он   поучает   нас:   мы,   дескать,   должны  понять  "глубоко  и
основательно",  что дело здесь не в "превосходстве" русского  зла"  над
"мировым злом"...  - Какое "мировое зло",  какое "русское зло"? Что это
за термины такие?  Откуда он их взял?  А главное,  с чего он взял,  что
всем  этим  вздором набиты НАШИ головы,  и что ЕГО святая обязанность -
"прочистить" нам мозги,  что мы нуждаемся в его поучениях? Покажите мне
этих  дураков и бездельников,  которые "сгорают со стыда" за Грозного и
лучшего занятия найти себе не могут.  Разумеется, преступления Грозного
вызывают  и  ненависть,  и  презрение,  и  все  те  чувства,  которые в
нормальном   человеке   вызывает   всякое    особенно    отвратительное
преступление.   Но  зачем  же  все  эти  нормальные,  здоровые  чувства
извращать,   превращая   их   в   ремесло,   в   признак   национальной
принадлежности,  упиваться ими,  размазывать так и этак,  высасывать из
пальца по поводу всего этого какую-то философию?  При  этом,  заметьте,
сам-то Кожинов  не очень-то раним и чувствителен,  и не намерен слишком
уж обременять свою  совесть:  он  быстренько  подсчитывает  сколько  на
Западе в те же времена было перебито народу и утешается:  Грозный-де не
так уж  плох  как  кажется.  Как  видим,  не  много  ему  нужно,   чтоб
примириться с  совестью и Россией - как гоголевскому поручику Пирогову,
который жестоко страдал, но съел слоеный пирожок и успокоился!
 Довольно однако.  Что хочет  нам  сказать  Кожинов,  кажется  ясно.  В
массовом сознании в России и на Западе, существует представление, что в
России вообще  "все  скверно",  и  что  даже  русские  тираны  -  самые
кровожадные. Кожинов восстает против этого "унижения" России,  дескать,
"нате вам: ихние тираны еще хуже!" - Вот все, что он хотел нам сказать.
Никакой новой идеи,  новых фактов,  никакого понятия ни о чем он  и  не
пытался сообщить.  В России Грозный казнил 3-4 тыс чел. а в Нидерландах
- 100 тыс.  поэтому,  заключает Кожинов, Грозный не так уж страшен, как
его  малюют  прозападные  "идеологи" и прочие "клеветники России".  При
этом сей историк умудряется не заметить ряд "деталей": в России казнили
в  мирное  время,  в  то  время как в Нидерландах - на протяжении 60-ти
летней войны,  в России царила кладбищенская тишина,  в то время как  в
Нидерландах  на  протяжении  указанного  периода  протекала  буржуазная
революция,  национально-освободительная и религиозная борьба;  в России
Грозный умер своей смертью и власть его не пошатнулась, несмотря на все
его "художества",  в Нидерландах власть тирана Филиппа 2 в конце концов
низложили  и  восторжествовала  свобода,  и  т.д.  и т.п.  Вся реальная
история,  всякое  здравое  понятие  о  событиях  отброшено  и  скомкано
Кожиновым ради того лишь,  чтоб "опровергнуть" скудоумное представление
о "превосходстве"  какого-то  "русского  зла"  перед  "злом  западным".
Избави Бог от таких борцов "за правду",  которые ломают хребет и науке,
и  здравому  смыслу  в   неумелой   борьбе   с   каким-нибудь   уличным
представлением,  и  которые  в  конечном  итоге сеют ложь куда бОльшую,
нежели та, против которой восстают!

 К НАЧАЛУ

                     2. Империи "ихние" и "наши".

 Как самостоятельный  мыслитель,  Кожинов   -   нечто   среднее   между
карбонарием  и  сельским  учителем:  неистовствует по поводу маловажных
пробелов в чьей-нибудь работе и тут же воздвигает собственные нелепости
вселенского  масштаба,  легко  находит общий язык со своими коллегами -
советскими историками и воинственно отвергает все подлинные авторитеты
как русской, так и западной науки.
 Так например  в  оценках,  которые  Гегель  и  Тойнби  дают  азиатским
империям  Кожинову  чудится  некая дискриминация этих империй,  и даже,
более того,  западные "идеологи",  говорит он,  позволяют себе  "наглый
двойной  счет"  в  отношении  западных,  с  одной стороны,  и восточных
империй, - с другой.
 Как только доходишь до этой фразы про "двойной счет" сразу приходит на
ум,  что сейчас опять  начнется  какая-нибудь  "статистика".  И  точно:
Кожинов   начинает   вслед  за  Тойнби  перечислять  страны  и  народы,
завоеванные  Карлом   Великим   и   сопоставлять   эти   завоевания   с
тамерлановыми.  У  него  получилось,  что "западноевропейская империя"
превзошла по масштабам завоеваний  и  Чингисхана,  и  Тамерлана  и  его
поэтому возмущает почему это:

 "Западная империя - это прекрасно, а восточные-де не только чудовищны,
но и вообще не имеют права на существование."?(гл.2)

 И еще:

"Наиболее известный современный английский историк России  Джон  Феннел
писал  в  своей  книге  "Кризис средневековой Руси" (1983),  что,  мол,
"находиться в вассальной  зависимости"  от  Монгольской  империи  "было
позорно  и  бессмысленно"  (примечание 21).  Совершенно иначе оценивают
западные историки  вассальную  зависимость  тех  или  иных  народов  от
империй  Карла Великого или Карла V (XVI век);  эта зависимость,  по их
убеждению,  вводила каждый покоряемый народ в истинную  цивилизацию.  К
сожалению,  многие  русские  историки  и  идеологи утверждают,  подобно
Феннелу,  что зависимость от Монгольской империи - это только "позор" и
"бессмыслица".(гл.2)

 Дабы опровергнуть все эти  заблуждения,  Кожинов  прибегает  к  своему
излюбленному приему:  бить цитатою цитату.  Так,  процитировав Гегеля и
Тойнби,  он цитирует Дж.Неру,  который в пику первым двум говорит,  что
монголы  обладали  сложной  организацией,  что Чингисхан был "способным
организатором"...  правда он был жесток...  впрочем,  не очень -  время
было такое... и проч. Против мнения Феннела, Кожинов приводит цитату из
Чаадаева,

"который писал  в  1843  году,  что  "продолжительное владычество татар
(вернее,  монголов.  - В.  К.) - это величайшей важности событие... как
оно ни было ужасно,  оно принесло нам больше пользы,  чем вреда. Вместо
того,  чтобы разрушить народность,  оно только помогло ей  развиться  и
созреть...  оно сделало возможными и знаменитые царствования Иоанна III
и Иоанна IV,  царствования, во время которых упрочилось наше могущество

и завершилось наше политическое воспитание" (т. 2, с. 161)." (гл.2)

 Кожинову свойственен один печальный недостаток:  сводить любой сложный
и интересный вопрос даже и не к препирательству,  а к какой-то  детской
игре в цитатки.  Смотрите-ка, говорит он, такой-то говорит, что вот это
- плохо, а такой-то, - что, наоборот, хорошо, поэтому если оно и плохо,
то не очень,  а может быть даже и очень хорошо и т.д.  и т.п.  При этом
ему как-то в голову не приходит:  почему мы собственно  должны  слушать
того  или  этого  или  хотя  бы  самого Кожинова и нельзя ли попытаться
выяснить насколько в ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ "хорошо" или "плохо"  то,  о  чем
идет речь.
 Как можно по  масштабам  завоеваний,  числу  военных  походов  и  т.п.
сопоставлять  страны,  цивилизации,  народы и т.д.?  Как можно империи,
словно  перчатки,  сравнивать  по  каким-то  внешним  признакам?  И  на
основании  этих  сравнений  выносить  приговор  империям,  а  заодно  и
обличать в "наглом двойном  счете"  таких  мыслителей  как  Гегель  или
Тойнби, которым Кожинов и в подметки не годится?
 Казалось бы,  чем более авторитетны  мыслители,  которых  ты  берешься
обличать  в  "двойном счете",  чем более распространено мнение,  против
которого ты восстаешь,  тем более аргументированной  должна  быть  твоя
собственная  позиция,  тем  больше  оснований и доказательств ты должен
привести в подтверждение своей правоты.  У Кожинова как  раз  наоборот!
Чем  на  большее  он  замахивается,  тем более обнаруживает собственное
бессилие. Вот он говорит:

"Арнольд Тойнби вполне прав,  утверждая,  что  Империя  Карла  Великого
(имея   в   виду,   конечно,   и  его  преемников)  создала,  сотворила
западноевропейскую цивилизацию и культуру во всем объеме этого понятия.
Об  этом  же  сказано  и  в  цитированной  выше  статье  БСЭ;  однако о
евразийской империи Чингисхана,  Батыя и их преемников  в  той  же  БСЭ
говорится  как  о  неком  "искусственном"  явлении,  которое  к тому же
выразилось лишь в "разрушениях", "жертвах", "ограблении"...
 Такой "приговор" вынес еще Гегель в своей "Философии истории", заявив,
что Монгольская империя не привела "ни к каким иным результатам,  кроме
разорения  и опустошения",  что "движения народов под предводительством
Чингисхана...  все растаптывали,  а затем опять исчезали,  как  сбегает
опустошительный речной поток, так как в нем нет жизненного начала[9]".

 Что дали Европе западные империи?  - вопрос как бы праздный. Это то же
самое,  что спрашивать:  что дает человеку его детство,  отрочество или
юность?  И  Римская  империя,  и  Империя  Карла Великого,  и Священная
Римская империя,  и нынешняя Европа -  это  одна  жизнь,  одна  судьба,
страницы,  главы одной "биографии",  одной цивилизации и это - несмотря
на разрывы во времени,  варварские вторжения,  мировые  войны  и  проч.
вселенские потрясения. Перечислять что дали западные империи МИРУ, т.е.
остальному неевропейскому человечеству,  так же не  стоит,  ибо  список
слишком  длинен  и это было бы слишком легким риторическим упражнением.
Достаточно сказать,  что Византия,  от которой Россия получила, как все
признают,  очень многое,  была лишь частью Римской империи.  Да в конце
концов Кожинов и  признает,  что  Империя  Карла  Великого  "сотворила"
западную цивилизацию.  Теперь дело за малым: он должен показать нам что
дала миру или хотя бы только России Золотая Орда, например?
 Вместо того,  чтоб ПРОСТО ответить на этот вопрос,  Кожинов устраивает
спектакль:  важно надувает щеки,  призывает на подмогу СВОИ авторитеты,
подыскивает подходящие цитаты и вот первое, что мы слышим:

"Во-первых, Монгольская империя представляла собой высокоорганизованное
государство,  сумевшее  установить  единый   и   прочный   порядок   на
гигантской,  не  имеющей  прецедентов  территории - от Тихого океана до
Карпат.  Сложнейшая социально-политическая структура этой империи очень
существенно отличалась от структуры западноевропейской империи,  но нет
оснований "принижать" первую, сопоставляя ее со второй."(гл.7)

 В момент  покорения  Руси  Золотая  Орда  была   на   вершине   своего
могущества.  Однако  уже  через  сто лет ее начали сотрясать внутренние
кризисы,  а еще через сто - она и вовсе перестала существовать. Вот вам
и       "высокоорганизованное      государство"      и      "сложнейшая
социально-политическая  структура".  В  "нормальном"  обществе  деревни
существуют    дольше.    Всего   200   лет   понадобилось,   чтоб   эта
"высокоорганизованная структура" рассыпалась  сама  собой.  Тамерланова
империя   и  вовсе  не  на  много  пережила  своего  создателя.  Такова
действительная цена азиатских империй,  которую дает им  время  и  сама
жизнь.
 Сказать Кожинову больше нечего,  но он не теряет  присутствия  духа  и
ищет спасения в цитатах:

"...Один из  крупнейших  востоковедов  мира  академик  В.  В.  Бартольд
(1869-1930) решительно опроверг внедренный с Запада миф  о  государстве
монголов как о некой чисто "варварской" и разрушительной силе.
 Он вполне определенно констатировал:  "Русские ученые следуют  большею
частью  по  стопам  европейских  и большей же частью принимают взгляды,
установившиеся на Западе".  В действительности же  (и  В.  В.  Бартольд
конкретно  доказал  это  в  целом  ряде  своих тщательных исследований)
"монголы принесли с собою очень  сильную  государственную  организацию,
которая,  несмотря на все недостатки,  была более стройно выражена, чем
прежние государственные системы,  и она оказала сильное влияние во всех
областях,  вошедших в состав Монгольской империи. Везде вы видите после
монголов большую политическую устойчивость, чем до монголов".(гл.7)

 Как видим,  Кожинов,  устами В.В.Бартольда,  еще раз УВЕРЯЕТ нас,  что
"монголы принесли с собой очень сильную государственную организацию". И
еще:

"В. В.  Бартольд  показал   несостоятельность   предшествующих   -   не
основанных на подлинном изучении исторической реальности - сочинений, в
которых о монголах говорили,  как он  отметил,  "безусловно  враждебно,
отрицая у них всякую культуру, и о завоевании России монголами говорили
только как о варварстве и  об  иге  варваров...  Золотая  Орда...  была
культурным государством... ".(гл.7)

 Зачем так   много   пустых   слов,  обвинений  в  несостоятельности  и
невежестве Гегеля и Тойнби? Объясните, наконец, ЧТО ДАЛА РОССИИ ЗОЛОТАЯ
ОРДА? Если она дала,  по мнению Кожинова  и  Бартольда  так  много,  то
неужели  трудно  указать хотя бы на что-нибудь?  Вопрос можно поставить
еще более выпукло:  что могли дать КОЧЕВНИКИ - оседлому обществу? Какую
культуру,  науку,  искусство, политику могли они принести с собой, чему
могли научить?  Ответ на этот  вопрос  слишком  уж  очевиден.  Если  вы
думаете,  что  Кожинов намерен его оспорить,  то ошибаетесь.  Кожинов в
очередной раз нас удивляет:  он  не  намерен  спорить,  он  простодушно
(по-моему слишком уж простодушно) заявляет:

 "Верно, что собственно монгольская национальная культура  не  являлась
высокоразвитой..."(гл.7)

 Достаточно! Поставьте точку.  Одной этой фразой вопрос решен... Как бы
не так! Разве  можно признать очевидные  вещи, разве  можно согласиться 
с...  самим собой!..  Но ведь нечего же сказать,  явно НЕЧЕГО...
Ничего,  что-нибудь да найдется.  Кожинов в очередной раз надувается от
важности и изрекает:

"...монголы обладали   редкостной   способностью  усваивать  достижения
культур покоренных ими народов."

 Так стало быть,  они не давали,  они, наоборот, брали и "усваивали"? И
за  то,  что  они  что-то  усваивали,  Россия  должна  быть  благодарна
монголам?
 И что  же  они  усвоили?  Покорили   множество   культурных   народов,
государств  распространили  свою  империю на огромное пространство и...
продолжали вести КОЧЕВОЙ образ жизни!  Были терпимы к  религиям  других
народов   потому  что...  не  доросли  еще  ни  до  какой  религии.  Не
вмешивались во "внутреннюю"  жизнь  покоренных  народов,  оставляли  им
прежний образ правления,  потому что не испытывали никакого интереса ни
какому правлению, ни к какой политике. Завоевав, например, ту же Россию
-  удалились  обратно  в  степи  к  своему  первобытному  жизненному  и
"политическому" укладу. Они не хотели ПРАВИТЬ, они хотели жить за чужой
счет  -  и жили,  пока это было возможно.  А как только это возможность
исчезла, то и империя немедленно рухнула!
 Сколь бы  ни  была примитивна,  удручающе скучна эта правда,  но это -
ПРАВДА.   И   никакими    разглагольствованиями    про    "политическую
устойчивость",  которую  монголы,  якобы,  куда-то  внесли и проч.  эту
правду не закрыть.  Зато ее можно перековеркать,  что и делает  Кожинов
вместе   со   своими  единомышленниками.  Индифферентность  монголов  к
религиям  покоренных  народов  он  выставляет   как   какую-то   высшую
духовность.     Очевидную    политическую    недоразвитость    -    как
"высокоорганизованную   государственность"   и   т.п.   При   этом   он
сокрушается, что все эти открытия

"... увы,  известны  по  сути  дела  только специалистам,  а в массовом
сознании Монгольская империя по-прежнему  предстает  как  нечто  сугубо
примитивное и способное-де только все рушить и грабить." (гл.7)

 На что  же еще она была способна?  Понимает ли Кожинов,  что он просто
ОБЯЗАН хотя бы что-нибудь ответить на этот  вопрос.  Кажется  понимает,
изо всех сил тужится... и вот:

 "Одним из   наиболее  существенных  последствий  рождения  Монгольской
империи было создание исторического  феномена  Евразии,  которая  ранее
являла  собой  только  географическую  -  то  есть  чисто  природную  -
реальность."(гл.7)

 "Исторический феномен Евразии" - звучит очень важно,  но  по  существу
жидко -   очередная  попытка  уйти  от  ответа  на  вопрос  посредством
высокопарной фразеологии. Европейцы, уверяет далее Кожинов, были "прямо
таки  поражены целым рядом достижений евразийской цивилизации".  Чем же
именно?   Например,   "ТРАНСПОРТНЫМИ   И   ПОЧТОВЫМИ   КОММУНИКАЦИЯМИ"!
ТРАНСПОРТ...  КОММУНИКАЦИИ...  И это говорится по отношению к 13 веку и
Золотой Орде!  Даже во фразеологии у Кожинова нет ни вкуса,  ни чувства
меры.
 Далее следует длинный рассказ о том,  как много  дорог  в  монгольской
империи,  в  какой роскоши живет монгольский император,  как мчатся его
гонцы во все  концы  империи  и  т.д.  и  т.п.  -  словом,  сказка  про
тридевятое   царство.  Кожинов  так  умудряется  цитировать  знаменитых
путешественников Марко Поло,  Гильома Рубрука,  что последние предстают
под его пером последними глупцами.
 Но вот Кожинов, кажется, превосходит самого себя:

"Во-вторых, Империя - в силу ее охарактеризованной выше "терпимости"  -
отнюдь не ставила задачи уничтожить культуру вошедших в нее стран,  и в
том числе  Руси,  которая  в  условиях  вассалитета  пережила  один  из
наивысших  своих  взлетов,  столь  очевидно  воплотившийся  в личностях
преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублева и целого  ряда  других
их выдающихся современников."

 Выходит, и  творения  Андрея  Рублева мы должны поставить в заслугу...
монголам!  Грабителям  и  погромщикам  ставить  в  заслугу  таланты  и
свершения   жертвы!..  Россия  если  и  должна  быть  в  данном  случае
"благодарна" монголам, то только лишь за то, что монгольские баскаки не
прирезали Рублева как барана по какому-нибудь поводу.
 Наконец, Кожинов  призывает  на  подмогу  какого-то финансиста и с его
помощью доказывает,  что дань,  которую русский народ платил  монголам,
была  невелика  и  не "обрекала его на нищету".  - Разумеется,  она его
обогащала и была ему не в тягость, а в радость.

 Однако хватит с нас открытий.  Кожинов  нам  явно  не  помощник  и  не
оппонент  ни  в  каком  вопросе.  Поэтому  оставим  пока его писанину и
попытаемся выяснить  самостоятельно  в  чем  же  преимущества  западных
империй перед восточными.

 ...Однажды знаменитый римский полководец Камилл осаждал неприятельский
город.  В этом городе  нашелся  предатель  -  некий  учитель,  которому
знатные горожане доверяли воспитание и обучение своих детей.  И вот, во
время одной из прогулок с детьми,  этот учитель незаметно,  за играми и
разговорами,  вывел  детей  за пределы города и мало помалу привел их в
лагерь римлян.  Представ перед Камиллом,  он  "свое  преступное  деяние
усугубил  речью  еще более преступной:  что-де передав во власть римлян
этих детей,  он тем самым и город отдал в их руки".  Камилл побрезговал
принять  столь  гнусный  дар.  "Для  порядочного  человека  и  на войне
существуют какие-то законы",  - сказал он, и приказал связать учителя и
передать  детям  для  возвращения  в город,  да велел вручить им розги,
чтобы они гнали ими предателя к городу... Граждане города были поражены
поступком  римского полководца и город сдался,  побежденный не оружием,
но справедливостью и великодушием римлян. (Ливий. История Рима... кн.5)
 А вот другая история.
 "Однажды жители города,  навлекшего на себя гнев Тимура,  выслали  для
умилостивления его детей своих. При виде этих малюток, шедших с песнями
из Корана ему  навстречу,  в  Тимуре  разыгрался  дух  истребления.  Он
помчался  на  них  на  коне своем и приказал своей коннице следовать за
ним.  Несчастные  родители,  стоявшие   на   городских   стенах,   были
свидетелями гибели детей своих, потоптанных татарскими конями". (Тимур.
Москва, "Гураш", 1992, с.410)

 Чтобы сделать из этих рассказов правильные выводы, необходимо с самого
начала   отбросить   критерии   нравственности  или  безнравственности,
жестокости или великодушия,  посредством которых  мы  оцениваем  ЛИЧНЫЕ
качества  того  или  иного простого человека или исторического деятеля.
Дело здесь не в личных качествах и вообще не  в  личностях.  Даже  если
рассматривать поступок Тимура просто как преступление,  то это, однако,
такое преступление,  которое выражает не столько личные качества  этого
деятеля,  но ПРИНЦИП ВЛАСТИ, свойственный азиатскому обществу. Поступок
Тамерлана демонстрирует ВЛАСТЬ как неограниченное, абсолютное торжество
воли  отдельного  человека.  Мало того,  что власть в восточной империи
должна принадлежать ОДНОМУ,  воля этого одного  должна  быть  предельно
анархична,   предельно   свободна  от  всяких  ограничений  божеских  и
человеческих.  Иначе говоря,  власть должна быть абсолютным  ПРОИЗВОЛОМ
одного.  Это  абсолютная экспансия частной воли;  нелепо спрашивать чем
она ограничена или может быть  ограничена  хотя  бы  в  теории,  нелепо
осуждать   ее   за   тенденцию  к  неограниченности,  она  должна  быть
безграничной  -  в  этом  ее  природа.   ("Персы...   называли   Тимура
ненасытным, вечно стремящимся и никогда не достигающим" (Там-же,с.410))
Естественно,  что в качестве таковой  эта  власть  может  реализоваться
через  абсолютное  подавление  свободы  других.  Впрочем,  нельзя  даже
сказать "свободы",  ибо в данном случае отрицается не свобода человека,
но  САМ  ЧЕЛОВЕК  как нечто самоценное или самодостаточное.  Абсолютная
свобода одного строится и реализуется за счет абсолютного рабства всех.
Такова  политическая  идея  восточных  империй.  Это  определяет  и  ее
эволюцию.  Единственно  возможный  способ   существования   империи   -
непрерывное завоевание, пространственный прогресс. Причем этот прогресс
регулируется и определяется не какими-то  политическими  соображениями,
отношениями,    вообще    не   политикой,   но   сугубо   материальными
обстоятельствами.  Идея  проста:  ВСЯ  ВСЕЛЕННАЯ  должна   принадлежать
властителю,  и  реализуется  она  ровно настолько,  насколько позволяют
внешние обстоятельства.  Закон здесь,  опять же прост:  пока  очередной
военный поход доставляет в распоряжение завоевателя больше материальных
и людских ресурсов,  чем растрачивается в ходе завоевания,  до тех  пор
волна  завоевания  будет катиться все дальше и дальше,  пределы империи
будут  расширятся.  Но  как  только  указанное  соотношение  становится
обратным,   расширение  останавливается,  начинается  обратный  процесс
сжатия,  разрушения,  коррозии империи,  и либо от нее остаются  жалкие
осколки,  как  от  Золотой  Орды,  либо она исчезает вовсе,  чуть ли не
бесследно, как это произошло с империей Тамерлана.
 Столь же очевиден социально-экономический характер восточных империй -
это захват и эксплуатация данных природой или прежде  кем-то  созданных
материальных ресурсов.  Кочевническая по своей сути экономика не меняет
своей  экономической  природы  даже  когда  в  ее  оборот   вовлекаются
богатства  многих  государств и народов,  а суть эта проста:  проедание
готового.  Как  только  это  паразитирование   по   понятным   причинам
становится все более затруднительным и наконец невозможным,  начинается
кризис,  агония:  частично это общество скатывается  к  первоначальному
убогому   кочевническому   быту,  частично  переходит  к  оседлому  или
полуоседлому образу жизни,  и этот переворот сопровождается длительными
смутами, политическими распрями и т.п.
 Эти распри,  впрочем,  в  любом  случае   неизбежны:   поскольку   все
концентрируется  на  одном  лице,  постольку  со смертью этого лица вся
система власти приходит в кризис.  В конечном итоге все  решается  тем,
насколько способны,  сильны наследники "императора". Если кто-нибудь из
них достаточно силен для  того,  чтоб  прибрать  к  рукам  всю  власть,
империя  существует  еще  какое-то время.  Но в конце концов,  разделы,
дробления  все  равно  происходят,  начинаются  расколы,   как   внутри
правящего  рода,  так  и  в  обществе.  Так  что по истечении какого-то
времени империя перестает существовать, оставляя после себя ряд слабых,
бесконечно  враждующих  меж  собой  осколков,  которые  в  конце концов
становятся "добычей" какой-нибудь другой "империи".
 Итак, произвол,  как единственная идея власти, захват, как единственно
возможная  внешняя  политика,  экономический  паразитизм   в   качестве
экономического базиса - таковы главные черты восточных империй.  Отсюда
ближайшие  следствия:  бесплодность,  непрочность,   и   так   сказать,
беспочвенность.  Империя  возникает,  разрушает,  уничтожает все вокруг
себя, ибо только таким образом может осуществить себя, затем, то что не
уничтожено   -   "проедает"   и   когда   этот   цикл  физиологического
существования заканчивается,  естественно прекращается  и  политическое
существование империи.  Роль восточных империй в истории человечества -
та же что,  что роль стихийных бедствий,  эпидемий и т.п.  В  борьбе  с
этими бедствиями человечество закалялось,  училось бороться и выживать.
То есть они имеют значение в истории не как положительное достижение, а
именно как препятствие к всякому положительному движению вперед, не как
дар богов, а как бич божий.

 Аналогичным образом,  мы не должны видеть в поведении  Камилла  только
великодушный  поступок.  В  конце  концов к великодушным и справедливым
поступкам были способны и восточные деспоты, тот же Тамерлан, например.
"Для порядочного человека и на войне существуют какие-то законы", - это
не просто красивая фраза.  Какие же законы могут  быть  на  войне,  где
заведомо нет никакой внешней силы, которая могла бы навязать полководцу
гуманное отношение к неприятелю? НИКАКОЙ, кроме его собственного разума
и  совести.  Идея  внутреннего  самоограничения  - вот что содержится в
поступке Камилла,  вот что  он  иллюстрирует.  Но  это  вовсе  не  есть
самоограничение в смысле восторженного, идеалистического прекраснодушия
- как раз подобное умонастроение было наиболее  чуждо  римлянам  -  это
самоограничение  не  означает  отказа  от распространения силы и власти
личности,  но оно направляет этот прогресс в противоположную сторону  -
внутрь,  а не наружу,  и этим сообщает ему ДРУГОЕ качество.  Внутренний
рост начинает преобладать над  внешней  экспансией.  Камиллу  не  нужна
внешняя   победа,   если  ради  нее  требуется  пожертвовать  какими-то
принципами и убеждениями, т.е. неким внутренним содержанием.
 История азиатских  империй  начинается  с  какого-нибудь   незаметного
движения  в  недрах азиатского общества,  движения,  которое производит
взрыв  и  волну  внешней  экспансии.  Совсем   иное   начало   Римского
государства:  Ромул  проводит  плугом священную борозду - ГРАНИЦУ между
будущим городом и внешним миром,  границу,  от которой отталкиваются не
столько   затем,   завоевать   внешний   мир,   сколько   затем,   чтоб
сосредоточиться   в    себе    и    сформировать    ядро    собственной
индивидуальности.  Самоограничение есть потребность не только взять, но
и что-то ДАТЬ этому миру,  изменить его в соответствии с самим собой  и
именно   ЭТИМ   утвердить   себя,   распространить  СЕБЯ  во  вне.  Это
самоограничение   производит   поэтому   переворот   прежде   всего   в
экономической  деятельности  и  означает  переход  от  собирательства и
присвоения готовых природных ресурсов  к  ПРОИЗВОДСТВУ  этих  ресурсов,
т.е.  переход к созидательному труду. Но и этого мало. Труд вообще есть
материальная необходимость,  сам по себе он  может  быть  причиной  как
прогресса,  та и деградации человека. Только тогда, когда созидательный
труд становится внутренней потребностью, когда в процессе труда человек
не   только  подчиняется  тяжкой  необходимости,  но  раскрывает  себя,
приходит к некоему самоудовлетворению,  обретает единство,  гармонию  с
собой  и  внешним  миром,  - только такого рода труд становится началом
прогресса  как  индивидуального,  так  и  общественного.  Но  сама  эта
потребность  в созидательном труде,  вообще в рациональной деятельности
пробуждается,  когда человек  отрекается  от  внешнего  количественного
прогресса,   когда   пробуждается   его   самосознание,  когда  человек
стремиться завладеть не столько внешней вещью,  сколько овладеть  самим
собой.
 Разумеется и сам внешний прогресс,  совершающейся на  подобной  основе
становится  совершенно  другим.  Материальное  богатство  становится не
просто механическим скоплением и нагромождением  захваченных  богатств,
но  является  в  процессе  расширения,  интенсификации,  рационализации
созидательной деятельности.  Богатство не просто производится,  а затем
проедается,  но  частично оно становится базисом дальнейшего расширения
производства.  Экономическая деятельность превращается  в  органический
процесс созидания;  начинается как раз то,  что мы именуем материальным
прогрессом, цивилизацией.
 Отсюда возникает   очевидная  разница  между  западными  и  восточными
империями. Для азиатских империй внешний мир - предмет потребления, для
западных  -  объект  созидания  и  материя  для самовыражения.  Империя
Тамерлана или Чингисхана  пожирала  культуру  и  благосостояние  других
народов,   Римская   империя  распространяла  материальную  цивилизацию
римского общества.  Римляне тоже жгли и разрушали,  но  они  так  же  и
строили  города,  прокладывали  дороги,  водопроводы,  строили  школы и
библиотеки,  водворяли  порядок,  а  главное,   несли   с   собой   тот
рационализм,  без  которого  невозможна  вообще  никакая  положительная
деятельность. Как говорит Моммзен, были народы, которые воевали не хуже
римлян, но не было другого народа, который более римлян был бы способен
к созидательному труду. Завоеванное мечом, римляне вторично завоевывали
плугом и именно этим сообщали своим завоеваниям особенную прочность.

 Кожинов, перечисляя  завоевания  Карла  Великого  не  заметил даже той
детали,  что   если   империя   Чингисхана   разрушала   цивилизованные
государства,   то  империя  Карла  Великого,  защищала  цивилизацию  от
варварских племен и сама возникла как  результат  борьбы  с  варварами.
Если  бы Франкскому государству не угрожали арабы с запада,  норманны с
севера,  германцы и славяне с востока,  то и империя бы  не  сложилась,
вообще  все  было бы иначе.  Империя Карла Великого есть ничто иное как
римская идея цивилизации и цивилизованности,  которая будучи  вроде  бы
растоптанной варварскими ордами,  вновь восстала,  возникла в среде уже
самих варваров,  их самих сделала своими  служителями,  проводниками  и
защитниками.   Не   случайно   Карл   Великий  получил  титул  римского
императора.  Этот  сам  по  себе  малозначительный  момент  лишний  раз
подчеркивает  силу  и  способность  к  органическому  развитию  римской
цивилизации,  которая воспроизводит  себя  вопреки  всем  препятствиям,
перерабатывает,  "переваривает"  первоначально чуждый ей человеческий и
культурный материал,  и в  конце  концов  побеждает,  несмотря  на  все
внешние потрясения   и  катастрофы.  Отсюда  другое  важнейшее  отличие
западной империи от восточных:  империя  Карла  Великого  возникла  как
органическое явление  жизни Запада,  как СВЯЗЬ между прошлым и будущим,
как связь  времен,  возникла,  несмотря  на  все  внешние  препятствия;
Золотая  Орда свалилась словно с неба на покоренные ею народы и надолго
прервала всякое их органическое развитие, явилась как разрыв, провал во
времени,  как  то  именно  препятствие,  которое  всякий завоеванный ею
культурный народ должен был ПРЕОДАЛЕТЬ в своем развитии.

 Именно на это отличие и указывали  Кожинову  и  Гегель,  и  Тойнби,  и
другие историки,  и даже...  "Советская энциклопедия"!  Но глух остался
наш "историк" ко всем этим "внушениям". Он продолжает обо все судить со
своего  кондачка:  ему  мнится,  что "западные идеологи" позволяют себе
"наглый двойной счет" в отношении восточных империй, всячески принижают
их.  Соответственно,  он  в  очередной  раз  встает  горой "за правду",
убедительно доказывая сколь много было дорог в  монгольской  империи  и
как быстро по ним скакали путешественники и ханские гонцы,  из чего, по
его  мнению,  сам   собою   следует   вывод   о   "высокоорганизованной
государственности" монгол.

 В довершение  всего  мы  должны еще узнать как,  оказывается,  на Руси
любили монгол.

"При достаточно углубленном изучении  русских  исторических  источников
XIII-XVII  столетий,  -  говорит  он,  - неопровержимо выясняется,  что
выразившиеся  в  них  восприятие  и   оценка   Монгольской...   империи
решительно   отличается  от  того  восприятия  и  той  оценки,  которые
господствуют в русской историографии и идеологии XIX-XX веков."(гл.2)

 Любопытно. Что же это за источники?

"Обратимся хотя бы к сочинениям одного из виднейших церковных  деятелей
...  епископа  Владимирского  Серапиона.  Он ни в коей мере не закрывал
глаза на страшные бедствия монгольского нашествия, пережитого им вместе
со  всеми  в  юности.  Около  1275 года он в высоком риторическом слоге
вопрошал: "Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наши?
Не  вскоре  ли падоша отци и братья наша трупием на земли?  Неведены ли
быша жены и чада наша в плен?  Не порабощены быхом оставшеи горькою  си
работою от иноплеменник? Се уже к 40 лет приближает томление и мука..."
Но вот что Серапион писал о монголах,  нелицеприятно сопоставляя их  со
своими   одноплеменниками.  Хотя  они,  писал  он,  "погании  (то  есть
язычники.  - В.  К.) бо. Закона Божия не ведуще, не убивают единоверних
своих,  ни  ограбляют,  ни  обадят,  ни  поклеплют  (оба слова означают
"клеветать", "оговаривать" - В. К.), ни украдут, не запряться (зарятся)
чужого;  всяк поганый своего брата не продаст;  но кого в них постигнет
беда,  то искупят его и на промысл дадут ему...  а мы творимся, вернии,
во имя Божие крещени есмы и заповеди его слышаще,  всегда неправды есмы
исполнени и зависти,  немилосердья;  братью свою ограбляем,  убиваем, в
погань продаем; обадами, завистью, аще бы можно, снели (съели. - В. К.)
друг друга, но вся Бог боронит..."(гл.2)

 Вывод:

"Явное утверждение нравственного превосходства монголов (даже  несмотря
на  их  язычество)  - не некий странный,  "исключительный" образ мысли;
напротив,  перед нами типичная для той эпохи русская оценка  создателей
Монгольской империи."(гл.2)


 Хотя Кожинов и называет эту оценку "типичной", он не приводит более ни
одного (!) примера,  ее подтверждающего.  Да и слова Серапиона, которым
он  придает  столь  великое  значение,  много ли стоят?  Это всего лишь
типичный образчик  нравственных  наставлений  и  обличений  с  которыми
лучшие  русские  люди время о времени обращались к своим соплеменникам.
Приходит на ум:  а что если бы Серапион ради "красного словца" привел в
пример не монгол,  а скажем,  турок, как это и сделал другой обличитель
общественных язв Юрий Крижанич в 17  веке?  Чем  бы  тогда  подкреплял
Кожинов свои теоретические построения?  Где бы искал доказательств? Как
вообще можно выносить оценку целому историческому явлению на  основании
мнения  одного  человека,  да  и  то  мнения,  К  ДЕЛУ НЕ ОТНОСЯЩЕГОСЯ?
Допустим,  что  монголы  и   действительно   превосходили   русских   в
нравственном отношении.  Что из этого? Разве от этого "томление и муки"
были легче?  Или это как-то возмещало сожженные русские города,  убитых
"отцов  и  братьев",  жен  и детей,  уведенных в рабство?  Что за дикий
силлогизм опять пытается выстроить  Кожинов:  если  кто-то  из  русских
замечал в монголах кое-какие нравственные черты,  достойные подражания,
то, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, татаро-монгольское иго не было ИГОМ?!
 Кожинов пытается  нам  доказать,  что современники татаро-монгольского
ига относились к монголам совсем не так,  как более  поздние  поколения
русских,   отравленных  ядом  западной  идеологии.  Мне  представляется

обратное.  Что было бы если бы нынешние евразийцы  вместе  с  Кожиновым
явились  к русским людям 13-14 веков с своими новейшими теориями о том,
что русские должны быть чуть ли не благодарны монголам за  благодеяния,
которые те оказали России и русскому народу? Думаю, ног бы не унесли за
такие свои проповеди!
 Какая разница  кто  что  писал или говорил,  хотя бы говорили и писали
лучшие люди того времени?  Какая разница много ли было перебежчиков  из
татарских ханств в Москву и кто там на ком женился? Какая разница каким
родственником приходился Кучуму какой-нибудь  генерал?  -  Всему  этому
Кожинов  уделяет много места,  ему это кажется ВАЖНЫМ.  Он это называет
ФАКТАМИ:

"... факты такого рода поистине неисчислимы,  и они ясно говорят о  том,
что  господствующие  представления  об  отношениях  Руси  и Монгольской
империи  (и  ее  наследия)  совершенно  не  соответствуют  исторической
реальности." (гл.2)

 В конце  концов,  Батыев  погром был или нет?  Грабежи и насилия были?
Реки крови были?  Разорение земли русской было?  Сожженные города были?
Или мы должны считать эти факты не бывшими на том основании, что кто-то
на ком-то женился?  Многовековой вражды  и  войны  -  не  было  на  том
основании, что были перебежчики с той и другой стороны? И если в войске
Грозного было много татар, то взятия Казани - трудного, кровопролитного
- не было? Что называет Кожинов "исторической реальностью"?
 Монгольское иго принесло России смерть  и  разруху  и  ничего  другого
варварское  завоевание никогда не приносило никакому народу.  Вот это и
есть  историческая  реальность.  А  если  евразийцы  каким-то   образом
выводят,  что  монгольское иго явилось для России благодеянием,  то это
уже не историческая реальность,  а причуды их теории.  Ибо что  это  за
благодеяние,  оказанное,  как  уверяют,  целому  народу  и государству,
которого,  однако,  НИКТО НЕ ЗАМЕТИЛ,  кроме нескольких интеллигентов в
19-ом, да нескольких недоучившихся ученых в 20-ом веке?...

 К НАЧАЛУ

                        3. Киевская... империя

 Существовал жанр  в  историографии,  который  можно  было  бы  назвать
парадной историографией - нечто среднее между школьным курсом истории и
хвалебной  одой,  восславляющей  деяния  народа  и его царей.  Наиболее
замечательным  представителем  сего  направления  был  в   свое   время
Ломоносов,  но  потом  оно  быстро  сошло  на  нет  по  причинам вполне
понятным:  сочинения подобного рода годятся так сказать,  для назидания
юношества, но к собственно истории имеют весьма отдаленное отношение. В
19-ом  веке,  после  того  как  историческая  наука  в  России   вполне
сформировалась,  подобные сочинения стали решительно невозможны, а если
и появлялись  время  от  времени,  то  не  обращали  на  себя  никакого
внимания.  Совсем  не то видим на исходе века 20-ого.  Бывшая советская
историография представляет замечательный пример  антидиалектики,  когда
развитие происходит хотя и по спирали,  но не от высшего к низшему, а в
направлении... прямо противоположном!
 Трудно поверить,  что  спустя  сто  лет после Соловьева,  Ключевского,
Платонова и др.  нам вместо русской истории станут подсовывать лубочную
картинку   этой   истории   и   при   этом   вещать   от  имени  науки,
пренебрежительно отмахиваясь от тех же Соловьева,  Ключевского и др.  И
что  еще  более  замечательно,  так  это то,  что автор этой фальшивки,
Кожинов,  искренно  верит,  что  действительно  выражает  точку  зрения
современной  науки,  когда  своею кистью маляра презренного набрасывает
нам следующую картину.
 Прежде всего он объявляет Ярослава Мудрого императором и этим сразу же
задает нужную тональность.  Воображению уже рисуются:  богатые города и
храмы,  император  в  стольном  граде  Киеве,  послы иностранных держав
толпятся  в  "императорских"  хоромах  в  ожидании  приема...  Впрочем,
послушаем самого Кожинова:

"Огромная, особенно  по  тогдашним меркам,  государственная территория,
простиравшаяся с севера на юг от Белого до Черного моря и с  запада  на
восток   от   речного  бассейна  Вислы  до  Камы.  Развитые  и  прочные
международные отношения и связи (что выразилось, в частности, в брачных
союзах  семьи  Ярослава  с  правящими  династиями  Византии,  Германии,
Франции,  Англии, Венгрии, Польши, Швеции, Норвегии). Обилие крупных по
тем  временам  городов:  Киев,  уступавший тогда по величине (в Европе)
только  византийскому  Константинополю  и  арабской  Кордове,  а  также
Чернигов, Переславль-Русский, Галич, Туров, Владимир-Волынский, Полоцк,
Витебск, Смоленск, Муром, Ростов, Суздаль, Новгород, Псков, Юрьев (ныне
- Тарту),  Ладога и другие города (в том числе и отдаленная Тмутаракань
у устья Кубани),  которые в последнее двадцатилетие правления  Ярослава
Мудрого   были   прочно   связаны   с  центральной,  киевской  властью,
осуществляя ее волю на окружающих их территориях." (гл.3)

 Единственное, что  верно  в  этом  описании,  так  это  географические
контуры Киевской Руси.  Впрочем даже и эти контуры слишком уж размазаны
Кожиновым:  до Камы власть Киева никак  не  распространялась,  согласно
школьным картам,  восточной окраиной Киевской Руси был Муром, а от него
до Камы еще весьма далеко.  То же самое и по другим направлениям. Но не
в  этом  дело.  По географическим масштабам Киевская Русь действительно
была огромным  государством.  Но  даже  и  это  верно  с  точки  зрения
географии,  но  не  с точки зрения истории и политики:  киевские князья
конечно же не контролировали все это обширное пространство  от  "Белого
до Черного морей". Собственно говоря, ЧТО и КАК они контролировали, ЧТО
из себя представляла их власть,  и соответственно,  Киевская Русь - все
это  вопросы  далеко  не  простые,  на  них  то  и  должна еще ответить
историческая  наука,  отсюда,  собственно,  и  начинается  познание  и
понимание  русской  истории  и  цивилизации.  Но  для  Кожинова никаких
подобных вопросов, конечно, не существует. Он взирает на карту Киевской
Руси,  приходит  в  умиление от обширности ее территории,  идея величия
Руси  просится  на  холст  и  Кожинов  начинает  вдохновенно  малевать:
"огромная    государственная    территория",   "развитые   и   прочные
межгосударственные  отношения",  "обилие  городов",   "прочная   связь"
периферии с центром, "военная мощь" и т.д.
 Какие "развитые и прочные межгосударственные отношения" могли  быть  у
Киева,  когда  в  самой  Киевской Руси не было еще ровным счетом НИЧЕГО
"развитого и прочного"?.. А-а, понятно: Кожинов выяснил на ком женились
или за кого выходили замуж княжеские дети и вывел отсюда свои "развитые
и прочные межгосударственные отношения". Ничего бОльшего для глобальных
исторических  выводов  ему  и не надо,  как мы уже знаем.  Что касается
киевской власти  и  кто,  и  как  проводил  ее  волю,  и  что  из  себя
представляла сама эта воля, на этом мы остановимся ниже.
 Кожинов перечисляет  архитектурные,  литературные  памятники  Киевской
Руси и окончательно приходит в восторг:

"... эпохе Ярослава присущи не столь уж характерные для русской истории
черты "законченности", отчеканенной воплощенности, завершенности...
 И эта  воплощенность  эпохи  внятно воспринимается нами еще и сегодня,
почти через тысячелетие...  А ведь между тем,  углубляясь во времени от
начала  расцвета  Ярославовой  державы  (1030-е  годы)  всего  лишь  на
столетие - да и даже только на полстолетия! - назад, мы не обнаруживаем
подобных  воплощений,  "кристаллов"  исторического  (государственного и
культурного) творчества.  И истинное великолепие Ярославовой Руси может
показаться возникшим словно бы из ничего - как некое чудо." (гл.3)

 И Кожинов задается вопросом: как стало возможно сие чудо?

 Если хотите  знать  с  чего  все  началось,  смотрите  на то,  чем все
закончилось.  Если вы хотите понять причины чудесного расцвета Киевской
Руси  взгляните что стало с этой Русью спустя всего лишь столетие после
смерти Ярослава Мудрого...  Рим даже после всех гражданских смут, после
Калигулы и Нерона просуществовал еще 400 лет и рухнул лишь под натиском
ВНЕШНЕЙ силы. А что же случилось с Киевской Русью спустя всего лишь 100
лет с момента ее небывалого расцвета?  Недостаточно сказать об усобицах
и всех бедствиях им сопутствующих,  мы  сталкиваемся  с  явлением  куда
более  печальным  и  ставящим  в тупик историка:  в ходе усобиц русские
князья дошли до того,  что стали брать Киев приступом,  жечь и  грабить
его   словно   вражеский   город.   То  есть  Киевская  Русь  перестала
существовать не потому,  что подверглась татаро-монгольскому разгрому -
это  произошло  значительно позже,  - она перестала существовать ПРОСТО
ТАК,  сама по себе,  в сознании самих русских князей,  и русских  людей
вообще.  Народ,  города,  сам  Киев  продолжали  существовать,  но Киев
перестал быть центром,  средоточием государственности, само государство
исчезло.  И  это  -  безо  всяких  ВНЕШНИХ  к  тому  причин  и поводов.
Спрашивается:  если государство ТАК перестало существовать,  то БЫЛО ЛИ
ОНО  вообще?  А  если было,  то КАК оно было - здесь,  таким образом мы
опять наталкиваемся на целый узел исторических проблем. Однако в данном
случае  остановимся  на  вопросе  более  частном:  что явилось причиной
расцвета Киева?
 Ясно, что  за  всем  этим  процветанием не было никакой сколько-нибудь
прочной созидательной  деятельности,  иначе  оно  не  рухнуло  в  столь
короткие  сроки  безо всяких видимых причин.  С другой стороны "чудес",
подобных тому,  о котором идет речь,  в истории немало.  На пересечении
торговых  путей,  иногда чуть ли не по среди пустыни внезапно возникает
цветущий город,  существует  более  или  менее  продолжительное  время,
потом,  в  результате  каких-нибудь  изменений  в  мировой торговле или
политике,  столь же внезапно приходит в упадок,  а то и вовсе перестает
существовать.
 У Киевской   Руси,   не   считая   собственно   торговли,   было   два
взаимоувязанных  источника процветания:  князья собирали дань и в обмен
на эту  дань  получали  из  Византии  все  богатства  тогдашнего  мира.
Население было бедно,  но многочисленно и дани хватало, чтоб обеспечить
процветание немногочисленного тогда еще княжеского рода, да двух - трех
городов,  не  считая  Новгорода,  жившего за счет собственной торговли.
Впрочем и  в  Новгороде  существовала  та  же  "экономическая  модель":
конечным   источником   его   богатства   была   эксплуатация  обширных
северо-восточных территорий и обитавших на них племен. Вот и все чудо.
 Но Кожинова подобная проза не устраивает.  Роль Византии, признает он,
действительно была велика,  но,  с другой стороны, Византия - далеко. А
потому "воля к созиданию" исходила от самих русских, которые приглашали
"специалистов"  из  империи  и  сами  отправлялись  туда  "брать  уроки
государственного    и    культурного   созидания"   (подумаешь,   какое
прилежание!).  Далее он говорит,  что  "легковесны  попытки"  объяснить
"основу  процветания"  Руси  влиянием  Византии.  (Еще  абзацем выше он
говорил,  что роль Византии в развитии Руси "неоспорима велика", сейчас
же  он  называет  это  мнение  "легковесным".)  Ведь не подчинились же,
продолжает он, этому влиянию печенеги и половцы:


"Из этого   следует,   заключает  он,  -...  что  Русь  только  в  силу
собственного развития,  только благодаря  определенной  зрелости  своей
собственной  государственности  и  культуры могла полноценно воспринять
византийский опыт."

 После этого его опять  поражает  приступ  дешевого  вдохновения  и  он
хватается  за  свою  малярную  кисть:  "осязаемая кристаллизация мощной
государственности  и  высокой  культуры",   "исторические   свершения",
"деятельное   и   богатое   народное  бытие",  "громадная  историческая
энергия",  "монументальное воплощение" и т.д.  и т.п.  Словом, воспарил
мыслию к небесам.
 Но собственного  вдохновения  ему  показалось  мало  и  он  по  своему
обыкновению призывает на помощь великих мира сего,  на этот раз Пушкина
и Шлецера:  они,  дескать  тоже  усматривали  в  начальной  Руси  нечто
великое.
 Затем мысль Кожинова начинает перескакивать с пятого  на  десятое:  он
почему  то  начинает  говорить  о  первоначальном расселении славянских
племен,  речных путях...  Постойте,  а  как  же  с  чудесным  расцветом
Киевской  Руси?  Надо  бы  все-таки  объяснить  его  причины.  - А чего
объяснять-то? Чудо оно и есть чудо, им следует умиляться и восхищаться,
а не объяснять его.  Восхитился Кожинов уже достаточно и даже подкрепил
свое восхищение авторитетом великих,  чего  же  еще?  Вопрос  исчерпан,
следуем далее.
 Далее мы,  видимо,   перемещаемся   к   самому   началу:   к   истории
возникновения Руси. Прежде всего Кожинов сообщает нам, что славяне были
земледельцами и скотоводами и что это "доказано в последнее время". - А
кем  им еще и быть-то было,  как не земледельцами и скотоводами?  Зачем
надо было доказывать "в последнее время" то,  что и  так  давно  было
ясно всем историкам?  Кожинов благоразумно не развивает эту тему,  зато
поднимает другую, "не хуже" первой:

"В высшей степени характерно,  что государственность, складывавшаяся на
этой  территории,  с самого начала была и воспринималась ее создателями
как многонациональная, или, точнее, много этническая." (гл.3)

 Что в этом характерного,  да еще и в "высшей степени"? ВСЕ государства
за исключением,  кажется,  двух или трех многонациональны.  Так обстоит
дело в наше время и тем более так оно обстояло в древности,  когда  еще
продолжалось  Великое переселение народов и европейские государства еще
едва зарождались в европейском котле народов и национальностей. Так что
указание  на  много  этничность  Руси - банальность.  Кожинов и сам это
по-видимому чувствует и потому начинает пережевывать на  все  лады  эту
банальность  и  в  конце концов разражается термином "многонациональная
государственность  Руси".  Тем   самым   банальность   превратилась   в
нелепость.  Вся  государственная  "политика"  в государстве Рюриковичей
сводилась к родовым меж княжеским счетам и вытекающим из них распрям, с
одной стороны,  и к столкновением князей с вечем, - с другой - до какой
же  степени  умопомрачения  нужно   дойти,   чтоб   назвать   все   это
"многонациональной государственностью Руси"! Причем:

"Многонациональная государственность  Руси,  как  обоснованно  показали
новейшие исследования,  начала  складываться  значительно  -  на  целое
столетие   или   около   того   -   раньше,  чем  полагало  большинство
дореволюционных историков,  постулаты которых тем не  менее  продолжают
иметь хождение до сих пор."(гл.3)

 Вот ведь  как заблуждались дореволюционные историки и их заблуждения к
несчастью все еще имеют хождение!

 "Между тем достоверно известно, например согласно "Анналам" франкского
епископа и поэта Пруденция (умер в 861 году),- что официальные послы из
Северной Руси (о том,  что посольство было  именно  из  Северной  Руси,
пойдет  речь  ниже)  еще  в 838 году - то есть за четверть века до даты
призвания  варягов  -  прибыли  к  византийскому  императору   Феофилу,
правившему  с 829 по 842 год.  И особенно важно отметить,  что сам факт
столь далекого посольства несомненно подразумевает достаточно  развитую
государственность." (гл.3)

 Да ничего  не  подразумевает  этот  факт!  Если  какой-нибудь торговый
город,  в силу одного своего торгового характера могущий иметь  широкие
международные связи, посылает своих послов к императору или к кому-либо
еще,  то  это  ровным   счетом   НИЧЕГО   не   говорит   ни   о   какой
государственности.   Кожинов   не   понимает,   что   слова   "развитая
государственность" вообще-то ко многому обязывают...  Впрочем,  как раз
его-то  никакие  слова ни к чему не обязывают:  он малюет свою лубочную
картинку,  у него все идет в дело,  любую историческую  подробность  он
превращает  в  очередной  жирный  размашистый  мазок,  поражающий своей
"цветастостью" и безвкусицей:  ему достаточно перечислить  инородческие
имена  княжеских  дружинников,  чтобы  заключить  и  "многонациональной
государственности",  упоминания о каком-то посольстве - чтобы заключить
о "развитой государственности" и т.д. А вот как он рисует начало Руси.
 Он конечно  не  может,  как  другие  историки,  начать   с   изложения
летописной  или  иной теории возникновения государства Российского.  Не
может,  потому что сказать ему в этом плане,  т.е. ПО СУЩЕСТВУ вопроса,
нечего,  ибо никаких своих мыслей у него нет.  Поэтому он напрягает все
свое воображение,  призывает к себе подземные силы и образы;  маляр  на
наших глазах превращается в мистика и вот какие оракулы мы слышим:

 "Возникновение государственности  Руси  совпало  - и это,  несомненно,
имело  для  нее  огромное  значение  -  с  исключительно  деятельной  и
напряженной  эпохой в истории всей западной части Евразии.  Территорию,
на которой на рубеже VIII- IX веков начала складываться Русь,  со  всех
сторон  окружали  тогда  чрезвычайно энергичные и активные исторические
силы.
 К северо-западу  от нее находился словно извергающий человеческую лаву
викингов вулкан тогдашней Скандинавии...
 К западу  от  Руси  в  течение  770- 800-х годов была создана огромная
империя Карла Великого - от Пиренеев до Эльбы и Дуная,  от  Балтики  до
Средиземного   моря.   К   югу,   в   Византии,   правила   властная  и
целеустремленная  императрица  Ирина,  сумевшая  в  787  году  победить
разлагавшее   империю   иконоборчество   (правда,  после  окончания  ее
правления оно вновь возобладало до 843 года) и собиравшаяся вступить  в
брачный  союз с Карлом Великим,  чтобы восстановить поистине вселенскую
Империю (в границах Рима эпохи его расцвета); дворцовый заговор оборвал
в  802  году  ее начавшие осуществляться замыслы.  К востоку от Руси на
рубеже VIII- IX веков  достигал  своего  высшего  могущества  Хазарский
каганат;  именно в это время фактический его повелитель каганбек Обадий
сделал иудаизм официальной,  господствующей религией; после долгих войн
было"  установлено  определенное равновесие с сильнейшим южным соседом,
Арабским халифатом - где,  кстати сказать, правил именно в это время, в
786-809  годах,  один  из  самых  великих  халифов,  Харун ар-Рашид,- и
границы Хазарского,  каганата простерлись от Кавказа до Камы и Оки и от
Урала  до Крыма.  С этими историческими силами - языческой Скандинавией
викингов,  христианской Византийской империей и  иудаистским  Хазарским
каганатом (а через них - опосредованно - и с Арабским халифатом) ранняя
история Руси самым что ни на есть тесным образом  связана,  и  можно  с
полным  правом  утверждать,  что  русская  государственность и культура
сформировались в сложнейшем и мощном магнитном поле,  создаваемом этими
силами, их "пересечением",- поле, в котором и сама Русь развивалась как
постоянно возраставшая сила,  столь монументально представшая позднее -
в эпоху Ярослава." (гл.3)

 Удивительно, как  это  Кожинов  не  добрался  ("опосредованно",  через
арабов) до Египта и африканских негров или до Испании.  А  так  все  на
месте:  и вулкан Скандинавии, извергающий викингов, и Арабский халифат,
и иудаизм Хазарии, и иконоборчество в Византии, и намерение Ирины выйти
замуж за Карла Великого, и дворцовые перевороты, и роковые совпадения и
т.д.  и т.п.  - кто после всего этого усомнится, что "империя" Ярослава
Мудрого явилась величайшим творением истории?

 Но довольно,  довольно  этого вопиющего пустословия,  этого безобразия
мысли,  этого детского лепета под фирмой науки.  Если Кожинов не  может
сказать,  ничего  по существу,  то отчасти нам придется восполнить этот
пробел. К счастью, Кожинов дает повод - спасибо и на этом, ибо большего
мы от него и не ждали.
 Вся дореволюционная историография была  пронизана  спором  о  сущности
России:  является ли Россия заурядной европейской страной,  или у нее -
особый  путь  развития?  В  начале  20-ого   века,   накануне   великих
потрясений, спор этот начал склоняться по-видимому в пользу западников,
однако окончательного ответа на этот вопрос  так  и  не  было  найдено.
После  революции  восторжествовал  западнический  взгляд  на  Россию  в
марксистском его варианте.  Впрочем,  слово "восторжествовал" не вполне
точно  отражает  суть произошедшего:  вся дореволюционная историография
была выброшена  на  свалку  со  всеми  ее  вопросами,  решенными  и  не
решенными:  марксизм  явился  той  абсолютной истиной,  которая сделала
излишней все споры,  разногласия,  более того,  саму  науку.  На  любой
вопрос   была   готовая   формула  решения,  все  общественные  явления
укладывались в схему:  рабовладение  -  феодализм  -  капитализм.  Если
заходит,  например,  речь о средних веках,  то мы обязательно услышим о
феодальной раздробленности,  условном держании,  сеньорах и вассалах  и
т.д.  и т.п.,  так что уже неважно было идет ли речь об Англии,  России
или Китае - везде находили "аналогичные явления",  один и тот же "закон
развития".  При  этом,  чем более универсальным стремились сделать этот
подход, тем  более  он  опустошался,  становился  фразой и сама история
выродилась  в  конце  концов  в  наукообразную  фразеологию.  В  период
перестройки  произошел  очередной  переворот,  причем  трудно сказать в
худшую или в лучшую сторону:  сам марксизм был отправлен  на  свалку  -
туда ему и дорога,  однако, если раньше история еще сохраняла видимость
науки,  некое единообразие,  хотя бы внешнюю упорядоченность, то теперь
исчезло и это:  сама история стала свалкой,  на которой теперь на наших
глазах гниют и разлагаются горы марксистско-ленинского хлама и весь тот
новейший  мусор,  который  нанесло  в  историческую науку перестроечным
"ветром перемен".  Частным продуктом этого разложения и является работа
Кожинова, о которой сейчас идет речь.
 История Киевской Руси интересна  прежде  всего  потому  и  может  быть
ТОЛЬКО лишь потому,  что если вообще можно ответить на вопрос ЧТО ТАКОЕ
РОССИЯ?,  то ответ этот нужно искать,  конечно же,  в первую очередь  в
названной истории. И для этого необходимо прежде всего выяснить: чем же
русский "феодализм" отличался от западного?  Это самый простой и прямой
путь,  по  нему-то  и двигалась дореволюционная историография и на него
необходимо вернуться вновь.
 В чем вообще состоит сущность западного феодализма? Сущность эту можно
выразить одной фразой:  феодальный договор.  Вассал обязывался  служить
сеньору,  - причем его обязанности перед последним оговаривались вплоть
до мелочей,  - взамен чего вассал,  получал в качестве уплаты за службу
феод  - земельное владение с проживающим на нем населением.  Причем сам
вассал мог становиться в  свою  очередь  сеньором,  т.е.  принимать  на
службу подвассалов, расплачиваясь с ними частью своих владений.
 Сущность договора  очевидна.  Феодализм   иногда   характеризуют   как
общество,  в  котором собственность и власть совпадают.  Это верно,  но
таково лишь НАЧАЛО феодализма  ибо  там,  где  собственность  и  власть
совпадают,  там  ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ еще нет никакого ОБЩЕСТВА,  а есть лишь
множество суверенных собственников.  Для того,  чтоб общество ВОЗНИКЛО,
необходимо  расщепление собственности и власти,  перераспределение прав
собственности и политического суверенитета,  иначе говоря, установление
системы   прав   и   обязанностей.   Если  перед  нами  два  суверенных
собственника,  то они еще не составляют никакого общества. Но если один
из  них  частично жертвует своим суверенитетом в пользу другого с целью
обрести или увеличить свою собственность в обмен на эту жертву,  то эти
двое   уже   составляют   общество.   Феодальный   договор  и  является
инструментом  перераспределения  собственности  и  власти   посредством
которого  собственники  связываются  системой  взаимных  обязательств и
таким образом общество возникает.  В связи с  этим  важнейшее  значение
имеют два обстоятельства.  Во-первых, феодальный договор был достаточно
прочной,   устойчивой   общественной   связью.    И    прочность    эта
обусловливалась  не только средневековыми понятиями о рыцарской чести и
проч.,  хотя и эту сторону дела нельзя сбрасывать  со  счетов.  Главная
причина  заключалась  в  самой  природе договора:  он был в большей или
меньшей  степени  ВЗАМОВЫГОДНОЙ  сделкой:  каждая  из   сторон   чем-то
жертвовала,  но  и что-то получала в качестве компенсации - такого рода
зависимость,  конечно,  труднее разорвать,  чем в том случае, когда она
силой   навязывается   к   явному  ущербу  одной  из  сторон  и  когда,
соответственно,  эта последняя изыскивает всяческие поводы или  способы
уйти    от   этой   зависимости.   Кроме   того,   прочность   договора
обуславливалась еще и тем, что всякий вассал, хотя и обязан был служить
своему сеньору,  но такие же,  вернее, той же природы обязанности несли
по отношению к нему самому его подвассалы.  Поэтому он сам вынужден был
нести  свои  обязанности  дабы  не подавать дурного примера собственным
подвассалам,  не лишиться их услуг, т.е. не разрушить тот фундамент, на
котором  покоились  его  собственные  власть  и  сила.  Благодаря такой
"круговой  поруке"  феодальный  договор   становился   весьма   прочным
институтом.
 Во-вторых, феодальный договор распространялся на все общество,  вплоть
до  самых  его низов.  Так например,  крестьянин мог получить в феод от
своего господина...  пчелиный улей.  Ясно однако,  что во всех подобных
случаях  политическое  содержание  договора  полностью  исчезало  и  он
превращался в нечто вроде современного договора об аренде.
 Таков был  феодализм  на  Западе (более детальное обсуждение вопроса в
данном случае неуместно). Обратимся теперь к России.
 Разница между  западным  феодализмом  и  "феодализмом"  Киевской  Руси
такова,  что буквально режет глаза и ее нельзя не заметить.  Она и была
очевидна  для  всех  дореволюционных  историков,  так  что  даже  самые
убежденные западники не решались  записывать  Киевскую  Русь  в  разряд
западных государств. Только советские историки, ослепленные марксизмом,
перестали замечать эту разницу.
 Прежде всего,  в  Киевской Руси отсутствовала сама основа феодализма -
совпадение  собственности  и   власти.   Власть   была   собственностью
княжеского  рода  вообще  и каждого князя в отдельности,  независимо от
того владел ли князь какими-то городами или не владел ни одним из  них.
Далее, внутри рода власть концентрировалась на самом старшем в силу его
старшинства и по природе своей была не властью господина над подданным,
или начальника над подчиненным, но властью отца над сыном, старшего над
младшим.  Иначе говоря,  это была  власть  не  политическая,  а  власть
природная,  так  и  в том ее виде,  как и в каком она вытекает из чисто
семейных отношений - из отношений между  родителями  и  детьми.  Отсюда
ближайшие  следствия:  власть  эта  тверда  и  надежна,  пока  жив отец
семейства и в состоянии держать в руках  детей  своих.  Власть  эта  не
может  быть  ни  твердой,  ни надежной,  как только братья после смерти
родителя остаются предоставленными сами себе. Они все равны как князья,
они все "имеют право", разница в возрасте между старшим и младшим может
быть ничтожной, вокруг них роятся бояре, дружинники, прочий люд, всегда
готовый поживится на княжеских распрях - спрашивается,  неужели в таких
условиях то ничтожное обстоятельство, что один из братьев старше других
на  год  или  два,  может  послужить камнем преткновения,  сдерживающим
политическим фактором,  стержнем,  фундаментом власти?  Разумеется нет.
Поэтому   как   только  умирает  великий  князь,  неизбежно  начинается
разложение власти и усобицы.  В такого рода  политической  "системе"  и
жила, точнее корчилась в конвульсиях Киевская Русь, эта же "система", в
конечном итоге и послужила причиной ее падения.
 Князья не  могли  уладиться  друг  с  другом потому,  что они все были
суверенны, все равны.  Существовала система многовластия:  властей было
ровно столько,  сколько было князей.  Отношение старшинства вводило эту
анархию в какие-то рамки,  но рамки эти были абсолютно  не  прочны,  не
надежны  и,  в  конце концов,  падали сами собой,  как только,  с одной
стороны,  князей становилось слишком много,  с другой же  стороны,  сам
вопрос кого считать старшим становился спорным, ибо и здесь все было не
так просто и физическое старшинство не  было  решающим  обстоятельством
(см.  об этом мои статьи "Политическая теория Киевской Руси). На Западе
родовые  отношения   вытеснялись   собственническими   и   именно   это
обстоятельство    становилось    выходом    из    тупика:   на   основе
собственнических отношений частные суверенитеты посредством феодального
договора выстраивались в иерархию, образовывали упорядоченное общество.
В Киевской Руси собственность князей  была  функцией  их  положения  на
родовой   лестнице,   т.е.   функцией   родовых   отношений   и  потому
собственнические  отношения   становились   не   фундаментом   властных
отношений,  но разлагались вместе и вслед за разложением рода и власти.
Система была перевернута в сравнении с Западной и потому развивалась не
столько вперед, сколько задом наперед.
 Но и этого мало. Анархия между князьями дополнялась еще анархией между
суверенитетом  княжеского  рода  и суверенитетом вече,  народа.  Князья
могли претендовать на роль господ в городах,  но они  никогда  не  были
господами:  между  ними  и народным вече так же не было никакой системы
власти,  как  не  было  ее  между  самими  князьями.  Все  определялось
случайными    обстоятельствами:    личностью   князя,   его   военными,
материальными возможностями, настроениями горожан, внешними событиями и
столкновениями и т.д.
 То, что князья были политически РАВНЫ,  т.е. политическая МОНОЛИТНОСТЬ
рода,  было  причиной  анархии  внутри  рода,  ВНУТРИ власти.  То,  что
государственная власть над обществом была неотчуждаемой  собственностью
княжеского рода,  т.е.  непреодолимый политический РАЗРЫВ, РАСКОЛ между
князьями и обществом - это становилось источником общественной  анархии
МЕЖДУ  народом  и  властью.  Таким  образом,  в  политическом отношении
общество   являло   собой   некий   агрегат   стихийно   нагроможденных
суверенитетов,  который мог сохранять стабильность лишь в силу случайно
сложившихся  благоприятных  обстоятельств.  Но  по   мере   того,   как
обстоятельства  изменялись  и становились неблагоприятными,  он рушился
под собственной тяжестью.
 Запад в  средние  века  так  же захлебывался анархией,  но эта анархия
посредством феодального договора вводилась в  определенные  рамки,  так
что Запад из средневековья выходит как система сложившихся национальных
государств,  а рамках отдельного государства - как система политических
отношений,  именуемая сословной монархией.  С другой стороны,  в России
князья так же вступали меж собой в  договорные  отношения,  заключались
договора так  же  между князьями и городами,  но договора эти не играли
особой  роли  в  развитии  общества,  так  в  основе  всего  лежали  не
договорные,   а   РОДОВЫЕ   отношения,   которые   парализовывали  саму
возможность  поступательного   политического   развития,   генерировали
анархию, так что в конце концов Киевская Русь и погибла в этой анархии.

 А теперь вновь обратимся к труду Кожинова:

"... благоразумная...  политика  Ярослава  определила  прочное единство
русского  государства;  это  единство  не  только  было  безусловным  в
последние  два  десятилетия  его  жизни,  но  и  в той или иной степени
сохранялось почти в течение столетия после его кончины. Именно к такому
выводу пришла ныне историческая наука."(гл.5)

 Прежде, чем  строить  свои  выводы,  пусть  историческая наука возьмет
первый том Карамзина и там прочтет,  что воевать с братьями пришлось  и
Владимиру Святому,  и самому Ярославу (а после него - его сыновьям друг
с другом и т.д.),  и не трудно уловить закономерность этих  войн:  пока
жив  хотя  бы один из братьев,  войны почти неизбежны и продолжаются до
тех пор,  пока братья не  поубивают  друг  друга.  Так  и  произошло  с
Владимиром   Святым.   Ярославу,   правда,  не  пришлось  убивать  двух
оставшихся в живых после войн со  Святополком  братьев:  один  из  них,
Мстислав,  сам победил Ярослава,  великодушно отдал последнему половину
Руси, а потом умер своей смертью, другого, Судислава, Ярослав посадил в
тюрьму,  в  которой  тот  и  просидел  почти всю жизнь.  Однако в обоих
случаях спокойствие в земле русской водворялось только вследствие  того,
что   во   главе  рода  оставался  один  из  братьев,  другие  же  либо
умерщвлялись во время  войн,  либо  "нейтрализовались"  более  гуманным
образом, - как поступили с Судиславом.
 Понятно, что такое единство не могло быть ни ПРОЧНЫМ,  ни БЕЗУСЛОВНЫМ.
И не было у Ярослава никакой ПОЛИТИКИ в этом отношении,  как не было ее
ни у его предшественников,  ни у потомков.  Политика могла быть  только
одна:  ликвидировать  родовой  быт и учредить ПОРЯДОК престолонаследия.
Однако этот порядок был не учрежден,  но стихийно, исторически сложился
только ко времени Ивана 3,  т.е.  спустя 400 (!) лет после Ярослава,  а
соответствующий закон и вовсе был принят  лишь  в  конце  18-ого  века.
Почему  такая  простейшая эволюция,  которая у других народов на Западе
протекала относительно быстро - так что почти все они входят в  историю
с  уже  сложившимся  государственным  порядком  (царская власть на заре
античного мира,  королевская власть у германцев),  в  то  время  как  в
России   этот  же  процесс  занял  400  лет,  -  чуть  не  половину  ее
исторического бытия  -  вот  еще  один  вопрос,  которым  следовало  бы
заняться  "исторической  науке"  вместо  того,  чтоб  воспевать  мудрую
политику Ярослава 1.
 Далее, что означает эта фраза: государственное единство сохранялось "в
той или иной степени" еще сто лет после Ярослава? Что значит "в той или
иной  степени"?  Это  значит,  что  на  протяжении  указанного  периода
происходили княжеские  усобицы,  а  единство  Руси  не  сохранялось,  а
РАЗРУШАЛОСЬ. Далее Кожинов цитирует О.М.Рапова, устами коего, по мнению
Кожинова, глаголет сама наука:

"В обстоятельном труде О.  М.  Рапова "Княжеские владения на Руси в Х--
первой  половине XIII в." (М.,  1977) обоснованно сказано (это вытекает
из всей книги):
 "В русской  дореволюционной  исторической  науке  глубоко  укоренилась
мысль о том,  что после того как в 1054  году  Ярослав  Мудрый  наделил
своих   сыновей   землями,   единое   государство   Русь  распалось  на
самостоятельные княжества...  Однако это не так.  Ярослав Мудрый  перед
смертью завещал Русь только одному князю,  старшему... "Се же поручаю в
собе место стол старейшему сыну моему и  брату  вашему  Изяславу  Кыев,
сего послушайте,  яко же послушаете же мене"... Ярослав Мудрый вовсе не
помышлял о каком-либо разделе  территории  государства  в  духе  короля
Лира...   По-прежнему  над  держателями  (отдельных  земель.  --  В.К.)
возвышался великий Киевский князь...  Земельные  владения  его  братьев
были не чем иным,  как условными держаниями данных феодалов,  которые в
любой момент могли быть у них отобраны или заменены на другие" (с.  49,
51).
 И далее: "отдельные князья превращали вверенные им условные держания в
территории,  не  подчиненные  власти киевского князя,  но существование
таких княжеств-государств было,  как правило, явлением кратковременным"
(с.  233).  И  лишь  в  конце 1130-х годов Русь "распалась на отдельные
самостоятельные в политическом  отношении  княжения"  (с.  235).  Я  бы
добавил к этому, что "распад" Руси был в известной степени остановлен в
1160-х годах великим князем Андреем Боголюбским,  перенесшим столицу из
Киева  во Владимир и так или иначе управлявшим оттуда страной в целом."
(гл.5)

 Откуда взял   Рапов,   что   в    дореволюционной    науке    "глубоко
укоренилась"(!)   мысль,  что  Ярослав  разделил  землю  русскую  между
сыновьями?  Или он полагает,  что завещание Ярослава не  было  известно
русским  историкам?  Почему он не привел собственные слова на этот счет
хотя бы одного из них?  Потому что НЕТ таких слов:  ни  один  серьезный
историк не утверждал того,  что приписывает им всем Рапов. Ни Рапов, ни
Кожинов не знают,  не  понимают  русской  истории,  не  читали  русских
историков,  а  если  и  читали,  то  НИЧЕГО не поняли,  а если читали и
поняли, то, стало быть, сознательно лгут с непонятной мне целью.
 Ярослав Мудрый НЕ МОГ разделить землю русскую потому, что ОН НЕ БЫЛ ее
собственником, по этой же причине он не мог и ЗАВЕЩАТЬ ее в юридическом
или политическом смысле кому бы то ни было.  В своем завещании он  лишь
воспроизводит  родовой  порядок  в отношениях между князьями,  порядок,
которого он изменить был не в силах,  да по-видимому,  и не помышлял об
этом.   Русь   была  собственностью  княжеского  РОДА,  всякая  попытка
узурпации русской земли тем или иным князем рассматривалась  остальными
князьями как преступление и порождала соответствующую реакцию.  Ярослав
мог раздавать города сыновьям, как всякий отец может раздавать детям то
или это,  но он же на тех же правах отца мог и отнять данное. Города не
становились  собственностью  или  ДЕРЖАНИЕМ  князей  ни  условным,   ни
безусловным,  - не становились ни в глазах великого князя,  ни в глазах
других князей.  Все князья были равны и каждый  из  них  в  свое  время
должен  был  сделаться  главою  рода  и  занять  киевский  стол  -  вот
перспектива,  которую каждый из них имел в виду, то будущее, на которое
он  ориентировался.  Поэтому  ни  у  кого  из  них  в  мыслях  не  было
узурпировать какой-нибудь  Ростов или Смоленск и тем самым выделится из
рода,  лишить себя прав на остальную землю русскую.  Никто ни с кем  не
заключал  никаких  договоров  относительно  городов  на западный манер:
князья делили русскую землю как  делят  пирог,  "по  родственному",  не
обременяя  себя  никакими формальностями,  никаким понятиями о взаимных
правах и обязанностях.  И после каждой смерти  кого-нибудь  из  князей,
начинался очередной передел,  очередной переворот. Одним словом, князья
не были ФЕОДАЛАМИ - вот та  простая  истина,  составляющая  характерную
особенность   Киевской   Руси,   которую   нынешние  историки  усиленно
извращают,  игнорируют и в общем-то  правильно  делают,  поскольку  эта
простая истина перечеркивает всю советскую историографию,  т.е.  все их
труды и "заслуги" перед наукой и  возвращает  нас  к  тем  рубежам,  на
которых остановилась дореволюционная итсторическая наука.
 Особенно замечательно  "добавление"  Кожинова  к  нелепостям   Рапова,
замечательно настолько, что не поленюсь процитировать его еще раз:

"Я бы  добавил  к этому,  что "распад" Руси был в известной степени (!)
остановлен (!) в  1160-х  годах  великим  князем  Андреем  Боголюбским,
перенесшим  столицу  из  Киева  во Владимир и так или иначе управлявшим
оттуда страной в целом." (гл.5)

 Боголюбский РАЗГРОМИЛ  Киев,  Киевская Русь ПЕРЕСТАЛА СУЩЕСТВОАТЬ (как
политическое образование),  народ УХОДИЛ из Киевской Руси - вот  что  в
действительности  происходило.  Но  даже  и это не остановило княжеских
усобиц:  последняя  битва   между   Святославичами   и   Мономаховичами
произошла, если  не  ошибаюсь,  в  1245 г.,  т.е.  уже после татарского
нашествия... А когда Боголюбский попытался управлять "страной в целом",
князья  собрали  объединенное  войско  и  разбили  войско Боголюбского.
Кожинов понимает все это так, что распад "был остановлен" "до известной
степени", а Боголюбский управлял "так или иначе" "страной в целом"!
 Умеют писать советские историки!  Всего  два  абзаца,  дюжина  вполне,
вроде бы,  невинных фраз, ни одного категорического утверждения, НО КАК
МНОГО ЛЖИ!  Все  существовавшие  ранее  теории  -  опрокинуты,  простой
здравый взгляд - невозможен,  историческая действительность - извращена
до неузнаваемости;  вместо исторической картины - грязные пятна, вместо
мыслей  -  вычурная  фразеология  и возня с терминами смысла которых НЕ
ПОНИМАЮТ, или ИГНОРИРУЮТ, или ИЗВРАЩАЮТ.

 Кожинов, конечно,   "читал"   и   изложение    древней    истории    у
дореволюционных   историков,   "читал"   вероятно,   и  саму  летопись.
Фактическая сторона дела ему,  стало быть, хорошо известна, ДОЛЖНА быть
хорошо известна. И тем не менее он пишет:

"В продолжение  шести  десятилетий  -  с  1054  по  1113  год - на Руси
соблюдался строгий порядок наследования  киевской  власти  по  принципу
"старейшинства",  который  обеспечивал  "легитимность"  власти,  ибо не
зависел от чьих-либо субъективных решений.  После кончины Ярослава один
за  другим  правили  (по старшинству) его сыновья Изяслав,  Святослав и
Всеволод.  Правда,  возникали временные  конфликты,  но  в  целом  этот
порядок не был существенно нарушен."

 После кончины  Ярослава  все  князья оказались как бы предоставленными
самим себе;  были уже недовольные и обделенные (изгои),  и у  остальных
князей  накапливались претензии друг к другу.  С другой стороны,  среди
них не было ни одного,  кто по своим личным качествам мог бы решительно
возвыситься  над  остальными.  Таким  образом  не  было  ни объективной
системы власти,  ни субъективной силы,  которая могла бы взять власть в
свои  руки.  Мир  сохранялся  по инерции,  - потому,  в частности,  что
обделенные князья,  кому суждено было нарушить  спокойствие,  были  еще
молоды.  Так  Ростиславу  Владимировичу  было  только  16 лет на момент
смерти Ярослава Мудрого,  а печально знаменитый Олег Гориславич  вообще
был  еще  младенцем.  Но  время  шло,  и  вот первым тронулся Ростислав
Владимирович -  собрал  дружину  и  отнял  Тмутаракань  у  дяди  своего
Святослава.  Затем начинает свои войны легендарный Всеслав полоцкий. Во
время одной из них киевляне изгоняют Изяслава из Киева и на  его  место
сажают Всеслава.  На этот раз,  правда,  Изяславу легко удалось вернуть
себе отцовский стол,  но потом его вторично  изгоняют  уже  собственные
младшие  братья.  Киевский  стол занимает Святослав и удерживает его за
собой до самой смерти,  после чего Изяслав вновь занимает Киев и только
таким образом порядок старшинства восстанавливается.  Затем поднимается
выше упомянутый Олег Гориславич и т.д.  и т.д.  - Как  же  можно  после
этого,  не моргнув глазом утверждать,  что порядок наследования "строго
соблюдался"? И даже если он временами "строго соблюдался" - что с этого
толку,  если  это  нисколько  не  мешало  князьям  убивать друг друга в
усобицах?  Мы видим,  что  после  смерти  Ярослава  не  только  порядок
наследования,  но  всякий  порядок между князьями начинает разрушаться.
Более того,  никакого порядка между ними,  собственно говоря И НЕ БЫЛО.
Был порядок семейный - подчинение старшему младших, - который неизбежно
разрушался как только род разрастался и становился множеством  семей  и
как только умирал родоначальник.  То есть с физическим разложением рода
на множество семей неизбежно разлагался и родовой порядок  и  наступала
анархия в самом первоначальном,  первобытном виде. Кожинов пытается нам
внушить, что государственный порядок в Киевской Руси был столь прочным,
что  сохранялся еще столетие после смерти Ярослава.  В действительности
ГОСУДАРСТВЕННОГО порядка НЕ БЫЛО ни при Ярославе,  ни  до  него  -  при
Владимире  1.  Был  род,  который  сохранялся  как  единое целое,  пока
оставался одной семьей и который потом сам собою перестал существовать,
как только распался на несколько семей.  Нельзя считать государственным
такой порядок,  когда спокойствие и мир в обществе  сохраняются  только
потому,  что у правителя нет братьев,  способных воевать, и когда война
становится неизбежной,  как только во главе государства становится ОДИН
из   братьев,  а  другие  автоматически  оказываются  его  оппонентами,
конкурентами,  соправителями,  "сыновьями" - кем угодно,  но только  НЕ
ПОДДАННЫМИ.   Одним   словом,   существовала   власть   семьи,  которая
разрушалась  вместе  с  естественным  разрушением   самой   семьи.   Но
какой-либо  системы  власти,  которая  бы  существовала  независимо  от
природных родственных отношений, т.е. именно в качестве ГОСУДАРСТВЕННОЙ
власти, НЕ БЫЛО. Власть не существовала ни просто как сила, которой все
подчиняются вольно или невольно,  ни как результат феодального договора
в   соответствии   с   которым  вассал  отказывается  от  части  своего
суверенитета в пользу сеньора, т.е. никак не существовала.
 Таким образом,  при малейшей попытке проанализировать реальные события
и отношения,  мы тотчас же обнаруживаем, что собственнических отношений
между князьями не было, никаких условных держаний - не было, феодализма
- не было,  государственного порядка - не было, САМОГО ГОСУДАРСТВА - НЕ
БЫЛО. Киевская Русь предстает перед нами как некий загадочный иероглиф,
где за материальным величием скрывается  политическое  ничтожество,  за
внешне бурными историческими событиями - пустота общественной жизни, за
цветастой лубочной картинкой  -  угрюмая  действительность.  Кругом  мы
видим одни вопросы и ни одного ответа.  Историю русскую надобно изучать
заново.
 Теперь понятно  почему  Кожинову понадобилось скрывать,  извращать эту
действительность,  разукрашивать ее своей безвкусной  мазней.  Мышление
тяжко,  а истина горька.  Он давится ею, не по зубам она ему и всем его
ученым собратьям.  Его тянет на дешевую  риторику  там,  где  требуется
изучение;   он   жаждет   восхвалять  там,  где  требуется  думать;  он
противостоит "клеветникам России", в то время как следует противостоять
лжи  и  заблуждениям  прежде  всего  в собственной голове.  И неправда,
ничего он не "скрывает" и не "извращает" -  это  было  бы  слишком  для
него,  я сказал лишнее.  Он просто-напросто ничего...  НЕ ПОНИМАЕТ.  Он
готов лоб расшибить во имя России,  но что-либо ПОНЯТЬ - сей подвиг ему
не по силам.

 К НАЧАЛУ

                            4. Папист Мамай

 Смысл и  значение  Куликовской  битвы  -  кажется  главная  тема книги
Кожинова,  хотя выделить что либо главное в этой книге,  представляющей
из  себя  сборник  статей  и  рассуждений  "о  том  и  о  сем",  весьма
проблематично.  Как  бы  там  ни  было,  в  соответствующей   7   главе
псевдологика и псевдоученость Кожинова расцветают особенно пышно.
 Прежде всего,  поскольку Куликовская битва -  событие  слишком  хорошо
известное  и  оценка  его  напрашивается сама собой - после 150 летнего
рабства  русские   впервые   одержали   крупномасштабную   победу   над
монгольским войском - что тут может быть непонятного? - постольку, дабы
расчистить поле  для  собственных  открытий  в  этом  вопросе,  Кожинов
принимает глубокомысленно-загадочный вид:  дескать,  не все так просто,
смысл Куликовской битвы еще только предстоит разгадать. В подтверждение
этого  своего мнения он,  по своему обыкновению,  цитирует...  о,  нет,
конечно не Соловьева,  не Ключевского и др.  Он цитирует Блока, который
причислял   Куликовскую  битву  к  событиям,  "разгадка"  которых  "еще
впереди". Затем он обращается к "Советской энциклопедии":

"В одной из статей,  "Куликовская битва",  утверждается,  что битва эта
"имела большое историческое значение в борьбе русского и других народов
с монгольско-татарским гнетом...  на Куликовом поле был нанесен сильный
удар по господству Золотой Орды,  ускоривший ее последующий распад" (т.
13, с. 587). Однако в другой статье, "Золотая Орд", констатируется, что
сам хан Золотой Орды Тохтамыш "в 1380 (в конце года,  то есть уже после
Куликовской битвы - В.  К.) разгромил войско Мамая",  и  именно  потому
"при хане Тохтамыше (1380-1395) прекратились смуты и центральная власть
стала контролировать основную территорию Золотой Орды". Что же касается
"распада", то здесь сообщается: "В начале 20-х гг. XV века образовалось
Сибирское ханство... затем возникли Казанское ханство (1438) и Крымское
ханство (1443)" (т.  9, с. 561, 562),- т. е. Золотая Орда действительно
начала распадаться только спустя почти  полстолетия  после  Куликовской
битвы.
 Словом, положение о том,  что эта битва способствовала распаду Золотой
Орды,  едва ли основательно.  Как раз напротив,  обеспечив (или хотя бы
всемерно облегчив) победу Тохтамыша над  Мамаем,  который  ранее  сумел
отторгнуть  от  Золотой  Орды  весьма значительную часть ее территории,
Куликовская битва способствовала преодолению распада,  и, если уж на то
пошло,  именно  прежние  победы  Мамая (а вовсе не его поражение в 1380
году) привели к временному распаду Золотой Орды! Итак, две статьи БСЭ с
очевидностью противоречат друг другу: в одной утверждается, что разгром
Мамая ускоряет распад Золотой Орды, а другой - что он как раз замедляет
этот   распад.   И,  пожалуй,  особенно  удивительно,  что  обе  статьи
принадлежат  перу  одного  историка  -   В.   И.   Буганова.   Подобное
противоречие, естественно, требует "разгадки". (гл.7)

 Что, собственно  говоря,  не  понравилось Кожинову?  Мамай,  ордынский
военачальник попытался узурпировать  ханскую  власть  -  явный  признак
разложения монгольской империи.  То, что он потом потерпел поражение от
русских,  разумеется,  облегчило  победу  Тохтамышу  и  в  этом  смысле
затормозило разложение Орды.  Но с другой стороны сам факт, что русские
выказали способность с успехом  противостоять  монголам,  показал,  что
власть  Орды  более  не  является исключительной;  Мамай был побит,  но
Россия фактически стала самостоятельной политической силой и продолжала
оставаться  частью  Орды  только  номинально  - сам этот факт не мог не
содействовать дальнейшему  разложению  Орды.  Так  что  все  имеет  две
стороны:  поражение Мамая с одной стороны, тормозило разложение Орды, с
другой - ускоряло; трудно решить какая сторона здесь перевешивает, да и
вряд ли  так  уж  нужно  решать  -  это явно не тот вопрос,  на который
возможен категорический ответ.  И уж конечно это затруднение  не  может
быть   поводом,   чтоб  пересматривать  общепринятую  точку  зрения  на
Куликовскую битву.  Кожинов ищет на пустом месте...  ничего не находит,
но продолжает свои изыскания.
 Между прочим,  он с важностью выясняет что мало, мол, написано о битве
и немедленно делает из этого вывод в свою пользу:

"И сам  тот  факт...  опять-таки  являет  собой "загадку"...  "загадки"
подстерегают нас буквально на каждом шагу."

 Да где же они, эти загадки, указал бы хотя б на одну!.. Ага, вот:

"Обратимся к самой,  пожалуй,  существенной  из  "загадок"  Куликовской
битвы.  Монгольская  армада  окончательно покорила Русь в 1240 году,  и
выходит,  что почти полтора столетия, до 1380-го, Русь не предпринимала
попыток начать войну за освобождение." (гл.7)

 Это не "загадка",  это проблема, которую невозможно решить, не выясняя
общего характера русского общества. Поэтому и ее решение следует искать
в философии русской истории,  а не в самой истории,  т.е.  не в тех или
иных отдельных  фактах,  как  это  пытается  делать  Кожинов.  Впрочем,
забудем пока о Кожинове.

 Почему не  была  предпринята попытка освобождения Руси?  Да потому что
никакой РУСИ и не СУЩЕСТВОВАЛО.  Какой бы Русь  ни  была  ВЕЛИКОЙ,  это
величие кончилось в 1054г.,  т.е. со смертью Ярослава Мудрого. Не важны
масштабы  последовавших  за  тем  княжеских  усобиц,  их   динамика   и
последствия,  важно  то,  что  все  они  без исключения демонстрировали
внутреннюю  разобщенность  земли  русской,   отсутствие   общественного
самосознания.  Князья  дрались  из-за каких-то своих родовых счетов,  в
которых сами не могли разобраться,  но ни в одном городе  население  не
попыталось   сбросить   эту   недееспособную   власть.   Глубина  этого
общественного небытия очевидна и бесспорна:  даже сам факт  смертельной
опасности в начале монгольского нашествия не сплотил русскую землю.  Ни
разу не видим, чтоб один город приходил на защиту другому...
 ЧТО вообще народ делает единым? Первый фактор: территория. На Западе с
его ограниченным пространством как бы сама природа  говорила  человеку:
либо  ты  будешь  жить  на  ЭТОЙ земле,  либо вообще не будешь жить.  С
территорией связывалась сама возможность существования.  Поэтому там  и
возникло  понятие родины - самого дорогого что есть у человека - именно
это  сознание  наполняло  римский  дух  и  делало  его   непобедимым...
Территориальная    теснота    сплачивала,    пробуждала    общественное
самосознание, которое потом становилось основой государственности.
 Но это  - на Западе,  в России территориальный фактор явно не работал.
Собственно территории как таковой,  с ясными политическими границами не
существовало,  вернее более или менее определенные границы существовали
только на западном направлении.  В остальных направлениях границы  были
размыты, а это значит, что не существовало внешних ограничений, которые
вводили бы общество в определенные рамки и тем самым  стимулировали  бы
пробуждение  общественного  самосознания.  Вспомним,  как русский народ
отвечал на все общественные проблемы и противоречия:  он УХОДИЛ от  них
на юг и на восток.  Во время войн Изяслава с братьями киевляне угрожают
князьям сжечь Киев и уйти в Византию. На протяжении средних веков народ
бежал от татарских погромов,  от московских князей-собирателей, так что
из этих беглых сложилась целая народность - казачество. Территориальная
неопределенность,  таким  образом,  не сплачивала народ,  но разобщала,
"размывала"  его.  Общество  уходило  от  самого  себя  и  этим  делало
невозможной   эволюцию  общественного  сознания.  Общество  расширялось
географически и именно  это  количественное  расширение  парализовывало
качественный рост.
 Поэтому неверно пожалуй даже говорить о раздробленности Древней  Руси.
Дробиться  может  лишь  то,  что  некогда было целым,  единым.  Но Русь
никогда,  даже при Ярославе Мудром не была таковой.  Все было:  князья,
народ,  одна  вера,  один язык,  но ОБЩЕЙ ЖИЗНИ не было,  ОБЩЕСТВЕННОГО
БЫТИЯ не было...
 Другим фактором, сплачивающим народ была вера. Вспомним, что в средние
века не только в России,  но во всем мире,  включая  и  Запад,  главным
стержнем  общества  была  религия.  Ни  один общественный вопрос не мог
получить должного значения, обратить на себя общественное внимание пока
не  получал  религиозную  окраску.  Голландская  и английская революции
происходили под религиозными знаменами. Русская Смута 17 века показала,
что  только  религия  могла  быть и действительно стала консолидирующим
русское общество фактором. Если так было в 17 веке, то ясно, что только
так могло быть и в 13-14 веках, т.е. национально освободительная борьба
могла начаться только под знаком религиозным.
 И вот  православную  веру  татары-то как раз и не задевали!  Тем самым
главный общественный нерв был если не  парализован,  то  нейтрализован.
Именно   религиозная   нетерпимость   католического   Запада   породила
отторжение России  от  Запада,  татары,  наоборот,  взяли  православные
церкви  под  свое  покровительство,  таким образом,  единственная опора
общественного самосознания оказалась не во враждебном отношении, но под
опекой   татар!   Тем   самым  общественное  бытие  оказалось  вторично
невозможным, но на этот раз под давлением фактора уже не природного, но
политического.
 Поэтому против татар возникали только отдельные местные бунты. "Они не
меняют картины," - говорит Кожинов.  Не меняют, а ВЫЯСНЯЮТ эту картину.
Они  показывают,  что  татарская  власть  воспринималась  на  Руси  как
враждебная сила,  которую могли терпеть,  но никогда ни принимали ее за
свою, как будет силится доказывать нам Кожинов. Но поскольку не было ни
общественного самосознания,  ни знамени, ни лозунга с которым оно могло
бы пробудиться, то все эти бунты оставались явлением локальным.
 Таков в  двух словах ответ на поставленный Кожиновым вопрос.  Но ответ
этот  Кожинова  конечно  устроить  никак  не  может.   Ведь   он   явно
вознамерился  произвести  некое  открытие,  простая истина ему - словно
бельмо в глазу.  То есть это не цель,  которой он стремится, но помеха,
от которой следует избавиться.
 Однако и  с открытиями пока у него что-то не клеится.  Он все топчется
вокруг общих мест и общеизвестных истин.
 Известно, например,  что  Мамай был не хан,  а взбунтовавшийся ханский
военачальник.  Это было хорошо известно и летописцам,  и  историкам,  и
кончено,  современникам. Невозможно допустить, чтоб Донской, окружавшие
его бояре не знали кто был Мамай и не понимали разницу между "природным
царем"  и  "взбунтовавшимся  рабом" - никем иным не мог быть Мамай ни в
глазах Тохтамыша - "настоящего" хана,  ни  в  глазах  Донского.  Отсюда
Кожинов делает странное заключение: на Куликовом поле, говорит он, Русь
сражалась не с Золотой Ордой. Разумеется, если Мамай не был "настоящим"
ханом, если в Орде происходили смуты и она фактически  раскололась,  то
рассуждая  формально,  нельзя  конечно говорить,  что Русь на Куликовом
поле победила Золотую Орду.  Она победила ВСЕГО ЛИШЬ  и  ТОЛЬКО  Мамая.
Даже  более  того,  именно  раскол  в самой Орде,  тот факт,  что Мамай
оказался врагом Тохтамыша,  гарантировал  Русь  от  удара  в  спину  со
стороны  Тохтамыша  и,  соответственно,  подвигнул  русских  на битву с
Мамаем.  Тохтамыш и Донской оказались на время объективно союзниками  и
хотя никаких формальных договоренностей между ними, насколько известно,
не было,  в высшей степени вероятно,  что подобный политический  расчет
существовал в стане Донского и его там имели в виду,  когда решались на
битву с Мамаем.
 Но с другой стороны, если отбросить все политические хитросплетения, в
которые тогда вникали,  очевидно, далеко не многие, Мамай все же был не
турок  и  не  немец,  он  был  татарин  и  войско  его было татарское и
представлял он хотя и не всю Орду,  но ее ЧАСТЬ.  Распри  между  ним  и
Тохтамышом  были безусловно важны для Донского,  но для простых русских
войнов  Мамай  и  Тохтамыш  были  представителями  одного  ненавистного
татарского  царства.  И потому легко понять,  что победа над Мамаем для
большинства русских стала  победой  над  Ордой  и  нельзя  считать  это
результатом   заблуждения.  В  конце  концов  важен  простой  факт:  на
Куликовом поле русские впервые одержали над ТАТАРСКИМ  войском  крупную
победу    и    этот   факт   нисколько   не   умаляется   политическими
обстоятельствами этой битвы,  сколь  бы  они  ни  были  двусмысленны  и
противоречивы.  Вот собственно и все, ни один серьезный историк никогда
не утверждал относительно Куликовской победы ничего большего.
 Но Кожинов  вовсе  и  не  пытается выяснить смысл или значение тех или
иных обстоятельств Куликовской битвы.  Куликовская битва для него - это
только   повод  сделать  широковещательное  заявление,  что  Русь  была
"органической частью" Золотой  орды,  что  между  русскими  и  татарами
всегда  была  любовь и приязнь,  что русские были,  так сказать,  более
татарами, чем сами татары и что им поэтому ни при каких обстоятельствах
и в голову не могло прийти воевать с Золотой Ордой, и что даже выступая
против Мамая они защищали никак не  русскую  землю,  а  именно  Золотую
Орду.  Ничего этого,  т.е.  такими именно словами,  Кожинов, правда, не
говорит,  у него не хватает духу сказать что-либо подобное, но именно к
таким  выводам он нас старательно подводит.  Причем подводит бездарно и
бестолково.
 Он цитирует летописное известие о том,  что  после  Куликовской  битвы
Донской  послал  к Тохтамышу послов и какие-то подарки - обычное по тем
временам дело в отношениях между ханами и московскими  правителями.  Но
Кожинову видится в этом посольстве некое знамение и он нас наставляет:

"... следует  вдуматься в процитированные - запечатлевшие происходившее
по горячим следам - летописные сообщения,  которые историки,  пишущие о
Куликовской битве, почти никогда не приводят, ибо из них недвусмысленно
явствует,  что и великий князь  Дмитрий  Иванович,  и  хан...  Тохтамыш
отнюдь не полагали, что на Куликовом поле Русь сражалась против Золотой
Орды." (гл.7)

 Конечно, Тохтамыш был уверен,  что на Куликовом поле Русь  сражалась  с
Мамаем,  а не с Тохтамышом, и Донской наверняка думал то же самое! - Уж
не из этого  ли  поразительного  единомыслия  Кожинов  делает  вывод  о
единстве Руси и Орды?
 Что за   наивность,  в  конце  концов:  из  обычной  по  тем  временам
дипломатической процедуры делать какие-то далеко идущие политические  и
исторические  выводы?  Разве  Кожинову неизвестно,  что дипломатические
любезности весьма часто - только прикрытие смертельной вражды. Если ему
это  неизвестно,  то  вот сама история ему преподносит урок:  в 1382 г.
после всех описанных Кожиновым изъявлений любви и дружбы между ханом  и
Донским,  Тохтамыш делает набег на Москву и сжигает ее. Это уже факт, а
не какие-то фразы из летописи. Но Кожинова не так-то легко смутить:

"Но об этом - достаточно сложном по своему смыслу - событии речь пойдет
ниже." (гл.7)

 Посмотрим что ниже обо всем этом скажет нам Кожинов,  а  пока  уместно
спросить:  что тут сложного-то? Разве не к этим периодическим набегам и
сводились отношения монгол к Руси?  С этого они начались -  ибо  первый
разгром Руси и был ничем иным как широкомасштабным набегом,  - этим они
продолжались вплоть до самого конца Крымского ханства.  Набег Тохтамыша
был    заурядным,    "нормальным"    явлением,   которое   иллюстрирует
ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ отношения между Русью и Ордой.

 "Русь действительно самоотверженно сражалась с уже покорившими полмира
монгольскими войсками почти на полтора века ранее,  в 1237- 1240 годах,
непосредственно во время нашествия.  Но затем она так или иначе вошла в
состав  Золотой  Орды  и  никогда  не  преследовала  цель  выйти из нее
посредством войны."

 Что это  за  фразы  такие:  "так  или  иначе   вошла",   "никогда   не
преследовала"?  Где филолог Кожинов учился русскому языку?  Разве можно
говорить "так или иначе вошла",  когда ХОРОШО ИЗВЕСТНО как именно вошла
Русь  в  состав  Золотой  Орды?  Не  "так  или иначе",  а после полного
разгрома и уже один  этот  "способ  вхождения"  предопределяет будущие
отношения. И откуда у Кожинова столь точные сведения, что русский народ
НИКОГДА  не  стремился  отделаться  от  ханской  власти?  Или   Кожинов
полагает,  что  русским  нравилось  платить  дань?  Или  такая  уж была
взаимная симпатия между русскими и татаро-монголами,  как в свое  время
между  греками  и римлянами?  Или князьям по нраву были поездки в Орду,
всегда накладные и смертельно опасные?  Если народ обирают и  избивают,
то что он должен думать о тех,  от кого ему приходится все это терпеть?
Разве это такое уж произвольное и беспочвенное предположение, что народ
хотел освободиться от гнета?  Зачем отсутствие возможности, способности
или воли к сопротивлению выдавать за ПОЛОЖИТЕЛЬНУЮ связь Руси с  Ордой?
Если у меня нет сил сопротивляться грабителю и я вынужден выполнять все
его требования,  то разве это значит,  что я с ним заодно и мы с ним  -
одна  компания?  Что  за  упрямое желание простейшие понятия выворотить
наизнанку?!
 С кем  вообще  спорит  Кожинов,  откуда  он  берет  своих  оппонентов?
Оттуда же,  откуда  он  и  сам:  все   они   вышли   из   исторического
материализма.  Это  они  разорили российскую историческую науку и свели
научную борьбу к мышиной возне,  что и наблюдаем в данном случае:  одни
сочиняют басни о какой-то непрестанной борьбе русских с поработителями,
Кожинов  торжественно  их  опровергает:  дескать,  русские  сжились   с
монголами,  как  с  родными.  Одну  нелепость  побивает другой,  клин -
клином, так сказать.
 У Кожинова только один шанс доказать  свою  правоту  -  показать,  что
действительно  существовала  глубокая ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ связь между Золотой
Ордой и Русью. В чем могла бы заключаться эта связь? Да в чем угодно: в
религии, политическом порядке, языке, культуре, традициях и т.д. и т.п.
- что угодно,  но должно быть что-то,  что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО объединяло  бы
монгол и русских. И вот достаточно школьных сведений о русской истории,
чтоб понять сколь несостоятельна надежда отыскать  эту  связь.  Монголы
разгромили Русь и отхлынули на восток к своим кочевьям и продолжали там
свой кочевой образ жизни.  В дальнейшем Русь интересовала их только как
объект поборов,  набегов и грабежей. Вот и все - такова ВСЯ связь между
Русью и Ордой.
 Но Кожинов и не пытается более или менее рационально поставить  вопрос
и  решить его.  Наоборот,  он готов вывернуть наизнанку уже сам русский
язык,  только бы выскрести  что-нибудь  из  очередной  цитаты  в  свою
пользу:

 "Русские князья, говорит он, "отнюдь не ставили перед собой цель путем

войны  освободиться  от  власти  золотоордынских  "царей",  хотя  и  не
считали,   что  власть  эта  будет  неизменной.  В  "духовной  грамоте"
...Дмитрия Донского,  составленной накануне  его  смерти...  содержится
уверенное  предвидение:  "А переменит (то есть...  "лишит мощи".- В.К.)
Бог Орду,  дети мои не имут давати выхода (дани.-  В.  К.)  в  Орду"...
Итак, только Бог может освободить Русь от власти "царей". (гл.)

 Смысл приведенной Кожиновым цитаты очевиден: "лишит мощи" Бог Орду, то
дети мои не должны будут платить ей дань,  - вот что  примерно  говорит
Донской.  Но Кожинов фразы "Бог даст", "с Божьей помощь", "Бог знает" и
т.п.  понимает БУКВАЛЬНО,  исходя из этого превратного своего понимания
он сооружает целую политическую программу ("только Бог может освободить
Русь",  т.е.  власть Орды есть власть от Бога) и приписывает ее русским
князьям!
 Затем он,  ничтоже  сумняшеся,  перекладывает  с  больной  головы   на
здоровую.  Так и не попытавшись выяснить отношения между Русью и Ордой,
он ДЕЛАЕТ ВИД, что положительное отношение русских к монгольской власти
- нечто само собой разумеющееся и не требующее доказательств и что

"лишь в  XVIII  и,  особенно,  XIX столетии,  в России сложилось крайне
негативное мнение о Монгольской империи."

 И он немедленно указывает на корень зла:

"Нетрудно показать,  что  мнение  это  было  по   сути   дела   внушено
западноевропейской   идеологией,   которая   в   послепетровскую  эпоху
оказывала огромное воздействие на большинство идеологов России..."

 Итак, все эти погромы,  набеги,  убийства и т.д.  - все это,  конечно,
ничего  не  стоило  русским  и  не способно было замутить в их сознании
светлую память о татарском нашествии. И лишь когда западные лже-мудрецы
возвели  хулу  на Золотую Орду,  а русские идеологи им поверили - тогда
только и началось настоящее зло.
 Впрочем, какие  империи  "лучше"  -  "наши"  или  "ихние" - это мы уже
обсудили выше. Перейдем к другому и, к счастью, последнему вопросу.

 Так с кем все-таки,  если не с Золотой Ордой, билась Русь на Куликовом
поле?

"Противником Московского  войска на притоке Дона реке Непрядве была - о
чем уже сказано - не Золотая,  а как называет  ее  летопись  -  Мамаева
Орда,  которая в целом ряде отношений кардинально отличалась от первой,
и великий князь Дмитрий Иванович, вошедший в историю под именем Дмитрий
Донской,  как мы еще увидим,  достаточно ясно осознавал это глубочайшее
отличие."

 Затем опять:

 "Как уже сказано,  это начавшееся в 1374 году  противостояние  Руси  и
Мамая  вовсе  не  являлось  борьбой  великого князя Дмитрия Ивановича с
Золотой Ордой. И не только потому, что Мамай не был ханом Золотой Орды.
Сама  Мамаева Орда - по крайней мере ко времени ее "розмирия" с Русью -
представляла собой совершенно особенное явление,  о чем достаточно ясно
сообщают известные всем источники. Но историки, как правило, игнорируют
эту "информацию",  поскольку они не усматривают и  словно  бы  даже  не
желают  усмотреть  существенное  различие между Мамаем и ханами Золотой
Орды..."

  Историки игнорировали  то,  что  Мамай  не  был  ханом!  Что  это  за
историки,  которые  способны  игнорировать  разницу  между  царем и его
слугой?  Наверняка  это  опять  какие-нибудь  сподвижники  Кожинова  по
историческому материализму...  Однако Кожинов говорит, что Мамаева Орда
- "совершенно особенное явление" НЕ ТОЛЬКО потому,  что  Мамай  не  был
ханом. Почему же еще? Вот почему:

"В "Сказании   о   Мамаевом  побоище"  изложена  следующая  "программа"
собравшегося в поход на Москву Мамая - программа,  которую  у  нас  нет
никаких оснований считать произвольным вымыслом автора "Сказания":
 "Мамай... нача глаголати ко  своим  упатом  (правителям)  и  князем  и
уланом (члены княжеских семей):  "Аз тако не хощю творити,  како Батый;
како изждену князи (изгоню князей - имеется в виду русских)  и  которые
городы красны довлеют (пригодны) нам,  и ту(т) сядем, тихо и безмятежно
поживем...  И многи Орды присовокупив к  себе  и  рати  ины  понаимова,
Бесермены и Армены, Фрязы, Черкасы, Ясы и Буртасы... И поиде на Русь...
и заповеда улусом (здесь:  селеньям) своим:  "Ни  един  вас  не  пашите
хлеба,  да будете готовы на Русские хлебы"...  То есть Мамай, в отличие
от создателя Золотой  Орды  Батыя  (и,  конечно,  от  его  преемников),
намеревался не просто подчинить себе Русь, а непосредственно поселиться
со своим  окружением  в  ее  лучших  городах,  к  чему  золотоордынские
правители никогда не стремились;  столь же несовместимы с образом жизни
Золотой  Орды  наемные  иноплеменные  войска,  на  которых,   очевидно,
возлагал большие или даже основные свои надежды Мамай.  Словом, Мамаева
Орда была принципиально другим явлением, нежели Золотая Орда, и ставила
перед собой иные цели..." (гл.7)

 Поразительно это   простодушие   Кожинова,   с   которым  он  пытается
произвести   революцию   в   историографии,   опираясь   на    какие-то
третьестепенные  факты  и  свидетельства.  У нас нет оснований считать,
говорит он,  что слова Мамая - вымысел  автора  "Сказания".  Совершенно
недостаточно,  что "у вас" нет оснований считать эти слова вымыслом. Вы
должны привести ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ основания,  что  Мамай  их  действительно
произносил,  что  это  не  риторика русского летописца.  Это во-первых.
Во-вторых, даже если Мамай их и произносил, то что это было: речь перед
соратниками  или  действительно  политическая программа Мамая?  - здесь
ведь есть очень  существенная  разница.  В-третьих,  14  век  -  начало
политического  разложения  Орды  -  был  одновременно  началом перехода
татаро-монгол от чисто кочевого  к  оседлому  или  полуоседлому  образу
жизни  -  этим  и  обуславливалось с экономической стороны политическое
разложение Орды. Так что даже если Мамай и действительно имел серьезное
намерение прогнать русских князей и усесться в русских городах, то этим
он наметил,  "озвучил" общую тенденцию разложения Орды, и в этом смысле
явился  классическим  ее  представителем  времен  упадка,  а  не  неким
отщепенцем, вздумавшим разрушать исконные ордынские устои. Мамаева Орда
была  принципиально  иной,  нежели  Золотая Орда,  уверяет нас Кожинов.
Вполне возможно.  Но  ведь  и  Золотая  Орда  стала,  а  лучше  сказать
СТАНОВИЛАСЬ,  уже  совсем иной,  нежели была при Батые,  и этот процесс
происходил настолько быстро,  что уже через несколько десятилетий  Орда
вообще  перестала  существовать,  - этого-то Кожинов почему не заметил?
Стоит только "заметить" это и  все  недоразумения  Кожинова  испаряются
сами  собой:  Мамай становится ЗАУРЯДНЫМ татарским вождем,  Куликовской
битве возвращается ее классическое истолкование и революция  в  русской
историографии  становится немного неуместной...  если только Кожинов не
приведет для нее еще каких-либо оснований...  ...  Не привел ни одного.
Вместо этого он вдруг обращается к началу вопроса:

"Для понимания   истинного   смысла   и   значения   Куликовской  битвы
необходимо,  прежде всего,  более или менее конкретное представление  о
"своеобразии" Мамаевой Орды,  которую,  как уже говорилось,  совершенно
безосновательно отождествляют с Золотой Ордой (или же говорят  об  Орде
"вообще").
 Начнем с того  (оказывается,  он  только  начал!),  что  Мамаева  Орда
занимала  совсем  иное  географическое  и,  в  более  глубоком  смысле,
геополитическое положение:  ее  центром,  ее  средоточием  являлось  не
Нижнее  Поволжье,  а  Крым,  отделенный  от  золотоордынского  центра в
Поволжье тысячекилометровым пространством."

 Допустим, что же дальше?  А дальше начинается Бог знает что.  В Крыму,
утверждает Кожинов, было много армян (это говорится по поводу того, что
в войске Мамая были и армяне), а какой-то историк Егоров об этом ничего
не  знает - "поистине печальна неосведомленность" Егорова,  сокрушается
по этому поводу Кожинов. - Действительно, катастрофическое невежество.

"И это всего лишь один яркий "пример"  тех  ошибочных  представлений  о
Мамае,   к   которым   неизбежно  приводит  недостаточное  (или  вообще
отсутствующее) внимание к тому факту, что этот исторический деятель был
нераздельно  связан  с  Крымом;  без  глубокого  и тщательного изучения
"крымской" проблемы вообще невозможно понять феномен Мамаевой Орды."

 А в Крыму,  оказывается,  в то время всем заправляли итальянцы.  (И об
этом  опять  ничего  не  знают "профессиональные историки" - знает один
Кожинов.)

"Правда, в  целом  ряде  исследований,  обращающихся   к   теме   этого
"присутствия" (итальянцев),  содержится и верное освещение тех или иных
фактов,  и  истинное  истолкование  их  смысла  (примеры,   еще   будут
приведены).  Но  чрезвычайно  редки  случаи,  когда понимание отдельных
сторон проблемы,  так сказать,  вписано в общую картину мировой истории
XIV века."

 По-моему напряжение  нарастает:  раз  уж  Кожинов  заговорил об "общей
картине мировой истории", значит... он уже держит в руках свою малярную
кисть...
 Далее читаем   с  удвоенным  вниманием.  Так...  Цитата  из  Тойнби...
столкновение католицизма и православия...  Литва... крестовые походы...
Тевтонский орден...  Скандинавы... Эстония... Финляндия... итальянцы...
Константинополь...  (я старательно слежу за движениями кисти,  но  пока
еще  не  понимаю  о  чем  идет  речь)  щупальца  папства...  генуэзский
капитал...  (кажется,  я   начинаю   догадываться   что   он   пытается
изобразить)... генуэзская пехота... Куликовская битва...
 Стоп! Вот ключевая фраза:  генуэзская пехота участвовала в Куликовской
битве.  Соответственно, Русь билась в лице Мамая не с татаро-монголами,
не с Золотой Ордой и даже не с одним из ее осколков,  но с Западом!,  с
папством!,    с   католичеством!   Наконец-то   открытие   произведено:
вывернул-таки историю наизнанку!

 В этой очередной мазне Кожинова,  которую он величает "общей  картиной
мировой истории" не хватает одной маленькой детали.
 Не подлежит никакому сомнению экспансионистская сущность  католицизма.
Бесспорно  стремление  папства  распространить  свое  влияние  на Русь.
Общеизвестны так же масштабы той борьбы, которая неизбежно возникала на
этой  почве  между  православием  и  папством.  Однако не о католицизме
ВООБЩЕ и не о борьбе России с Западом ВООБЩЕ  должна  в  данном  случае
идти  речь.  НЕ  ОБ  ЭТОМ  должен  был  говорить  Кожинов.  Речь идет о
конкретном периоде в истории папизма - 14 веке,  о конкретных  лицах  -
Мамае  прежде  всего  и,  наконец,  о  конкретном событии - Куликовской
битве.  НЕЛЬЗЯ,  НЕДОПУСТИМО  делать  вид,  будто  нет  разницы   между
Миндовгом  и Мамаем,  между Тевтонским орденом и Мамаевой Ордой,  между
состоянием папства во времена крестовых походов  и  в  14  веке,  между
Ледовым побоищем и Куликовской битвой,  наконец. Если уж Кожинов взялся
поведать нам что делали паписты в Литве или  в  Крыму,  то  ЭЛЕМНТАРНАЯ
ДОБРОСОВЕСТНОСТЬ  требовала  от  него,  чтоб  он  прежде описал нам что
делали САМИ ПАПЫ в это время в Европе. Восполним этот пробел.
 Для начала - общая характеристика состояния папизма в 14 веке, которую
дает историк (настоящий!) Н.Кареев:

 "Католическая церковь в 14 и 15 веках  вступила  в  период  одного  из
наиболее острых кризисов, какие ей когда-либо приходилось переживать: с
одной стороны,  против нее поднималось все то,  что стояло вне  церкви,
понимаемой в смысле иерархии, с другой стороны, сама церковь находилась
в состоянии разложения,  в состоянии деморализации  и  дезорганизации."
(Н.Кареев. История Европы. 3 том)

 А теперь  несколько фактов.  Начало века было ознаменовано событиями в
высшей степени характерными для всего последующего времени. Французский
король  Филипп  Красивый  вступил в решительную борьбу с римским папой.
Конфликт зашел так далеко,  что  сторонники  короля  захватили  папу  в
Италии,  а один из них даже ударил его по лицу железной перчаткой. Папа
умер,  не вынесши такого оскорбления.  После  этого  Филипп  возвел  на
папский  престол своего ставленника и перенес резиденцию пап из Рима во
французский Авиньон, где папы и пребывали с 1308 по 1378 г. Этот период
вошел в  историю  под названием вавилонского пленения пап.  После того,
как папа в 1378 г.  вновь поселился в Риме,  уже в среде самого высшего
католического  духовенства произошел раскол:  враждебные папе кардиналы
избрали другого папу и удалились с ним обратно в Авиньон. Этот конфликт
так  же  зашел  столь далеко,  что в начале следующего века вместо двух
стало уже три папы.  "Этот раскол подрывал уважение  к  церкви  вообще,
авторитет  папства  в  Европе  стал  падать",  - говорит другой русский
историк Д.И.Иловайский.
 В Англии  в  это  же время так же рождаются антипапистские настроения.
Английский король Эдуард 3 отказывает папе принести  ленную  присягу  и
заплатить дань.  От имени короля,  парламента и английского духовенства
составлен был торжественный акт,  которым объявлялось, что римские папы
не  имеют  права  подчинять  королевство  иностранной  зависимости  без
согласия нации.  Больше того,  однажды общины просили короля помочь  им
изгнать силою папскую власть из королевства.
 В Германии,  Италии так же происходил упадок папства.  При этом помимо
чисто   политической  борьбы  поднималось  недовольство  против  "порчи
церкви". "Повсюду, среди ученых и неученых, в народе и знати, возникает
новое  решительно  антиклерикальное  и  антипапистское направление",  -
говорит немецкий историк О.Егер.
 Вспомним еще,  что  14  век  -  это  было  время Столетней войны между
Францией и Англией,  окончательного раздробления Германии.  Кроме  того
это   было,   как   говорит   тот  же  Кареев,  "печальное  столетие  -
заколдованный  круг  голода  и  эпидемий."  Все  это  значит,   что   и
материальные  силы Запада в это время были подорваны,  а стало быть,  и
экспансия на Восток - невозможной.  На Русь со стороны Запада наступала
прежде  всего Литва,  но не Запад и католичество как таковые.  То,  что
Кожинов по простоте душевной путает одно с другим и воображает,  что во
многовековом  противоборстве  Польши  и  Литвы с Россией так же повинно
папство, является типичным примером его "историософии".
 Итак, вывод очевиден.  Если власть пап явно рушилась в 14 веке в самой
Европе,  если  они  не  были  свободны  даже  в   выборе   собственного
местопребывания,  то у них НЕ МОГЛО БЫТЬ сил и средств,  чтоб проводить
сколько-нибудь энергичную политику где-то далеко на Востоке. Папы могли
строить относительно России какие-то планы, рассылать буллы, обращаться
с призывами к правителям, плести интриги и т.д. и т.п., но они ЗАВЕДОМО
НЕ   МОГЛИ   ворочать   армиями,  завоевывать  народы,  вершить  судьбы
государств,  как это было в эпоху крестовых походов.  Кожинов нагнетает
страсти,  переходит на устрашающий тон, перечисляя сколько католических
соборов было воздвигнуто  в  Крыму,  сколько  "антирусских"  булл  было
составлено папами; говорит о миссионерской деятельности папистов и т.д.
и т.п.,  собирает целый ворох всевозможных сведений оттуда и отсюда, но
этим   он   лишь  выдувает  очередной  мыльный  пузырь.  Все  это  лишь
иллюстрирует и без того общеизвестную  тенденцию  к  распространению  и
укреплению  папской власти,  характерную для католицизма.  Но если эта
тенденция в 14 веке встречала резкий отпор  уже  на  самом  Западе,  то
необходимы   тем   более  весомые  доказательства,  что  эта  тенденция
порождала какие-то РЕАЛЬНЫЕ результаты на  Востоке.  И  конечно  такими
доказательствами  не  могут  являться  ни  отношения  между Александром
Невским  и  ордынскими  ханами,  ни  политика  генуэзцев  в   отношении
Византии,  ни толщина стен какого-то католического монастыря, ни другие
"факты"  подобного  же  рода,  которыми  Кожинов  буквально  заваливает
читателя.  Из  ста  ослов не составить одной лошади,  сотня косвенных и
третьестепенных фактов не  могут  служить  доказательством  утверждения
заведомо сомнительного и спорного.
 МОГУТ! - убежден Кожинов.  Заморочив читателя  бесконечными  цитатами,
обличающими агрессивную политику папства, он заключает:

"В свете   всего  вышеизложенного  становится  возможным  действительно
понять сущность Мамаевой Орды и ее похода на Москву."

 Впрочем, Кожинов и сам,  кажется чувствует, что на том болоте, каковым
являются все его предыдущие многословные рассуждения никаких выводов не
построишь.  Поэтому он начинает  как  бы  заново  и  выискивает  факты,
которые  должны  более прямо свидетельствовать о "папизме" Мамая...  Но
прежде фактов, конечно, очередные цитаты и перечисление имен историков,
которые  толковали  Куликовскую битву так же,  как пытается это сделать
Кожинов. Ему видимо тяжело оставаться в одиночестве: пустота его теорий
давит  и  его  самого  и  вот  он  спешит поддержать себя авторитетными
мнениями...  Все соответствующее отступление я оставляю  без  внимания,
как не относящееся к делу.
 Итак, факты.
 1. Имели место переговоры Мамая с крымскими итальянцами. Что за пере-
говоры, о чем переговоры,  каков их результат? - неизвестно.
 2. Узнав  о  движении  Мамая к Москве,  Донской посылает ему навстречу
какого-то юношу в качестве дипломата и разведчика. Почему именно юношу,
а  не зрелого человека,  спрашивает Кожинов?  Он видит в этом загадку и
спешит  ее  разгадать:  оказывается,  этот  юноша  был  сын   какого-то
итальянца,  поселившегося  в  Москве  и,  вероятно,  владел итальянским
языком.
 3. Отправляясь в поход, Донской взял с собой десяток каких-то сурожан,
которые,  по  предположению   Кожинова,   имели   связи   с   крымскими
итальянцами. Ради этих-то связей, полагает Кожинов, Донской и взял их с
собой.
 4. После поражения,  нанесенного Тохтамышем,  Мамай бежал в Кафу и там
был убит итальянцами.
 Таковы факты  и  все  они,  как может видеть каждый,  писаны вилами на
воде,  причем таковыми они предстают уже в изложении самого Кожинова. О
переговорах Мамая с итальянцами неизвестно ничего,  сверх того, что они
были - маловато. Посланник Донского к Мамаю мог и не знать итальянского
языка  и  вообще мог быть не юношей,  а "пожилым и сметливым боярином",
как о нем говорится в другом источнике.  А если он и был юношей и  знал
язык,  то  и  это,  собственно  говоря,  ничего не значит и он мог быть
послан к Мамаю по каким-то другим причинам. Сурожане, о которых говорит
Кожинов,  могли  быть  вовсе  не теми,  за кого он их выдает (см.гл.7).
Наконец, из того, что Мамая убили итальянцы никак не следует, что Мамай
был папистом. Вот вам и "факты".
 И тем не менее все эти гадания на кофейной гуще  Кожинов,  не  моргнув
глазом, называет "цепью исторических фактов", которая:

"свидетельствует о ведущей, определяющей роли итальянцев в походе Мамая
на Москву"

 Итак, очередная "историческая картина" готова:  итальянцы чуть  ли  не
захватили Крым,  Мамай подпал под их влияние,  сделался их марионеткой.
Итальянцы  направили  его  на  Москву,  они  же  придумали   для   него
политическую  программу  -  усесться  в  Московском государстве,  о чем
прежние ордынские ханы  не  помышляли...  Одним  словом  во  всей  этой
истории  с  походом Мамая на Москву татары и даже сам Мамай ни при чем,
это все...  итальянец гадил!  Даром,  что Италия далеко, такие мудрецы,
как Кожинов того, на ус мотают... (Гоголь. "Ревизор")
 В заключение 7 гл.  Кожинов лишний раз лягнул  Соловьева,  растолковал
нам  смысл  одной русской пословицы,  приплел к чему-то Крымскую войну,
стихотворение Тютчева, Петрарку, Гитлера, Вторую мировую войну... опять
Тойнби, Александр Невский, Карл Маркс и цитаты, цитаты, цитаты...

 Однако пора ставить точку. Но прежде закончим все же с Мамаем. В конце
концов,  что доказал нам Кожинов?  Он  привел  лишь  несколько  фактов,
которые,  в общем, и до него были известны. Первое: пребывание папистов
в Крыму;  второе:  их связь с Мамаем.  Но это только  отдельные  факты,
только   отдельные   штрихи,  необходимо  еще  выяснить  действительный
"удельный вес" этих фактов  в  истории  с  Мамаем.  Кожинов  НИЧЕГО  не
выясняет.  Он, не мудрствуя лукаво, соединяет эти штрихи жирной линией:
пунктир  превращается  в  причинно-следственную  связь  между  папой  и
Мамаем.  Мамай  становится  папистом  и  марионеткой Запада.  Между тем
достаточно взять в руки любой учебник по истории,  чтоб  выяснить,  что
папы в 14 веке мало способны были руководить даже и самими собой,  а не
то что событиями на пространстве между Крымом,  Москвой и Ордой. Но это
- лишь один конец "цепи". Обратимся к другому - к Мамаю.
 Допустим, что попытка папистов оказать  на  него  влияние  -  факт,  в
высшей степени вероятно,  что они могли поддерживать его деньгами и что
кое-кто из них входил в состав его войска.  Но САМ ТО Мамай - это  факт
или  нет?  Может  у  него  были все же какие-то СВОИ планы и намерения?
Может быть в событиях с ним связанных и ОН САМ играл какую-то роль?  Он
неоднократно  пытался подмять ханскую власть в Золотой Орде,  воевал со
своими соплеменниками,  строил какие-то далеко идущие планы,  имел  все
шансы  захватить и Русь - разве похож он на марионетку?  Разве мог он в
тот момент,  когда рушились его планы в Орде и намечался поход на Русь,
т.е.  когда  решалась  все  его  будущее,  вдруг  забыть о себе самом и
проникнуться какими-то побуждениями,  для него БЕЗУСЛОВНО чуждыми,  ибо
что  может быть общего между папством и им помимо СЛУЧАЙНОГО совпадения
интересов. Разве он нуждался в том, чтобы кто-то направлял его на Русь?
С кем ему еще и было воевать на этом пространстве между Ордою и Крымом?
За счет чего еще могло жить его войско,  как не за счет грабежа  и  что
еще оно могло грабить как не русские города? Зачем придумывать какие-то
особые причины для  похода  Мамая  на  Русь,  если  к  подобным  войнам
сводится  ВСЯ  история  отношений  кочевников  и  Руси  и  эта  история
продолжалась столетиями до и после Мамая?
 С другой  стороны,  если  Мамай  явился  на  стадии распада Орды,  как
элемент и фактор этого распада, то разве мы должны делать вывод, что он
утратил  с ней органическую связь,  что он перестал быть плоть от плоти
ее?  Что он стал явлением западным,  порождением  Запада  или  хотя  бы
только  МОГ им стать?  Неужели на него столь решающее воздействие могли
оказать какие-то итальянские купцы и католические попы? Неужели поверим
Кожинову,  что  если  бы  не  эти  купцы да попы,  то ни поход Мамая на
Москву, ни Куликовская битва не состоялись бы?
 Мамай мог,  конечно,  завязывать  какие-то отношения с папистами в той
мере,  в какой это было выгодно ему самому, мог становиться проводником
западного влияния, в той мере, в какой это совпадало с его интересами -
такого     рода     союзами     временными,     случайными,     нередко
противоестественными полна история международных отношений и ничего нет
в этом удивительного.  Но не мог Мамай перестать быть самим  собой,  не
мог  забыть  о собственных жизненно важных интересах,  не мог перестать
быть осколком того мира,  которым он был.  Была Орда, захватившая Русь,
потом  эта Орда стала распадаться и в результате произошло столкновение
одного из ее осколков с Русью.  - Вот ВСЯ  СУТЬ  события,  во  всей  ее
простоте.  Столкновения  этого не могло не произойти.  Его неизбежность
предопределялась не какими-то сиюминутными политическими  комбинациями,
но  самим КАЧЕСТВОМ обществ - русского,  оседлого,  с одной стороны,  и
татаро-монгольского, кочевого - с другой. Поэтому безразлично кто в это
время  главенствовал  в Крыму,  какому Богу кто молился,  какие интриги
плели папы на Западе и т.п.  Неважно  даже  насколько  далеко  заходили
отношения  Мамая  с  папистами,  пусть  бы  даже  они зашли чрезвычайно
далеко. Не этими отношениями и вообще не ИМ, не Мамаем определялась его
роль  в отношении к Руси.  Роль эта стара как мир - это вечный конфликт
между  кочевниками  и  оседлым  обществом.  В  этом  конфликте  и  этим
конфликтом  Русь жила большую часть своей истории.  Его характер ясен и
прозрачен  -  это  вечное  состояние  полувойны,  полумира,  состояние,
которое  может  тянуться  веками,  но  никогда  не  приводит ни к какой
прочности и  определенности,  вообще  ни  к  чему  положительному,  ибо
слишком разнородны и несовместимы эти два типа общества, причем одно из
них по определению  ОБРЕЧЕНО  было  жить  ЗА  СЧЕТ  другого,  -  это  и
порождало  болезненное  состояние несовместимости,  сколь бы близко эти
общества между  собою  временами  не  соприкасались.  И  состояние  это
продолжалось  до  тех  пор,  пока оседлое общество не поглощало наконец
общество кочевое.  В России этот процесс окончательно завершился лишь в
конце  18  века  с  присоединением  Крыма.  И на всем этом историческом
промежутке от начала Руси до времен Екатерины 2 отношения между Русью и
кочевниками одни и те же:  набеги,  грабежи,  совместные пиры, свадьбы,
клятвы в дружбе  и  верности,  вымогательства,  шантаж,  опять  набеги,
войны,  интриги и т.д. и т.п. И нет ни малейшей разницы имеем ли дело с
половцами,  печенегами,  татаро-монголами,  крымскими  татарами  или  с
кем-то еще.  Вернее разница только количественная:  до монгольского ига
Русь преобладала над кочевниками,  затем,  с приходом монгол,  ситуация
резко  опрокинулась,  затем  постепенно вновь стала изменяться в пользу
Руси.  Куликовская битва,  кстати,  и явилась этим очевидным  для  всех
переломным моментом.  Однако КАЧЕСТВО этих отношений было неизменным на
всем этом историческом пути.  И конечно не Мамаю и вообще никому не  по
силам  было  изменить  это  качество.  В этой борьбе противостояли друг
другу не лица и даже не народы,  но мировые  силы  истории  -  Запад  и
Восток.  Единственное,  что  возможно,  так  это  спустя 200 лет задним
числом извратить и переврать суть этой борьбы.

 К НАЧАЛУ

                               5. Выводы

 "Избави меня Бог от друзей,  а с врагами я и сам управлюсь", - афоризм
этот сам собой должен приходить на ум истинному "другу отечества" после
знакомства с книгой Кожинова.  Слабая,  неуклюжая защита провоцирует  и
оправдывает нападение,  липовая мудрость - хуже,  чем наглая ложь. Мало
того, что Кожинов не достигает в своей борьбе с западничеством НИКАКОГО
успеха,  мало  того,  что  он  профанирует  саму  идею евразийства,  он
отрекается,   предает   забвению   лучшие    образцы    дореволюционной
историографии и ее авторов и тем самым затрудняет действительную борьбу
с западничеством,  подсовывая для борьбы с последним заведомо  негодное
оружие - бог весть какие "открытия" "современной науки".  И если верно,
что самосознание нации начинается с познания ее истории,  то на примере
работы  Кожинова  можно  видеть  как  это  самосознание  может,  еще не
начавшись,  вырождаться в поток пустых враз,  легковесных выводов,  а в
конечном итоге - в самое мелкое самодовольство.
 Кожинов относится к числу тех  добрых  людей,  которые,  не  мудрствуя
лукаво, берутся за дело, которое явно им не по силам. Однако в этом еще
нет ничего страшного.  Все мы люди,  все мы  можем  в  любой  момент  в
большом  или  в малом допустить ту же ошибку.  Не важно много ты сделал
или мало,  важно,  чтобы ты сделал ВСЕ, ЧТО МОГ. Вот тогда совесть твоя
будет чиста и будь уверен,  что труды твои, пусть скромные, не пропадут
даром и даже ошибки твои кому-нибудь да пойдут на пользу. Но Кожинов не
из тех,  кто утруждает себя излишним напряжением, кто старается сделать
все,  что возможно,  наоборот,  удручает именно  эта  его  органическая
неспособность  сделать  хоть  что-нибудь.  С "легкостью необыкновенной"
ротозея  праздного  он  опрокидывает  все  теории,   выносит   приговор
историкам прошлого,  царям и королям, народам и эпохам, восстает против
элементарного здравомыслия.  Вообще-то  он  нисколько   не   похож   на
Хлестакова  от науки;  человек он солидный,  "ученый",  интеллигентный,
деликатный,  пожалуй даже слишком деликатный:  позволив  себе  невинное
сравнение,  он спешит извиниться перед читателем за "резкость".  Однако
его интеллигентность  и  деликатность  не  мешают  ему  похоронить  всю
дореволюционную историографию,  не разобрав ни одной разработанной в то
время теории,  не выдвинув ни одного аргумента против,  не  предоставив
слова ни одному из ее представителей.  Он поступает как судья,  который
мягким размеренным тоном  с  самым  гуманным  выражением  лица  выносит
подсудимому СМЕРТНЫЙ приговор, даже не выслушав того, даже не выяснив в
чем, собственно, его обвиняют.
 Нигилизм в отношении дореволюционной историографии - пожалуй последнее
родимое пятно,  которое досталось нашим "академикам", ученой публике от
проклятого  коммунистического  прошлого,  которое  они  никак  не могут
соскоблить.  От всего они отреклись:  от  идеалов  марксизма-ленинизма,
верности  партии,  от своих собственных монографий и лекций,  но вот от
презрительно  снисходительного  отношения  к  Соловьеву,   Костомарову,
Ключевскому и др.  они освободиться не могут. Они рассуждают так, будто
с историческая наука с них только  и  началась.  Словно  безусый  юнец,
который убежден, что все, что было сказано и сделано вчера (не говоря о
более давних временах)  безнадежно  устарело,  и  что  настоящая  жизнь
началась только сегодня,  Кожинов со скучным видом пожимает плечами при
упоминании работ того же Соловьева:  дескать,  в  свете  новых  фактов,
достижений   "наших  ученых"  (его  коллег  -  "академиков")  "История"
Соловьева устарела настолько,  что и упоминать-то ее можно разве что во
введении,  а  уж  цитировать  воспроизводить  идеи Соловьева - это уж и
вовсе недопустимо. Поэтому Кожинов цитирует Тютчева, Пушкина, Ахматову,
Блока,  Рылеева,  Чаадаева,  Гегеля, Гердера, Маркса, Ленина, бог знает
кого еще,  но только не историка Соловьева,  Ключевского и др.  не тех,
кто  писал  русскую  историю,  кто  СОЗДАЛ эту науку.  Но зачем черпать
философию истории  у  Тютчева  или  Пушкина?  Почему  не  обратиться  к
Соловьеву,   который  специально  изучал  русскую  историю  ВСЮ  ЖИЗНЬ.
Положим,  ты с ним не согласен,  так и покажи его ошибки и заблуждения,
научи нас как надо понимать и мыслить правильно - это и будет прогресс.
Но что за абсурд опровергать Соловьева цитатой  из  Толстого?!  Научную
концепцию - случайным мнением человека,  хотя бы гениального?  Теорию -
"вещим чутьем" поэта,  хотя бы  и  великого?  Философию  -  фейерверком
цитат, отовсюду надерганных?
 Отрекшись от  дореволюционной  историографии,  Кожинов  не  только  не
делает  ни  шагу  вперед,  не только топчется на месте,  но по существу
отбрасывается далеко назад,  - ко временам  Татищева  и  Ломоносова,  к
младенческим попыткам истолкования и понимания России.  На этот уровень
он  и  скатывается,  не  обладая  при  этом  талантами  Ломоносова  или
Татищева. Но  и  это  не  предел:  временами  он катится еще дальше - к
уровню придворных мудрецов Ивана 3,  которые,  дабы набить  цену  своим
хозяевам,   выводили  их  родословную  от  "Пруса  -  брата  императора
Августа".  Но и докатившись до этого уровня,  он не может стать  с  ним
вровень, не может достойно завершить свою философию, иначе в противовес
теории "Москва - третий Рим" он непременно выставил бы тезис "Москва  -
вторая Золотая Орда".
 Неудивительно после этого,  что  Кожинов  не  воспринимает  не  только
чуждые   ему  идеи  и  теории  "западников",  но  и  идейно  близкие  и
родственные ему теории прямых своих предшественников -  славянофилов  и
евразийцев.  С  точки  зрения  философии  истории  вся  его книга - это
неуклюжий детский пересказ работ Данилевского и Трубецкого.  Но даже  и
этих  мыслителей  он  игнорирует,  а  похоже  и  просто не знает (иначе
непременно ввернул бы дюжину соответствующих цитат!). То есть он "своим
умом"  доходит до некоторых мыслей,  которые были исчерпывающим образом
развиты за 100 лет до него - откуда,  при столь пылкой любви к  истории
России, такое тупое равнодушие к главным истолкователям этой истории, к
какому бы лагерю они не относились?  "Оттуда",  что  ему  вообще  чуждо
всякое рациональное истолкование истории. Кожинов не понимает не только
той или иной теории,  он не понимает  вещей  куда  более  элементарных,
например,  того,  что  дореволюционная  историография  дала  не  только
историю России,  но ТЕОРИЮ российской цивилизации, теорию, которая, как
и  всякое  философское  осмысление действительности,  достаточно далеко
отстоит от фактов,  относительно свободна от фактов,  и которую поэтому
уже   не   легко   доказать  или  опровергнуть  каким-нибудь  "новейшим
открытием".  История и философия истории - это как два космических тела
-  могут  сближаться в своем движении,  могут соприкасаться,  двигаться
параллельно,  но  в  целом,   движутся   по   разным   траекториям.   В
дореволюционной   науке   определенно  существовала  философия  русской
истории,  существовало и нечто большее - культура мышления, при наличии
которой  только  и  возможна  какая бы то ни было философии.  Революция
уничтожила то и другое,  а в дальнейшем руководящая роль партии сделала
невозможным как то,  так и другое. Кожинов - печальное порождение этого
печального времени.  Все его антизападничество - это просто сиюминутная
реакция на пустопорожнее "новое мышление" перестроечных времен. Пустота
марксизма-ленинизма оказалась на деле  пустотой  собственного  мышления
наших  ученых  -  историков  и  вообще  гуманитариев,  поэтому  от  нее
оказалось   не   так   то   легко   отделаться,    как    предполагали:
марксистско-ленинские фразы выбросили,  но пустота осталась! Вот эта-то
пустота и является сегодня некой черной анти-дырой,  которая непрерывно
извергает  из себя новые-старые...  не идеи,  но фразы,  не теории,  но
штампы,  не идеологии, но лозунги, не мысли, но безмыслие - словом, всю
ту  интеллектуальную  сивуху,  которой  давится  ныне наше общественное
сознание.
 К НАЧАЛУ

цены загородная недвижимость