А.Усов
640026, г.Курган, а/я 2540. E-mail: usoff@narod.ru
Главная страница: www.usoff.narod.ru
На сайте "Библиотека материалиста" опубликованы две моих статьи
"Критика "Капитала" (статья первая) и "Что такое стоимость?", а также
критический разбор этих статей, принадлежащий перу М.М.Галиева. Ниже
помещаю свои ответы М.М.Галиеву.
статья первая
статья вторая
ОТВЕТ М.М.ГАЛИЕВУ
(статья первая)
Прежде всего, попытаюсь ответить на вторую статью Галиева по той
причине, что в ней речь идет главным образом о самых простых и
обыденных явлениях, для которых каждый находит более или менее
удовлетворительное объяснение. Здесь всегда можно опереться на факты,
на кое-какие общепризнанные истины, словом, здесь есть почва для спора
и возможность довести его до конца. И даже если сами спорящие так друг
друга ни в чем и не убедят (как правило, так и бывает), то посторонний
наблюдатель всегда имеет возможность судить кто более прав, кто ближе к
истине. С чисто умозрительными вопросами дело обстоит сложнее и потому
их обсуждение я оставляю на потом.
Первое явление, которое следует обсудить - то, как складываются на
рынке цены.
Рынок - это множество независимых продавцов и покупателей. Каждый из
них - со своими целями, потребностями, привычками, прихотями, каждый
отстаивает свой эгоистический интерес, словом, каждый сам за себя.
Казалось бы, рынок - это само отрицание какой-либо согласованности,
единства, вообще чего либо ОБЩЕГО. Это должно отражаться и на
ценообразовании, цены должны "расползаться", "разъезжаться" в стороны.
Диспропорции цен на товары разных отраслей производства, разные цены на
один и тот же товар - все это, казалось бы, должно быть нормой рынка. В
действительности видим обратное. Рыночная анархия порождает
согласованность и упорядоченность: цены не просто согласуются,
выравниваются, они начинают колебаться вокруг какого-то среднего
уровня, так, что если какая-либо внешняя случайная сила отклоняет их в
ту или иную сторону, возникает какая-то другая сила, возвращающая их к
прежнему "нормальному" уровню. Спрашивается: как и почему это
происходит?
В самом общем виде ответить на этот вопрос просто. Как вообще
устанавливается равновесие в какой-либо системе? Возьмем маятник: груз,
подвешенный на нити. Имеем две силы: силу тяжести и силу натяжения
нити. Пока эти силы уравновешивают друг друга, никакого движения не
возникает. Но стоит нам внешним усилием отклонить маятник, между
названными силами возникает угол, отличный от 180 град., следовательно,
возникает их равнодействующая, отличная от 0. Она-то и возвращает
маятник в прежнее состояние. Однако маятник по инерции "пробегает"
точку равновесия, вновь возникает равнодействующая, но уже в
противоположном направлении. Под ее воздействием вновь начинается
движение маятника к точке равновесия и т.д. Таким-то образом,
посредством ряда колебаний, состояние равновесия в конце концов
восстанавливается. Отсюда вывод: для того, чтоб система пришла в
равновесие, необходимо как минимум две силы, которые бы уравновешивали
друг друга, во-вторых, необходимо, чтоб вообще существовала возможность
какого либо движения, некая степень свободы, т.е. чтобы силы могли
изменяться относительно независимо друг от друга по величине и (или)
направлению.
В экономике имеем два фундаментальных явления и, соответственно, две
силы: производство и потребление, потребительная стоимость и трудовая
стоимость, спрос и предложение. В то же время, рыночная свобода как раз
и есть свобода потребления и производства. По этим причинам в рамках
рыночной системы могут возникать взаимосвязанные или взаимозависимые
колебания как производства, так и потребления, - с одной стороны, с
другой же стороны - вся система в целом "стремится" к некой точке
равновесия между производством и потреблением, в которой указанные
колебания затухают. Все это и происходит в действительности.
В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, но не в теории Маркса. Маркс говорит:
потребительная стоимость есть совокупность материальных полезных
свойств товара. То есть она не существует как экономическое явление,
именно как СТОИМОСТЬ. То есть одну из сил, благодаря которым в
экономической системе возникают колебания и возможно равновесие, Маркс
выводит за рамки экономики. Следовательно, делаю я вывод, в системе
Маркса НЕВОЗМОЖНЫ ни колебания экономических факторов, ни равновесие
между ними. И вывод этот по-моему неизбежен.
Вновь возьмите маятник, уберите груз с нити, предположите, что и сама
нить не имеет никакого веса - что будет? Маятника не будет! Отклоните
нить на любой угол - она так и "повиснет" в этом состоянии, ничто не
приведет ее в прежнее вертикальное положение.
Нечто подобное, утверждаю я, и произойдет с рынком, если его мыслить
по марксистски. Как только мысленно устраним спрос и потребительную
стоимость, всякое движение цен прекратится, вернее оно будет
продолжаться, но как чисто стихийное движение. Даже единая цена на один
и тот же товар станет невозможной, а если и возникнет, то чисто
случайно, не по законам рынка, а по законам вероятностей, и столь же
случайно, уже в следующее мгновение перестанет существовать...
Все это я и говорил - только другими словами - в статье о стоимости.
Галиев приводит соответствующую цитату из указанной статьи и...
странным образом со мною соглашается!:
"При обмене товарами цены этих товаров никогда не стремятся к их
стоимостям, то есть стоимость товара не есть тенденция или точка
равновесия."
Но именно это я и утверждал! Тем не менее Галиев почему-то заключает,
что
"Усов не совсем верно понимает трудовую теорию стоимости."
Но я по крайней мере понимаю, и в этом уже убедился читатель, что с
точки зрения трудовой теории невозможны ни правильные колебания цен, ни
тенденция, ни точка равновесия этих колебаний - я понимаю это и говорю:
это противоречит действительности, ибо в действительности мы видим, что
движение цен имеет тенденцию к каким-то уровням, видим как
устанавливается равновесие и проч. Галиев - же говорит: трудовая
стоимость СООТВЕТСВУТ действительности, ибо и в действительности НЕТ
никаких колебаний, точек равновесия и прочь., - говорит это, и
немедленно приводит пример, доказывающий ПРЯМО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ:
"Аксиома данной теории состоит только в том, что стоимость товара есть
количество затраченного труда, то есть стоимость формируется в процессе
производства. Обмен же данного товара происходит на рынке, где кроме
данного товара присутствует множество аналогичных товаров, со своими
стоимостями. Допустим, товар А произвели три производителя: 1, 2 и 3.
Стоимость товара А1 равна 10 раб. часов, товара А2 - 20 раб. часов, а
товара А3 - 30 раб. часов. По какой цене произойдёт обмен всех этих
товаров (ведь их цена, естественно, должна быть единой)? Возьмем за
цену обмена цену, равную стоимости товара А1. Тогда все товары будут
обменены по цене 10 раб. часов, и общая покупка составит 30 раб. часов
(количества товаров тут нам пока не важны, а потому все их можно
принять за единицы). Но такой обмен будет неэквивалентным, так как
общая стоимость этих товаров 60 раб. часов, а обменяны они на 30 раб.
часов. То же самое, только неэквивалентностью в другую сторону,
произойдёт при обмене товаров по цене 30 раб. часов. При общей
стоимости в 60 раб. часов, обмен будет произведён на 90 раб. часов.
Эквивалентным обмен будет только при цене 20 раб. часов... Именно эту
цену обмена товара в нашем примере (или, иначе говоря, среднюю
стоимость товаров) Маркс и называл общественно-необходимой стоимостью
товара. И нет никакой тенденции или колебания вокруг этой стоимости."
По сути дела Галиев только что обрисовал нам как происходят колебания
в экономике, но при этом приложил все силы к тому, чтоб СКРЫТЬ эти
самые колебания. Почему товар не может продаваться по цене 10 р.ч.?
Потому, что такой обмен будет неэквивалентным, говорит Галиев. Ну и
что? Чем это плохо? Тем, ОБЯЗАН был сказать Галиев, что при такой цене
те производители, трудовые затраты которых превышают указанную цену,
неминуемо разорятся. - А в этом что плохого, вновь спрашиваю я? Пусть и
разорятся, кому какое до этого дело? - "Такое дело", опять же ОБЯЗАН
был ответить Галиев, что в результате их разорения предложение товара
сократится, соответственно СПРОС со стороны ПОТРЕБИТЕЛЕЙ останется
частично или в значительной мере неудовлетворенным, т.е. ВОЗРАСТЕТ, что
вызовет ТЕНДЕНЦИЮ к повышению цены на товар. Она может не просто
повыситься, она может "взлететь" настолько, что намного превысит 30
раб.час; это значит, что уже не трое, но десятки производителей начнут
производить этот товар; последнего, возможно, будет произведено
столько, что предложение превысит спрос и тогда произойдет падение цены
и т.д., - и все эти процессы будут продолжаться до тех пор, пока не
установится РАВНОВЕСИЕ между спросом и предложением, трудовыми
затратами и степенью потребности в товаре. Таким образом, получаем все,
что требовалось доказать: ПОТРЕБНОСТЬ, СПРОС, ТЕНДЕНЦИЮ цены, ТОЧКУ
РАВНОВЕСИЯ между производством и потреблением. Но Галиеву НЕ НУЖНЫ все
эти явления, он не желает их замечать и доказать он пытался нечто
другое. Поэтому в своем объяснении он старательно избегал роковых слов
"потребность", "потребитель", "спрос" и т.д. и ИМЕННО ПОЭТОМУ
объяснение получилось неудовлетворительным. Он по-просту ВЫСЧИТЫВАЕТ
некую среднюю цену товара и ЗАВЕРЯЕТ нас, что такой именно она и будет
в действительности. Однако на главный вопрос ПОЧЕМУ и КАК это
произойдет и кому какое дело на рынке до его расчетов - этого он нам не
объяснил, т.е. НИЧЕГО не объяснил.
"Главное, что тут надо понять, - говорит он, - это то, что стоимость
возникает в процессе производства, а в процессе обмена цена товара так
или иначе "корректирует" сию стоимость."
Правильно, это и есть главное, что нужно понять, ибо в этом и состоит
ГЛАВНАЯ ошибка трудовой теории. И ошибку эту невозможно устранить, не
разрушая самой теории, можно лишь замаскировать фальшивыми словечками
вроде "корректирует". Если некая величина СУЩЕСТВУЕТ и изменяется по
воздействием того или иного фактора в НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫХ пределах, то в
таком лишь случае мы можем говорить, что данный фактор КОРРЕКТИРУЕТ эту
величину. Если же он ее "корректирует" таким образом, что величина
может стать КАКОЙ УГОДНО, может вообще перестать существовать, то это
уже не "корректирует", здесь мы обязаны сказать: фактор ОПРЕДЕЛЯЕТ
величину.
"Ещё раз повторяю, что стоимости созидаются в процессе производства,
независимо от дальнейшего пути товара на рынок. А уж как там поведут
себя цены - это зависит совсем от других факторов."
Не надо повторять, надо доказывать. В процессе производства созидаются
ЗАТРАТЫ, с одной стороны, и ТОВАР - с другой. Затраты УЖЕ ничего не
стоят, товар ЕЩЕ ничего не стоит. Затраты - это стоимость уже
утраченная, товар - стоимость еще не полученная. Товар должен быть
продан, затраты - окупиться, то и другое и происходит на рынке, т.е.
стоимость "созидается" именно на рынке, а не в процессе производства.
Согласно Галиеву, хотя ему самому этот вывод почему-то не приходит в
голову, любая "контора", которая производит хоть что-нибудь, хотя бы
какие-нибудь "рога и копыта", является курицей, несущей золотые яйца,
ибо она производит стоимость. Но я указываю на любой обанкротившийся
завод и спрашиваю: почему он обанкротился, ведь он же по теории Галиева
созидал СТОИМОСТЬ? Как может потерять стоимость (нередко ВСЯКУЮ
стоимость) то, что СОЗИДАЕТ эту стоимость? - Вот на вопросы какого рода
должен нам ответить Галиев. В том-то и дело, что трудовая теория
стоимости не может объяснить, как частично мы в этом уже убедились,
самых элементарных явлений рынка. Поэтому на этом ЭЛЕМЕНТАРНОМ уровне и
следует остановиться и разобраться с главными и простейшими вопросами и
явлениями.
Но Галиев занят чем-то другим. Неразобравшись с ценообразованием
одного товара, он начинает складывать цены и стоимости ВСЕХ товаров,
воспроизводит марксистское положение о равенстве того и другого, потом
рассуждает о том, что следует абстрагироваться от частностей и
сосредоточиться на общих закономерностях и т.п. Не ведаю для чего все
это говорится. По-моему речь с самого начала только и идет об ОБЩИХ и
простейших "закономерностях". Давно пора расставить точки над i, а не
предаваться арифметическим или философским изысканиям.
"Маркс... сначала... абстрагируется от всех влияющих на цены товаров
факторов - таких, как мода, финансы, государство и другие."
Вот это уже ближе к делу. Очень важно выяснить от чего же
абстрагируется Маркс. Он абстрагируется не только от моды, финансов,
государства. Еще он абстрагируется от потребностей не только "модных",
но и ВСЯКИХ: например, от потребности в жилье и одежде, от жизненно
важных потребностей пить и есть, от ПОТРЕБНОСТИ ЖИТЬ, в конечном итоге.
Не кажется ли вам, что это несколько слишком? От той или иной
потребности еще можно абстрагироваться, но как можно абстрагироваться
от потребностей ВООБЩЕ? Что это за существо такое, которое производит,
но не потребляет? Это даже и не машина, поскольку даже машина
"нуждается" в каких-то деталях и материалах. Человек без потребностей,
стоимость без потребительной стоимости, предложение без спроса - все
это есть ФИКЦИЯ, придуманная Марксом, причем одна и та же фикция,
только по разному сформулированная. Это самая первоначальная и наиболее
вопиющая ЛОЖЬ его системы. И сколько бы мы не уточняли и
"корректировали" эту изначальную ложь его теории, мы тем самым будем
лишь бесконечно пережевывать эту ложь, что вовсе не приблизит нас к
истине.
На элементарном уровне НЕ ПОНЯТЬ всего этого НЕВОЗМОЖНО. Но Галиев не
пытается (или не рискует?) "опускаться" до этого уровня, хотя к этому
вроде бы и призывает. Он говорит не о потреблении и труде, но об
обмене, цене и стоимости. Впрочем, и на этом уровне все просто и ясно,
но здесь уже появляется возможность путаться и лукавить. Именно этим
занятиям и придается Галиев, при чем в какой мере он путается, а в
какой лукавит - не берусь судить. Вот как он рассуждает:
"... процесс обмена и не надо мыслить как тенденцию. Процесс обмена -
это прежде всего сравнение, это "измерение". С таким же успехом можно и
измерение длин, то есть сравнение разности пространственных координат
(положений), считать тенденцией. Тенденция есть направление какого-либо
процесса. Обмен же ни к чему не стремится. Он просто происходит...
Любое сравнение, измерение - это процесс чисто количественный, когда
сравниваются качественно однородные параметры...
Возьмем такой пример. Мне нужно знать расстояние от Казани до Москвы.
Имеет ли значение потребность в данном знании для самого процесса
измерения? Возможно, эти сведения нужны мне для сравнения удаленности
Казани и Саратова от Москвы или для того, чтобы рассчитать количество
дней путешествия пешком от одного города до другого, или я собираюсь
эти сведения продать иностранной разведке. Но вне зависимости от того,
для чего мне надо знать, каково расстояние между этими городами, сам
процесс измерения зависит лишь от меры длины. В метрах это расстояние
будет равно 800 000, а в попугаях 2 400 000.
Точно так же и для обмена нет никакой разницы, для чего, собственно, я
обмениваю товар..."
Так рассуждает Галиев. Процесс обмена - измерение. Спасибо за удачный
пример. Этот пример именно и показывает, что обмен - не измерение.
Расстояние от А до В не изменяется от того, измеряет ли его кто-либо
или нет. Процесс измерения есть ПО СУТИ процесс СРАВНЕНИЯ величин,
между которыми нет никакого отношения. "Тенденция есть направление
какого-либо процесса". Правильно, поэтому сравнение ПО СУТИ не есть
ТЕНДЕНЦИЯ... Однако... давайте подумаем так ли уж все просто с
измерением? Имеет ли потребность в измерении какое-нибудь значение для
самого процесса измерения, спрашивает Галиев? Разумеется, ИМЕЕТ!
Во-первых, если бы НЕ НУЖНО было измерять, так никто бы и не измерял.
Во-вторых, одно дело, если расстояние между Москвой и Казанью я намерен
преодолеть "по прямой" на самолете, другое дело - если "по кривой" на
автомобиле - в том и другом случаях я по разному буду измерять это
расстояние, при помощи разных карт и используя разные приемы. Наконец
необходимая, т.е. "ПОТРЕБНАЯ" точность измерения самым существенным
образом определяет процесс измерения. Это еще не все, но и этого
достаточно, чтоб понять, что ДАЖЕ на процесс измерения ПОТРЕБЕНОСТЬ в
измерении оказывает существенное влияние... (Как неудачно Галиев
приводит свои примеры: любой из них можно легко обратить против него
же... и против МАРКСА!)
Ясно, что даже если с измерением дело обстоит достаточно сложно, то с
обменом - еще сложнее. Почему вообще производитель выносит своей товар
на рынок? Он произвел, как уверяет нас Галиев, СТОИМОСТЬ - что может
быть лучше? Что еще ему (производителю) нужно? Ему, что же, необходимо
ИЗМЕРИТЬ произведенную стоимость? Для этого не нужен рынок. Пусть
справится у своего бухгалтера, тот назовет ему точную цифру чего и
сколько произведено в штуках, метрах, килограммах и рублях. Ради этой
цели, рынок не нужен. Для чего же он нужен? Для того, чтоб реализовать
произведенную стоимость. Это только Галиев с Марксом думают, что
производитель произвел стоимость, сам производитель убежден, что в
процессе производства стоимость он ЗАТРАТИЛ. Теперь же эти затраты
должны окупиться и окупиться по возможности с лихвой. Для этого нужно
реализовать произведенный товар. РЕАЛИЗОВАТЬ - вот тот счастливый
термин, который уже обыденное сознание находит, чтоб выразить СУТЬ
ДЕЛА. РЕАЛИЗОВАТЬ, а не ИЗМЕРИТЬ стоимость - вот что нужно
производителю. СТОИМОСТЬ на рынке не ИЗМЕРЯЕТСЯ, она РЕАЛИЗУЕТСЯ. Рынок
есть процесс СТАНОВЛЕНИЯ стоимости, стоимость на рынке ВОЗНИКАЕТ, - вот
чем именно мой взгляд на обмен отличается от марксова, согласно
которому стоимость в процессе обмена именно и только лишь ИЗМЕРЯЕТСЯ.
Ясно, что для того, чтоб избавиться от колебаний, тенденций,
равновесия, противоречий и т.п. "прелестей" рынка, Галиеву необходимо
избавиться от потребительной стоимости - это она вносит смуту,
неопределенность, превращает арифметику рынка - в алгебру, а то и в
высшую математику. С ней, с потребительной стоимостью уже и Маркс
намучился. Нынешние марксисты, вместо того, чтоб извлечь урок из его
печального опыта, продолжают этот опыт, т.е. продолжают мучиться.
"По Марксу, на рынке обмениваются товары, у которых имеются
потребительные стоимости, но в самом процессе обмена данные стоимости
не участвуют. Маркс вовсе не выбрасывает потребительскую стоимость, как
утверждает Усов. Маркс каждый параметр определяет в свой процесс."
А я нигде и не утверждаю, что Маркс выбрасывает потребительную
стоимость, я утверждаю, что Маркс выбрасывает названную стоимость ИЗ
ПРОЦЕССА ОБМЕНА, с чем согласен, как может убедиться читатель из только
цитированных слов, и сам Галиев. Что еще, в самом деле, может означать
его фраза: потребительные стоимости в самом процессе обмена не
участвуют?
Далее начинаются муки Галиева с потребительной стоимостью. Но муки
оказались не напрасны, ибо в них родилось нечто новенькое:
"Потребительная стоимость возникает только после обмена товарами,
перед потреблением предмета, но никак не в самом обмене... до момента
обмена продукт не имеет никакой потребительной стоимости. Она не
появляется у продукта до тех пор, пока он не окажется в руках
потребителя именно данного товара."
Вот лежит на прилавке яблоко: сочное, румяное, явно сладкое на вкус -
разве оно не обладает потребительной стоимостью? Обладает, говорю я,
если имеется покупатель, пожелавший его купить. Обладает, соглашается
со мной Маркс, но приводит для этого другие причины: потому обладает,
объясняет он, что материальные свойства яблока способны удовлетворить
такие-то потребности человека. НЕ ОБЛАДАЕТ! - заявляет Галиев. -
Почему?, - недоумеваем мы с Марксом. - Потому, отвечает Галиев, что
"... она не появляется у продукта до пор, пока он не окажется в руках
потребителя именно данного товара." То есть пока не начнется процесс
потребления. То есть я, как потребитель, не только должен предъявить
спрос на яблоко, не только должен купить, но и должен спрятать его в
карман, а может еще и надкусить - только тогда возникнет пресловутая
потребительная стоимость. Вот это и есть нечто новенькое. Я мыслю
потребительную стоимость как СТОИМОСТЬ, т.е. как некое ИДЕАЛЬНОЕ
отношение между вещью и человеком, Маркс мыслит потребительную
стоимость как совокупность материальных полезных свойств товара, т.е.
мыслит стоимость как материальную ВЕЩЬ, Галиев мыслит ту же стоимость
уже как процесс потребления (спасибо, что не пищеварения). То есть если
Маркс выпроваживает потребительную стоимость за двери экономики, то
Галиев спускает ее с лестницы. Маркс мыслит в этом вопросе плохо,
Галиев - еще хуже.
Немудрено, что в конце концов он приходит к следующему:
"В общем, на самом деле, по Марксу, обменивается вовсе не труд на труд
- как ловко передёргивает Бём-Баверк - а товар на товар."
Это уже называется: опять за рыбу - деньги! ВСЕМ известно, что на
рынке обменивают товар на товар (посредством денег). Вопрос был именно
в том, что же происходит при этом обмене, что, собственно говоря,
обменивается? Как можно обменивать вещи, которые ни в каких отношениях
заведомо не равны друг другу? Маркс говорит: нет, товары "равны" - они
все есть продукты труда. Это обстоятельство делает возможным сам обмен
и, соответственно, в процессе обмена обмениваются равные или неравные
доли труда. (Эту мысль Маркса и "передергивает" Бем-Баверк.) Я говорю:
товары "равны" не только в том отношении, что они - продукты труда, но
и в том, что удовлетворяют ту или иную потребность, т.е. обладают
потребительной стоимостью. Странным образом Галиев не замечает всего
этого "движения мысли" и, словно проснувшись, заявляет: "обменивается
товар на товар"!
Затем Галиев своим примером с лестницей начинает долго оъяснять, что
сравниваться количественно могут лишь качественно однородные сущности.
К чему все это говорится - опять не понимаю... Впрочем, понимаю.
Галиев все никак не может разделаться с потребительной стоимостью. Он
перечисляет различные способы употребления или использования товара и
находит, что ни один из них не имеет отношения к обмену. Правильно. Но
из этого Галиев делает вывод, что ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ не имеет
отношения к обмену. При чем здесь потребительная стоимость,
спрашивается? При том, что Галиев, как мы уже в том убедились,
СМЕШИВАЕТ потребительную стоимость с процессом потребления или
использования товара, - потому-то она у него и оказывается за пределами
обмена. Таким образом, Галиев сначала ВЫТАЛКИВАЕТ потребительную
стоимость за рамки обмена, затем пытается НАЙТИ ее в обмене, -
разумеется, не находит, и констатирует: смотрите-ка, ее там
действительно нет! "...Потребительная стоимость к самому процессу
обмену не имеет прямого отношения."
Оставим пока в стороне потребительную стоимость. Возьмем любимую
стихию марксистов - труд. Какое отношение ТРУД имеет к обмену? Как
можно обменять труд, затраченный на издание книги, на труд, связанный с
процессом самогоноварения (если обменивается книга на выпивку)?; как
можно обменять труд музыканта на труд врача, труд врача, на труд
грузчика и т.д.? Все это качественно различные виды труда,
количественно они не могут быть соизмеримы. Из этого затруднения
марксисты легко находят выход: они абстрагируются от качества различных
видов труда и приходят к единому, качественно однородному понятию
абстрактного труда. Но почему, спрашивается, мы не можем проделать ту
же операцию в отношении потребностей и прийти к понятию абстрактной
потребности? НЕВАЖНО для чего вам нужна вещь, НЕВАЖНО как вы ее
намерены потребить или использовать - важно то, что она НУЖНА вам, вы
испытываете ПОТРЕБНОСТЬ в ней и не просто испытываете, но готовы что-то
делать, работать, платить деньги и т.д., ради удовлетворения этой
потребности, т.е. эта потребность является реальным экономическим
фактором. Вот это и есть понятие абстрактной потребности. Что во всем
этом таинственного, что непонятного? Люди уже воздухом... да что
воздухом, черт знает каким ВЗДОРОМ и БРЕДОМ научились ТОРГОВАТЬ, а
марксисты все еще не могут понять, что потребность то же чего-то стоит,
может быть куплена, продана и т.п. и все еще доказывают нам "по
ученому", что потребительная стоимость не имеет отношения к обмену!
Таким образом вещь обладает не только трудовой стоимостью, но и
потребительной. Таким образом товар с точки зрения стоимости есть не
такое-то количество овеществленного труда, он есть противоречие
стоимости, или, вернее, стоимость товара существует как противоречие
трудовой и потребительной стоимостей. Поэтому и сам обмен есть
противоречие, т.е. именно ПРОЦЕСС СТАНОВЛЕНИЯ стоимости, а не ИЗМЕРЕНИЕ
неизменных и уже существующих величин. Поэтому арифметики недостаточно,
чтоб понять этот процесс, нужна алгебра... да и ее недостаточно, нужна
ДИАЛЕКТИКА.
"... обмен не стоит "мыслить" как тенденцию, - говорит Галиев, - ... и
"как ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ качественно противоположных сил" его тоже не
следует "мыслить".
"Не стоит... не следует..." Да никак иначе его НЕВОЗМОЖНО мыслить!
Если потребность не имеет отношения к обмену, то потребителю НЕЗАЧЕМ
идти на рынок и что-то там обменивать; если производитель ПРОИЗВОДИТ
стоимость, то ему не нужен рынок, чтоб ее РЕАЛИЗОВАТЬ (ибо как и зачем
реализовывать то, что произведено, т.е. уже реализовано?); если
"стоимость ... есть мера обмена, которая зависит от всеобщих затрат
труда, но не от потребительной стоимости", то тогда вместо тенденции
цен получим ХАОС цен так, что даже один и тот же товар будет
продаваться по разным ценам на одном рынке и т.д. и т.п. То есть, если
мыслить рынок по марксистски, то тогда становится невозможным объяснить
САМ ФАКТ существования рынка, самые элементарные явления, на нем
происходящие...
"Теперь рассмотрим загвоздку, возникающую у Усова при рассмотрении
товара, который не обменивается."
Давайте рассмотрим. Галиев приводит мой пример с сапогами и неожиданно
"резюмирует":
"Как можно видеть, Усов опять ведёт речь вовсе не о стоимости, а о
цене."
Откуда это "можно видеть"? Усов ведет речь вовсе не о цене, а именно о
СТОИМОСТИ. И не только Усов, но и Маркс так же.
Открываю "Капитал", первую главу, в которой Маркс дает свое
определение СТОИМОСТИ, и на стр.49 (Собр.соч.т.23) читаю:
"... вещь не может быть СТОИМОСТЬЮ, не будучи предметом потребления.
Если она бесполезна, то и затраченный на нее труд бесполезен, не
считается за труд и потому не образует никакой СТОИМОСТИ."
Вот эту-то мысль Маркса я и иллюстрирую своим "сапожным" примером и в
этом именно пункте мы, наконец, добираемся до самого главного.
Маркс говорит: абстрактный труд есть субстанция стоимости; стоимость
товара определяется количеством воплощенного в нем абстрактного труда.
Потом добавляет: если товар бесполезен, то труд "не считается" за труд
и товар ничего не стоит... И вот тут-то я говорю: СТОП! КАК это труд
"не считается" за труд? Процесс труда уже завершился, такое-то
количество труда уже затрачено; допустим, затрачено Х (как определяется
это Х, - как некая средняя величина или еще как-то - неважно). Теперь
же Маркс говорит: это Х = 0! Как, почему? Это что за арифметика такая?
Была величина - и нет величины! Да если бы речь шла только об
арифметической задачке. Затраты-то труда по-прежнему существуют как
материальный ФАКТ! Как мы можем этот факт перестать "считать" за факт?
По моему убеждению из этого затруднения существует ТОЛЬКО ОДИН выход,
причем выход ЭЛЕМЕНТАРНЫЙ. Труд перестает существовать не как ТРУД, а
как СТОИМОСТЬ, проще говоря, труд перестает чего-либо стоить,
утрачивает стоимость. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, труд, как и ЛЮБОЙ ТОВАР, в
зависимости от обстоятельств, может чего-то стоить, а может ничего не
стоить, но НИ В КАКОМ случае он не является ни стоимостью, ни
субстанцией стоимости. Иначе говоря, труд может обладать стоимостью или
не обладать ею, но он не тождественен стоимости. Труд как субстанция
стоимости есть очередная ФИКЦИЯ Маркса. - Вот вам вся критика трудовой
теории стоимости в самом сжатом изложении.
Галиев очевидно НЕ ПОНЯЛ ни меня, ни Маркса, и не потрудился даже
перечитать первые несколько страниц "Капитала", прежде, чем взяться за
свою статью. Поэтому он говорит о ценах, о том, что они могут быть
высокие и низкие, о сумме цен, о каких-то молекулах, энергии и т.д. и
т.п. - словом, о чем угодно, только не о том, о чем следовало бы
говорить. И тем не менее приходит к выводу, что "претензии Усова к
Марксу... необоснованны." Я, в свою очередь, оставляю все это без
внимания, как совершенно не относящееся к делу.
Наконец, последний вопрос, связанный с теорией стоимости, вопрос уже
не принципиальный и мало интересный. Известно, что существует множество
товаров, непроизведенных трудом, но тем не менее, обладающих
стоимостью. Ясно, что этот факт противоречит трудовой теории стоимости.
Маркс факт этот признает, но при этом, так сказать, уходит в "глухую
защиту": он объявляет все такие товары исключением из правила, - прием
в данном случае весьма сомнительный, но ПРИНЦИПИАЛЬНО против него
возразить нечего. Вот, собственно, и все, что можно сказать по этому
вопросу.
Поэтому мне непонятно зачем Галиев уделяет ему столь много времени и
места. При этом он, кажется, пытается доказать, что стоимость даже и
непроизведенных трудом вещей, определяется количеством труда,
затрачиваемого, на организацию использования этих вещей (случай с
водопадом). То есть пытается НЕТРУДОВЫЕ стоимости свести-таки к
трудовым затратам. Разумеется, решить эту задачу можно лишь посредством
путаницы и софистики. В обсуждение всего этого я, опять-таки, не вдаюсь
- не вижу смысла. Если уж сам Маркс признает существование нетрудовых
стоимостей и находит удовлетворительный способ "разделаться" с ними, то
на этом, кажется, можно и поставить точку. Труды Галиева напрасны.
Совсем необязательно быть боле марксистом, чем сам Маркс.
Перехожу к теории обмена.
"Так что же смутило здесь автора статьи? А то, что, по его мнению,
"РАБОЧУЮ СИЛУ нельзя ни купить, ни продать".
Неправда, не это "смутило" "автора статьи". Кажется все согласны, по
крайней мере теоретически, что рабочий при капитализме СВОБОДЕН. С
другой стороны ясно, что эксплуатация, т.е. отчуждение большей или
меньшей части собственности рабочего без адекватного ее возмещения,
возможна лишь при посредстве насилия в той или иной его форме. Поэтому,
если рабочий при капитализме эксплуатируется, то он более или менее
НЕСВОБОДЕН. Отсюда вопрос: каким образом рабочий может быть свободным,
будучи несвободным, и наоборот? - Вот что меня смущает, вот к чему
сводится суть первой статьи.
Маркс разрешает это противоречие тем, что посредством понятия "рабочей
силы" разрывает процессы обмена и производства. И у него получается,
что пока рабочий заключает с капиталистом договор о найме, он свободен,
но как только он приступает к работе, он становится "наемным рабом". -
Вот другой повод для "смущения".
Вместо того, чтоб попытаться распутать эти противоречия, Галиев уводит
обсуждение в сторону, для чего выдвигает софизм:
"... при совершении любой покупки покупатель получает именно
возможность чего-либо. Например, рабочий покупает хлеб не потому, что
он реален (мало ли реальных вещей), а потому, что хлеб может
удовлетворить потребность человека в еде. Это её возможность. Человек
обладает таким замечательным свойством, как предвидение. Именно
благодаря ему он может позволить себе купить потенцию чего-либо...
Капиталист, приобретая станок, заранее предвидит его использование.
Он покупает возможность работы данного станка. Именно возможность, а не
сам процесс его работы. Точно так же и потребитель покупает возможность
потребления хлеба, а не сам процесс потребления. А потому покупка
рабочей силы как возможности процесса труда рабочего не должна никого
смущать. Покупается не труд, так как труд - это процесс, а процесс
нельзя купить (обменять). Покупается потенциальный труд, то есть
носитель этой возможности трудиться."
Верно, никто не поедает хлеб прямо у хлебного прилавка, свой труд
рабочий не может завернуть в бумажку и передать капиталисту. Можно еще
привести пример, когда купец покупает у фермера будущий, т.е. еще не
существующий, урожай и массу других подобных примеров. Во всех этих
случаях продается не реальный, а возможный товар, возможный труд, и в
этом смысле РАБОЧАЯ СИЛА. Но в том-то и дело, что у Маркса рабочая сила
фигурирует совсем НЕ В ЭТОМ смысле.
Представим себе на мгновение, что купленный хлеб оказался дрянного
качества, урожай - сгнил на корню, рабочий - оказался никуда не годным
и ни на что неспособным работником, - что во всех подобных случаях
происходит? Начинается СКАНДАЛ, покупатель тащит продавца в суд и т.д.
Так или иначе сделка признается недействительной, покупателю возвращают
его деньги, да еще может быть возмещают какой-нибудь моральный ущерб. И
никто не позволяет одурачить себя попыткой РАЗОРВАТЬ возможность и
реальность товара. Как бы, например, посмотрели на продавца, который в
ответ на упреки в низком качестве хлеба, вздумал бы возражать
покупателю: "Ты ВИДЕЛ, ты ДЕРЖАЛ В РУКАХ, то, что покупал, - вот за это
ты и заплатил. Чего тебе еще? Зачем же ты вздумал еще и ПРОБОВАТЬ НА
ВКУС этот хлеб, разве я тебе говорил, что его можно есть?, разве на нем
написано, что его можно есть?" Даже в наше время всевозможных обманов и
надувательств подобный фокус не прошел бы.
Что же из этого следует? То, что если потребительные свойства товара
реализуются не в акте обмена, а после того, как он произошел, то это -
технически неизбежный факт, не имеющий, однако, никакого ЭКОНОМИЧЕСКОГО
значения. Продают и покупают возможный товар, но эта возможность
НЕОБХОДИМО ДОЛЖНА реализоваться, если же этого не происходит, то сделка
считается недействительной. Следовательно, продается возможный ТОВАР, а
не ВОЗМОЖНОСТЬ товара, возможный ТРУД, а не ВОЗМОЖНОСТЬ труда, т.е. не
РАБОЧАЯ СИЛА в СМЫСЛЕ МАРКСА.
В том-то и дело, и я говорил об этом в статье, что Маркс РАЗРЫВАЕТ
понятия труда и рабочей силы, поэтому последняя становится не возможным
ТРУДОМ, а ВОЗМОЖНОСТЬЮ труда, которая почему-то САМА ПО СЕБЕ, безо
всякого отношения к реальному труду, должна интересовать капиталиста и
он должен платить за нее деньги.
Рабочая сила в смысле Маркса - далеко не невинный термин, который
сплошь и рядом можно встретить и в экономической литературе, и в
обыденной жизни. Так, как использует этот термин Маркс, никто его не
использует. Рабочая сила у Маркса - это такая способность к труду,
которая по стоимости не имеет НИКАКОГО отношения к реальному процессу
труда. Рабочий может получать сколь угодно мало, а работать сколь
угодно много, - его зарплата ВСЕГДА будет возмещать ему расходование
его рабочей силы, - вот вопиющая нелепость марксовой теории обмена; как
такое может быть? - никому не понятно ни в жизни, ни в теории. Рабочая
сила, понимаемая по марксистски, есть еще одна ФИКЦИЯ Маркса, которая
не объясняет действительность, но извращает ее.
Вместо того, чтоб избавиться от этой очередной лжи, Галиев всеми
способами пытается выдать ее за правду. Впрочем, способ один и уже нам
известен: представить дело так, что использование, потребление товара,
вообще потребность в товаре не имеют отношения к обмену и стоимости
товара...
"...капиталисту нужно организовать производство... для этого нужно
купить элементы производства... труд - это расход энергии рабочего...
труд... участвует в производстве..." и т.д. и т.п.
К чему все это говорится? Галиев не развивает Маркса и не разрешает
противоречий марксистской теории. Равным образом он не отвечает на мою
критику. Он просто воспроизводит марксистскую путаницу в этом вопросе,
пытаясь схоластически замять, затушевать его суть. Я на нескольких
страницах доказываю, что труд может и должен оцениваться, как и всякий
товар, что рабочая сила в отрыве от реального труда - бессмыслица, что
на практике никому и в голову не приходит рассматривать первую отдельно
от последнего, что эквивалентный обмен исключает возможность
эксплуатации и т.д. и т.п. Галиев выслушивает все это и "возражает":
"... капиталист предполагает использовать рабочего несколько дольше
(или интенсивнее) и получить стоимости немного больше, чем он отдаст
последнему в виде зарплаты."
Этак ведь можно бесконечно спорить... Впрочем, я, кажется, ошибаюсь:
намечается сдвиг, сейчас мы услышим нечто интересное.
В своей статье я задаю вопрос: как рабочий может мириться с тем, что
отдает капиталисту в виде труда больше, чем получает от него в виде
зарплаты? Что заставляет его мириться с этим? По мнению Галиева, вот
что:
"...во-первых, капиталист является собственником средств производства,
следовательно, с мнением этого собственника рабочему приходится
считаться (напомню, что капитализм как строй и характеризуется наличием
частной собственности на средства производства), тем более, что
интересы капиталиста поддерживаются всей мощью государственного
аппарата."
Если мы договорились, что рабочий и капиталист равны и свободны (Маркс
из этого исходит, я в своей статье постоянно это имею в виду и Галиев
против этого ни разу не возразил), то "мощь государственного аппарата"
здесь совершенно ни при чем. По этой же причине и то обстоятельство,
что капиталист - собственник средств производства, ничего не объясняет.
Капиталист - собственник средств производства, рабочий - собственник
рабочей силы; как собственники они равны. Труд так же необходим для
производства, как и средства производства. Поэтому, если рабочему
приходиться считаться с мнением капиталиста, то и капиталисту - с
мнением рабочего. Таким образом, первый довод Галиева - мимо. Идем
далее:
"Во-вторых, в реальной жизни часть своего труда рабочий отдаёт не
только капиталисту, но и, например, педагогам, врачам..."
А врачи, учителя ничего не отдают рабочему? Они что же, то же
нахлебники на его шее, кровопийцы-эксплуататоры? Элементарное
здравомыслие требует признать, что врачи, учителя - то же работают и
производят нечто важное и нужное. Обмен между ними и рабочим есть обмен
простого труда на сложный, ничего другого между ними не происходит...
Если же признать представителей сложного труда "то же эксплуататорами",
то что это дает для решения нашей задачи? Ничего, кроме того, что к
одному эксплуататору этим прибавляется еще несколько. Приведенная
только что цитата - это не аргумент, это вообще непонятно к чему
сказано.
"...Капиталист не совсем паразитирует на труде рабочих, ибо есть ещё
доход от предпринимательства, то бишь от умения организовать
производство, а также и от владения собственностью."
Здесь сразу спутаны три вида дохода. Если имеется в виду
административные функции, то административный труд есть разновидность
сложного труда, т.е. администратор - то же трудящийся. Поэтому если
капиталист берет на себя руководство производством, то за это он
получает зарплату, которая к его основным, сугубо "капиталистическим"
доходам, не имеет никакого отношения. Если имеется в виду
предпринимательская деятельность, то она имеет свой особый источник
дохода и этот доход не извлекается ни из труда рабочего, ни из кармана
капиталиста, так что и этот вид дохода не имеет отношения к нашей
задаче и лучше оставить его в стороне. Остается процент капиталиста,
"доход от владения собственностью" - вот его-то и нужно объяснить:
"Последний доход выплачивается за социально необходимую функцию
стабилизации данного строя. Без частной собственности и,
соответствующего, вознаграждения за неё, капиталистическое общество
просто перестанет существовать. Без этого института в наличии будет
другое общество. Не будем сейчас вести спор о прогрессивности того или
иного строя. Но ясно, что если мы хотим сохранить капитализм (либо
считая его прогрессивным, либо по привычке, либо под идеологическим
нажимом, либо ещё по какой-то не важной здесь причине), то должны
сохранить и институт частной собственности, а соответственно, и
вознаграждение за собственность. Все это в той или иной мере понимает
рабочий и соглашается делиться частью своего рабочего времени с разными
слоями общества. Полностью же паразитирующими являются лишь чистые
рантье. Но их единицы. А остальные слои общества в большей или меньшей
степени выполняют необходимые для общества, а следовательно, и для
рабочих, социальные функции." (Эх, г.Галиев, Маркс Вас не слышит!)
Итак, капиталист рабочего эксплуатирует, а рабочий соглашается на то,
чтоб его эксплуатировали, дабы не пошатнулся этот эксплуататорский
строй! Но и это еще не все. Не переводя духа, Галиев ниспровергает это
царство эксплуатации. Оказывается, настоящими эксплуататорами являются
только рантье, "но их единицы". "А остальные слои", включая, стало быть
и капиталистов, "в большей или меньшей степени выполняют необходимые
для общества... социальные функции", т.е. ТО ЖЕ РАБОТАЮТ, ТО ЖЕ
ТРУДЯЩИЕСЯ. Так что капиталист для рабочего - свой брат, пролетарий! И
это называется: Галиев защищает Маркса? Да впору Маркса защищать от
Галиева! Чем я и предлагаю заняться марксистам, если таковые еще не
перевелись.
Я не считаю нужным далее следовать за Галиевым в его рассуждениях и
распутывать всю его путаницу. В конце концов, речь должна идти о
Марксе, а не о Галиеве. Сказанного более чем достаточно, чтоб сделать
выводы. Отмечу лишь еще один момент.
"...Усов, не до конца разобрался в данной теории. Усов всё время
напирает на обмен, в то время как есть ещё и производство.
Эквивалентный обмен стоимостей происходит в процессе именно обмена, а
созидание стоимости - в процессе производства, в котором и возможна
эксплуатация."
Если устранить фикцию рабочей силы, то на зарплату будет обмениваться
труд, а не рабочая сила и это именно обстоятельство СВЯЗЫВАЕТ процесс
обмена и производства. Я доказываю, что разрыв обмена и производства
ЕСТЬ НЕЛЕПОСТЬ, а Галиев, не разобрав ни одного моего аргумента,
"возражает", что моя, мол, ошибка в том, что я СВЯЗЫВАЮ эти два
явления:
"В том и состоит весь фокус, что договоренность об обмене между
рабочим и капиталистом происходит до процесса производства, а сам
процесс производства от этих договоренностей уже не зависит."
НЕ ЗАВИСИТ! О чем же они тогда договариваются? Как видим, Галиев
продолжает настаивать на той нелепости, что пока рабочий договаривается
с капиталистом о найме, он и капиталист - равноправные граждане
правового государства. Но как только договор заключен, - начинается
грабеж среди белого дня, и что самое главное, грабеж этот, по мнению
Галиева, нисколько не противоречит свободе и равенству. Свобода труда
"не зависит" от наемного рабства. - Вообще, существует ли нелепость,
которую не отстаивали бы марксисты, лишь бы она была освещена
авторитетом Маркса? Только этот вопрос у меня остается в связи со
сказанным.
Что же касается упрека, будто я забываю о производстве, то он
несправедлив. О том, что происходит в производстве и как производится
прибавочная стоимость, - обо все этом я говорю во второй статье (см.
www.usoff.narod.ru). Галиеву надо было если не прочесть (если это
почему-нибудь трудно), то хотя бы просмотреть о чем там речь, дабы не
тратить лишние слова и не раздавать незаслуженных упреков.
К НАЧАЛУ
ОТВЕТ М.М.ГАЛИЕВУ
(статья вторая)
Очень странно начинает Галиев критику моей статьи "Что такое
стоимость?" Ради того, чтоб поставить под сомнение мои диалектические
изыскания, он не нашел ничего лучшего, как поставить под сомнение
ДИАЛЕКТИКУ ВООБЩЕ. Вернее, он ее не ставит под сомнение, он от нее, так
сказать, открещивается, отрекается, с тяжелым вздохом и "горькой
усмешкой" "сведущего человека". Слова "диалектика", "диалектики" он
заключает в кавычки, по поводу этой манеры "диалектиков" во всем видеть
противоречия, он устало пожимает плечами: дескать, зачем все это? Ведь
еще Галилей раскрыл нам... т.е. им, "сведущим людям", глаза на
истину...
Напоминать ли мне читателю что такое диалектика? Приводить ли образцы
диалектического мышления из всех времен и народов, начиная с
"Махабхараты" и кончая "Капиталом"? Перечислять ли всех великих мира
сего, начиная с мифических мудрецов древности и кончая тем же Марксом,
мышление которых было "неизлечимо" диалектично? Объяснять ли, что даже
философы-метафизики обязаны всеми своими светлыми мыслями именно
диалектике? Приводить ли примеры из естествознания, которые особенно
замечательны тем, что показывают как диалектике стихийно подчиняются
даже естествоиспытатели, которые ее, как правило, знать не хотят?
Думаю, все это был бы излишний труд. И без того ясно, что если Галиев
решил выбросить диалектику за борт, то для этого следовало бы подыскать
повод более значительный, чем моя статья. И вообще сие деяние требует
иного подхода, иной обстановки: для этого необходимо более подробное
обсуждение, более основательная аргументация. И бОльшая торжественность
не помешала бы (переворот-то не шуточный!). И уж кончено вопросу этому
должно быть уделено поболее страниц, чем сколько уделяет ему Галиев...
А так получается, что Галиев поднял бунт против диалектики для того
лишь, чтоб изначально, до всякого обсуждения поставить под сомнение мою
"диалектическую" статью по принципу: что может быть доброго из
Назарета? Несоразмерность средства и цели столь очевидна, что и бунт
выглядит неубедительно, и, соответственно, моих диалектических
построений он ни мало не колеблет. Пальба из пушки по воробью, причем,
пальба холостыми!
Однако это начало демонстрирует все различие во взглядах и подходах к
проблеме стоимости - моих и Галиева. Различие это столь велико, что
между нами нет даже общего языка, посредством которого мы могли бы
обсуждать эту проблему. За примерами далеко ходить не надо. Так,
процитировав мои рассуждения о тождестве субъекта и объекта, Галиев
почему-то не замечает, что слова "объект" и "природа" я использую, по
крайней мере в приведенной им цитате, как синонимы. Он понимает все
по-своему: в "философии", дескать, субъект и объект - это какие-то
"феномены", которые обозначаются понятием "вещь". Получается, что
объект (= природа) суть "природный феномен" и т.д., т.е. какая-то
тарабарщина, которую невозможно понять. Или, например, мудрствования
Галиева по поводу понятия "движения". Я это понятие использую в самых
разных смыслах: иногда я разумею под ним механическое движение, иногда
- развитие, иногда - всякое изменение вообще. Вероятно, это плохо;
смысл терминов должен быть однозначен, но, с другой стороны, и всякий
автор вправе надеяться, что его слова будут пониматься в соответствии с
контекстом, со СМЫСЛОМ сказанного, а не в соответствии с "официально
признанной" терминологией, или с каким-нибудь словарем, которые он явно
не имеет в виду и на которые не ссылается. Если, например, я говорю о
"движении стоимости", то я вправе ожидать, что меня не поймут в том
смысле, будто я говорю о механическом перемещении монет или банкнот.
(Галиев, сопоставив понятия "движения", "изменения",
"функционирования", каким-то образом выводит из этого сопоставления,
что диалектика "здесь" не применима и что Усов "явно плавает во всех
этих (каких?) вопросах", - что он всем этим хотел сказать, решительно
не понимаю... Гм, стало быть, действительно плаваю...)
Но дело, конечно, не в словах только. Дело в том, что у Галиева на уме
какая-то своя "философия". Какая именно - от диалектического
материализма он отрекся - не знаю. Но это и не важно. Важно то, что он
постоянно обнаруживает, что его философия никак не согласуется с моей,
что то, что я хочу сказать, никак не переводится на язык его философии.
Именно это он и констатирует на протяжении всей своей статьи и к этому
сводится, собственно говоря, все ее содержание, вся критика. Но из
этого он делает вывод - на мой взгляд совершенно нелогично - что я
кругом не прав. Если человек говорит по английски, а не понимаю что он
говорит, по причине незнания языка, то я не должен заключать, что
человек этот говорит вздор. Я должен либо махнуть рукой на подобное
"общение", либо попытаться все-таки найти общий язык. В настоящем
случае я выбираю последнее. В конце концов неважно, поймет ли меня
Галиев или кто-либо еще, важно, чтобы сам-то я приложил все силы к
тому, чтобы быть понятым. Я должен сделать все, что могу, а там
посмотрим...
Однако для этого, я думаю, было бы бессмысленным "отслеживать" все
рассуждения, все "контроверзы" Галиева - это внесло бы лишь еще большую
путаницу и усугубило непонимание, и в конце концов, свелось бы к
перепирательству из за слов. Вместо этого я еще раз попытаюсь
сформулировать основные понятия, связанные со стоимостью и показать,
что диалектика - всего лишь наиболее простой способ понять самые
простые вещи.
а) субъект и объект
Наиболее общими или простыми связями между субъектом и объектом
являются отношения их тождества и противоположности, - такова первая
мысль моей статьи.
Галиев переводит ее на язык своей "философии" и у него выходит
очередная нелепость. В "философии", говорит он, субъект - это тот, от
кого исходит действие, а объект - это то, на что направлено действие.
Никаких подобных "философских" "определений" у меня не было на уме и
тогда, когда я писал свою статью, да и сейчас, когда Галиев довел до
моего сведения сии "философские" откровения, я не намерен с ними
считаться. (Сам Галиев преподнес мне урок революционного отношения к
философскому наследию.) Тем не менее Галиев приписывает мне эти
"определения", - ему кажется, что я просто не имею права их
игнорировать, как послушный ученик не имеет права игнорировать школьную
мудрость - затем немедленно обнаруживает, что мои рассуждения с ними
действительно никак не вяжутся, затем... в общем, из той мешанины фраз,
которая затем следует, я понял только то, что рассуждаю, по мнению
Галиева, очень плохо.
Но почему мои слова непременно нужно рассматривать через призму
какой-то "философии"? Почему нельзя пойти по простейшему пути и понять
их БУКВАЛЬНО, хотя бы для начала?
Что значит абстрагироваться от частных свойств субъекта и объекта? Если
мы абстрагируемся от всех свойств того и другого, то мы тем самым
абстрагируемся от всего того, чем они ОТЛИЧАЮТСЯ друг от друга, т.е.
придем к мысли о их тождестве.
Спрашивается, насколько эта "диалектическая" мысль о тождестве субъекта
и объекта соответствует действительности и здравому смыслу?
Всем известно, что человек зависит от окружающего мира, но насколько
глубока эта зависимость? Если мы возьмем ту или иную конкретную вещь,
то зависимость будет, в общем, незначительной. Даже от хлеба и воды
человек в этом смысле не очень-то зависит, ибо если он утратил хлеб и
воду в здесь и сейчас, то он может найти то и другое в другом месте и в
другое время. Но если мы под "хлебом" будем разуметь не конкретный
данный кусок хлеба, но хлеб вообще, как продукт питания, то зависимость
человека от него становится уже жизненно важной. Чем больший круг вещей
мы будем понимать под "внешним миром", тем большей будет становиться
зависимость человека от этого мира. Наконец разорвем вообще связь между
человеком и внешним миром, переместим мысленно человека за пределы
этого мира, пусть не в четвертое измерение, ибо это было бы слишком уж
далеко, а только лишь за пределы Земли, в космос. Что произойдет?
Наступит почти мгновенная смерть. Это значит, что зависимость человека
от внешнего мира АБСОЛЮТНА.
Мир насквозь пронизывает человека, все его существо, всю его
"внутренность". В организме человека не существует ни одного органа, ни
одной клетки, которые могли бы существовать хотя бы мгновение вне
природы. Это уже не "единство человека и природы" и не "зависимость"
первого от последней. И если мы скажем: "природа определяет человека",
то и это будет пустой фразой, ибо мы никогда не найдем ЧТО собственно
определяет природа, где, в какой части своего тела человек существует
автономно от природы? В человеке не существует ничего, ни даже
математической точки, которая существовала бы ВНЕ природы, рядом с
природой, на что природа могла бы воздействовать как ВНЕШНЯЯ сила.
Человек свободен от внешнего мира не более, чем дождевой пузырь на
поверхности воды - от самой воды. Человек поэтому не есть ни "часть"
природы, ни продолжение ее; человек и природа ТОЖДЕСТВЕННЫ.
Как видим, даже в рамках самых обыденных представлений возможна точка
зрения, с которой субъект и объект ТОЖДЕСТВЕННЫ в самом что ни на есть
философском смысле этого понятия...
Однако, если мы намерены мыслить субъект и объект как некие отличные
друг от друга сущности, то что мы можем сказать о них, как определить,
если мы абстрагировались от всех их частных свойств? Ответ заключен уже
в самом этом вопросе: если субъект и объект не совпадают друг с другом,
то остается только одно "свойство", от которого мы не можем
абстрагироваться - то что каждая из этих сущностей НЕ ЕСТЬ другая:
субъект - НЕ объект, объект - НЕ субъект. Вот это "голое" НЕ,
ВЗАИМООТРИЦАНИЕ и есть то, посредством чего субъект и объект
ВЗАИМООПРЕДЕЛЯЮТ друг друга. Взаимоопределяют, следовательно, не
существуют вне этого отрицания. Следовательно в этом взаимоотрицании
субъект и объект не просто составляют "единство противоположностей",
вне него они НЕ ЕСТЬ, следовательно, В НЕМ они совпадают абсолютно,
т.е. тождественны. Следовательно, они существуют и мы можем мыслить их
лишь как тождество противоположностей...
Я понимаю почему Галиеву "не нравятся" мои рассуждения. Вчитаемся в его
собственные "определения" субъекта и объекта:
"В философии... субъект - это тот, от кого исходит действие, а объект -
это тот, на кого это действие направлено... субъект и объект суть
природные феномены. В философии такие феномены обозначаются понятием
"вещь"... Тождество вещей может быть только в понятии, когда свойства
вещей одинаковы... Природа сама и есть скопище объектов и субъектов..."
Этот "поток сознания" очень хорошо дополняют следующие философские
озарения, которые я извлек из первого попавшегося под руку учебника по
диалектическому материализму:
"Материальные объекты бывают двух родов: объекты, существующие до, вне
и независимо от... знания о них (например, звезды или динозавры), и
объекты, не существующие до знания, но существующие вне и независимо от
него (напр. автомобили или самолеты)... Объекты второго рода
изготовляются в конечном счете из объектов первого рода... объект может
существовать без субъекта, тогда как субъект не может существовать без
объекта..." и т.д. и т.п.
Если бы математики мыслили точку как некую пусть очень малую, но
реально существующую крупинку вещества, а пространство - как объем
пусть очень большого, но реального физического тела, то они никогда бы
не "додумались" ни до одной из своих теорем. Но отцы математической
науки оказались проницательней "философов" нашего времени. Точку и
пространство они научились мыслить абстрактно: то и другое в их
мышлении есть ОТРИЦАНИЕ любой конкретной, конечной величины, причем в
одном случае это отрицание движется в сторону непрерывного уменьшения -
и тем самым мы получаем понятие точки, с другой стороны - в сторону
расширения, и тем самым мы получаем понятие пространства. То есть через
отрицание конечного мышление в обоих случаях становится бесконечным,
мыслит бесконечное, но эта бесконечность направлена в противоположные
стороны, в результате чего мы и приходим одном случае - к понятию
бесконечно малого (точки), в другом - бесконечно большого
(пространства). Однако в обоих случаях мышление проделывает одну и ту
же операцию, мыслит одно и то же - отрицание конечного.
Только лишь благодаря этому абстрагированию математика стала наукой и
открылась возможность ее прогресса. "Философы" советской закалки не
затрудняют себя никаким абстрагированием. Они просто берут вещи и
явления в том виде, в каком они "мозолят" им глаза в обыденной жизни,
перетаскивают все эти случайные представления в мышление, разукрашивают
вычурной "ученой" терминологией и начинают возиться с ними, комбинируя
так и этак. И это все у них называется "философией". Тут кстати на
помощь им приходит и "диалектика": она раскрепощает их разум, открывает
полный простор для бесконечных пустопорожних разглагольствований -
только так и реализуется бесконечность их мышления. "Диалектический
материализм" превращается в комбинаторику случайных мыслей.
Возразить против всех подобных построений по существу нечего, как раз
потому, что никакого "существа" нет и оно изначально невозможно.
Случайное мышление невозможно опровергнуть, можно лишь направить его
против него же самого и тем самым показать, что оно НИЧЕГО не мыслит.
Так например, Галиеву с его определением субъекта и объекта (субъект -
тот от кого исходит движение... и т.д.) можно предложить вопрос:
допустим, человеку падает на голову кирпич. Кирпич в данном случае -
это явно то, что движется, "исходит" это движение от закона тяготения,
обладатель несчастной головы - тот, на кого направлено движение, - где
здесь субъект и объект? Схоластика неуязвима именно потому, что пуста;
ее поэтому можно опровергнуть только софистикой, переворачивая вверх
дном все ее построения, однако ясно, что все это имеет весьма
отдаленное отношение к философии.
Казалось бы, нет ничего проще, чем мыслить субъект и объект так же, как
математики, например, мыслят точку и пространство, т.е. ПРОСТО как
противоположности. Но если мы станем обременять свое мышление
раздумьями о том, что первично, что вторично, что из чего
"изготовлено"; если под субъектом будем разуметь конкретного человека,
возможно даже с именем и фамилией, а под объектом - вообще бог знает
что: от динозавров до самолетов, то тогда, конечно, мысль о тождестве
субъекта и объекта останется для нас вечно непостижимой. Мысля таким
образом вообще невозможно дойти ни до какой мысли, но зато можно
сочинять бесконечные тома по "материалистической диалектике", коими
советские "философы" мучили себя и других.
Понятна поэтому усталость Галиева от такой "диалектики" и его желание
избавиться от нее; и прав он в том, что выбрасывает ее из
"диалектического материализма". Однако он остановился на полпути:
"материализм" надо бы выбросить тоже... и начинать все с начала!
Однако вернемся к политэкономии.
Если теперь общефилософское представление о субъекте и объекте
перенести на экономическую почву, то понятия их тождества и
противоположности обретут более конкретные очертания.
В начале потребления потребность во внешнем предмете, существует как
зависимость субъекта от объекта. Поэтому объект не просто существует
вне субъекта, но существует именно как противоположность, как внешнее
нечто, которое субъекту "внутренне" необходимо. В процессе потребления
человек потребляет, т.е. физиологически усваивает внешний предмет, так
сказать "отождествляет" его с собой, ликвидируя тем самым внешнюю
противоположность. В производстве наоборот, предмет, который должен
быть произведен, существует в начале как мечта, фантазия или цель
субъекта, т.е. как сугубо субъективное содержание, субъект и объект
тождественны. В конце производства цель реализуется, внутреннее
становится внешним. Предмет производства начинает существовать как
объективная противоположность субъекта.
Таким образом, как тождество, так и противоположность субъекта и
объекта представлены как в производстве, так и в потреблении, но
представлены ПРОТИВОПОЛОЖНЫМ образом. Так что в целом процесс
производства-потребления существует именно как ЧЕТЫРЕХСТОРОННЕЕ
противоречие.
Впрочем можно и оставить в стороне пресловутое "четырехстороннее
противоречие", если уж оно так коробит Галиева. Можно вообще отбросить
диалектику и свести диалектическое понятие о субъекте к представлению о
нем, как о некой математической точке, из которой исходят ДВЕ СИЛЫ,
одна из них - сила, с которой человек воздействует на природу -
производство, другая - сила, с которой природа воздействует на человека
- потребление. Тем самым мы перейдем от диалектической модели тождества
противоположностей к механической модели равновесия противоположных
сил. Можно иногда прибегать к этой модели, но не для того, чтоб
отделаться от диалектики, но чтоб лучше понять ее. Тем самым, правда,
мы сделаем шаг назад, но все же назад, а не куда-то совсем в сторону -
в болото случайных представлений, которые не позволят построить
никакого понятия о производстве и потреблении, вернее никакой системы
понятий, посредством которой можно адекватно истолковать экономические
процессы. В таком именно болоте вязнет Галиев, в него пытается затянуть
и нас:
"Если же процесс остановился между производством и потреблением, то его
название - просто производство. Акцентировать внимание на то, что
производство протекает с целью перерастания в процесс потребления - не
обязательно. Это и так ясно. Более того, эти процессы в корне различны.
Потребление есть акт индивидуальный и в нём вряд ли можно обнаружить
что-либо кроме физиологии. Производство же может быть как
индивидуальным, так и коллективным. Кроме того, производство может
вестись как с целью выпуска продукта, то есть ради потребления, так и с
целью созидания товара, то есть для обмена. Все эти процессы
различаются между собой, имеют разные закономерности. Если же смешать
все их в один процесс производства-потребления, то тогда само
производство сведётся лишь к индивидуальному, продуктовому процессу
производства. И тут естественным образом пропадёт процесс обмена."
Что означает фраза: если процесс остановился между производством и
потреблением, то его название - производство? Если процесс остановился,
то стало быть он прекратился, т.е. нет никакого процесса и не нужно
никаких названий. Есть процесс потребления, есть процесс производства.
Продукт производства-потребления одновременно соединяет и разъединяет
эти процессы... Почему "необязательно" акцентировать внимание, что
производство протекает с целью потребления, если именно ради этой цели
оно и "протекает"? Это и так ясно, говорит Галиев. Ясно, да видимо НЕ
ТО ясно, что ДОЛЖНО БЫТЬ ясно. Я пытаюсь построить элементарную
экономическую модель "субъект - продукт", "производство - потребление"
и на этом уровне понять СМЫСЛ тех или иных явлений. Галиева же
одолевают какие-то совершенно посторонние мысли: более того (?),
говорит он, производство и потребление "в корне различны". А кто же
утверждал, что они одинаковы? Однако это различие Галиев опять-таки
мыслит ПО СВОЕМУ. Потребление, говорит он - акт индивидуальный, а
производство может быть как индивидуальным, так и коллективным.
Во-первых и потребление может быть актом коллективным. Даже потребление
продуктов питания часто становится коллективным (всевозможные застолья
и т.п.), что же касается эксплуатации многих технических средств, то
оно по определению может быть только коллективным. Так например,
телефоном можно пользоваться только в том случае, если им пользуется
кто-то еще, поездом можно пользоваться только совместно с другими
людьми и т.п. Во-вторых, при чем здесь вообще все это? При чем здесь
товар, обмен и все, что Галиев говорит по поводу того и другого? Я
пытаюсь выяснить как существует стоимость в рамках процесса
производства-потребления на самом элементарном уровне, а Галиев
замечает, что "тут естественным образом пропадает процесс обмена"! -
разговор слепого с глухонемым. Не "пропадает", его "тут" не было вовсе.
Ни о каком обмене еще нет и речи.
Галиев видимо хочет сказать, что раз нет обмена, то не может быть и
никакой стоимости. Так с того и надо было начинать, что согласно
известной марксистской догме в рамках натурального хозяйства стоимости
не существует. Насколько это утверждение соответствует действительности
мы попробуем сейчас разобраться.
в) стоимость
"Одиночкам стоимость - по барабану", - провозглашает Галиев и так
комментирует этот марксистский постулат:
"... какая может быть связь между субъектом (человеком) и продуктом?
Разве только пускание слюны при виде котлеты. Никакой стоимости тут не
может быть и в принципе. Человек-одиночка произвёл продукт и готовится
его потребить. В данный момент его уже не интересует, сколько он
затратил труда."
Какая связь между человеком и произведенным им продуктом? - недоумевает
Галиев. Спросите у поэта какая связь между ним и его стихами, у
конструктора - какая связь между ним и его изобретением. А лучше всего:
спросите у грузчика: какая связь между ним и тоннами груза, которые он
перетаскал на своем горбу? Попробуйте отрицать эту связь, или
попробуйте сказать ему, что его не должно интересовать сколько он
затратил труда. Он вам преподнесет урок политэкономии в самой
осязательной и доходчивой форме. Он ЗАСТАВИТ вас понимать ДИАЛЕКТИКУ
СТОИМОСТИ.
Уж от кого, а от марксиста-то - если Галиев считает себя таковым -
трудно было ожидать столь пренебрежительного отношения к трудовым
затратам. Существуют школы в экономике, которые понимают стоимость
просто как пропорцию обмена товара на товар (или на деньги). С подобной
точки зрения стоимость, действительно, немыслима до обмена и вне
обмена. Маркс же понимает стоимость как затрату труда... Или труд
"одиночки" в марксизме так же "не считается за труд", как и труд
бесполезный? - Оставим этот вопрос марксистам, пусть разбираются...
Но с точки зрения здравого смысла очевидно, что труд, затраченный на
производство вещи, связывает человека с этой вещью. Если его что и
перестает интересовать, так это та конкретная форма, в которой труд был
затрачен, специфика труда. Его сознание связывает с вещью только сам
факт затраты труда и количество затраченного труда, т.е. трудовая
затрата как таковая, как некоторое количество АБСТРАКТНОГО ТРУДА.
Однако вещь ему дорога не только как память о затраченном труде. Она
дорога ему еще и как предмет потребления. Даже Галиев признает, что
человека "волнует... удовлетворение собственных аппетитов". Однако
понятие абстрактной потребности он категорически не приемлет:
"Интересно, как всё же Усов представляет себе такую стоимость? В голове
субъекта существует представление о продукте как потенциальном
удовлетворителе потребности, причём ни сами потребности, ни свойства
продукта тут не учитываются. То есть это нечто вроде знания о том, что
нечто способно удовлетворить какие-то потребности. Это просто какое-то
томление мысли, знание в потенции... У Усова... потребительная
стоимость есть некая расплывчатая мысль о возможностях."
И опять: со своим вопросом "как понимать "такую стоимость?" Галиеву
лучше бы обратиться не к Усову, а например, к любому крестьянину.
Возьмите хозяйство последнего: выращенное и собранное зерно он может
использовать для удовлетворения самых разнообразных потребностей: часть
зерна идет в пищу, часть - на корм скоту, на самогоноварение, на семена
и т.д. Вольно или невольно, но объем всех этих совершенно разных
потребностей крестьянин вынужден представлять или выражать в одних и
тех же единицах (кг., пудах и т.п.) одного и того же зерна. Затем все
эти величины качественно различных потребностей он складывает и
говорит: "для жизни" в течении года мне нужно столько-то пудов зерна.
Спрашивается, величину какой именно потребности выражают эти столько-то
пудов? Ясно, что речь идет уже не конкретной потребности, но СУММЕ
потребностей, т.е. о некой обобщенной, АБСТРАКТНОЙ потребности.
С другой стороны, ОДНУ И ТУ ЖЕ потребность можно удовлетворять при
помощи качественно РАЗЛИЧНЫХ продуктов. Например, чувство голода можно
удовлетворить хлебом, или мясом, или овощами и т.д. То есть если в
первом случае разные потребности абстрагировались посредством одного и
того же продукта, их удовлетворяющего, то в данном случае, разные
продукты абстрагируются, т.е. сливаются в качественно однородную массу
"продуктов питания", посредством одной и той же потребности, которую
они могут удовлетворить.
Ясно, что абстрагирование в рамках натурального хозяйства никогда не
доводиться до конца, но по той лишь простой причине, что такого
"абстрактного" продукта, который удовлетворял бы ВСЕ потребности не
существует в природе. ВСЕ потребности удовлетворяют деньги, но
удовлетворяют не сами по себе, а посредством обмена, которого не
существует в условиях натурального хозяйства. Однако, если абстрактная
потребность как таковая еще не существует в изолированном хозяйстве, то
очевидно, что она РЕАЛИЗУЕТСЯ в нем ровно настолько, насколько это
вообще технически возможно и реализуется не как "туманные мечтания", а
как нечто материально неизбежное и необходимое.
Таким образом, абстрагировать можно как потребности человека, так и
полезности (полезные свойства) вещей, сколь бы качественно не
различались между собой те и другие, и это абстрагирование потребностей
происходит на каждом шагу в практической деятельности. Таким образом
АБСТРАКТНАЯ ПОТРЕБНОСТЬ существует, а толщина стен амбара, в котором
крестьянин хранит собранный урожай, - это воплощение абстрактной
потребности, насколько она возможна в условиях его хозяйства -
массивность замков, которые он навешивает на двери доказывают, что эта
абстрактная потребность вовсе не есть некое "томление мысли", но нечто
в высшей степени реальное.
Абстрактная потребность, поскольку она мыслится в самом чистом виде,
как потребность вообще, безотносительно ко всякой конкретной
потребности, есть потребительная стоимость. Абстрактный труд, мыслимый
аналогичным образом, есть трудовая стоимость.
Итак, вещь произведена человеком, он на нее затратил столько-то труда,
она ему СТОИЛА таких-то усилий, возможно немалых усилий. С другой
стороны, вещь удовлетворяет потребности человека, причем это не
"котлета", от которой "текут слюнки" (еще один образчик "философского"
мышления!), а такая вещь, с которой необходимо связана вся дальнейшая
жизнедеятельность человека; потеря ее будет СТОИТЬ ему жизни.
Спрашивается, существует ли в обоих этих случаях СВЯЗЬ между вещью и
человеком? Реальна ли эта связь? Каким еще другим понятием мы можем ее
обозначить, если не понятием СТОИМОСТИ?
"Усов не оставляет нам опоры, позволяющей не потонуть в болоте
неопределённости."
Только что сформулированное представление о трудовой и потребительной
стоимостях и есть эта опора, тверже и определеннее некуда. Труд и
потребление и основанные на них понятия трудовой и потребительной
стоимостей - что может быть более определенного в экономической
деятельности? "Болото неопределенности" начинается тогда, когда эти
самые простейшие и ясные как день представления мы сходу начнем вслед
за Галиевым загромождать совершенно посторонним хламом:
"...ведь Усов исследует стоимость, то есть меру чего-то. Это "что-то" и
надо найти. То, что стоимость есть мера - бесспорно. Иначе зачем она,
вообще, тревожит экономистов? Допустим вслед за Усовым, что эта мера
нематериальна, что она присутствует только в головах людей. Но раз она
всё же мера, то должна быть однозначной и определимой... Усовскую
производственную стоимость вообще сложно себе вообразить. Если
потребительная стоимость ещё с грехом пополам в будущем всё же как-то
связана с удовлетворением потребности, то труд без характеристик вообще
превращается в фикцию. Всё выражается пустой фразой, что
производственная стоимость есть труд. Ибо без конкретизации того, что
собственно такое труд, здесь не обойтись. Труд - это, прежде всего,
процесс. И, как любой процесс, он имеет определённые характеристики. Но
Усов отбрасывает все эти характеристики - причём не только труда, но и
природной вещи с предметом потребления. И у Усова остаётся только то,
что труд есть какой-то процесс изменения чего-то на что-то. Причём
непонятно, каким именно образом происходит сам процесс труда."
Какая "мера"? Какие "характеристики труда"? Галиев видимо путается не
только в моих мыслях, но и в своих собственных, настолько путается, что
даже отказывается "вообразить" хорошо ему известную трудовую стоимость
Маркса. Как можно было не заметить, что моя "производственная
стоимость" буквально то же самое, что марксов "абстрактный труд"? Зачем
ему понадобилось знать "каким именно образом происходит сам процесс
труда"? Разве мы обсуждаем какие-то технологические подробности?
Единственное рациональное понятие у Маркса во всей его теории стоимости
- это понятие абстрактного труда и оно-то Галиева смутило, когда он
наткнулся на него в моей статье. Очень странно мыслит "марксист"
Галиев!
Что касается "меры чего-то", то вот это самое "что-то", т.е. стоимость
мы и попытаемся еще раз найти. Для этого осталось сделать последний
шаг: количественно определить стоимость - шаг самый простой, но именно
поэтому самый сложный.
Итак с произведенным и подлежащим потреблению предметом человека
связывают два "обстоятельства": потребительная стоимость и трудовая
стоимость. Как "измерить" ту и другую?
Прежде всего: как измерить количество труда? Процесс труда уже
завершился, перед нами - продукт, воплощающий определенное количество
труда. Слово "воплощает" имеет вполне точный, математический смысл:
количество продукта однозначно связано (при прочих равных условиях) с
количеством затраченного на его производство труда; чем больше
затрачено труда, тем больше произведено продукта. Количество продукта
есть функция количества труда. Количество продукта ОПРЕДЕЛЯЕТ
количество труда. Следовательно, единицу продукта можно использовать
как единицу труда, для измерения величины труда.
Таким образом количество произведенного продукта непосредственно
существует и как количество труда, затраченного на производство этого
продукта.
Аналогичным образом количественно выражается и величина потребности.
Если данное количество продукта удовлетворяет потребность вполне
определенной величины, то это количество продукта тем самым ВЫРАЖАЕТ
определенное количество потребности. Иначе говоря, определенное
количество потребности, или величина потребительной стоимости,
совпадает с количеством произведенного продукта.
Однако, как в случае с трудом, так и в случае с потребностью мы имеем
дело с одним и тем же количеством одного и того же продукта. То есть
одно и то же количество продукта выражает как величину трудовых затрат,
так и величину потребности.
Этот мой вывод показался Галиеву "вывертом":
"Вот и весь выверт. Весь туман был нужен только для того, чтобы
констатировать: "количество продукта непосредственно есть количество
стоимости". То есть продукт и есть стоимость. Мы пыжимся тут, пытаемся
определить стоимость продукта, а оказывается, сам продукт и есть
стоимость. Но какая же стоимость может быть у стоимости? На самом деле
Усов хотел, видимо, сказать, что количество продукта и есть стоимость.
Сколько штук продукта произвели - такова и их стоимость. Но тогда это
банально."
Прежде всего: продукт не есть стоимость, так же как деревянный метр не
есть протяженность. Продукт обладает стоимостью, есть носитель
стоимости. В продукте важно только то, что он есть нечто материальное.
Стоимость есть КОЛИЧЕСТВО продукта. Материальность продукта означает,
что это самое количество ОПРЕДЕЛЕННО, т.е. не может изменяться случайно
и спонтанно. Линейку можно изготовить из дерева или железа - неважно,
лишь бы материал был достаточно жестким, дабы расстояние между
делениями не изменялось в недопустимых пределах. Ту же роль играет и
материя продукта, как носителя стоимости.
Далее. Галиев правильно ВОСПРОИЗВЕЛ мою мысль, что количество продукта
и есть стоимость, но ПОНЯЛ ее шиворот-навыворот. Ему кажется, что
определить стоимость - значит измерить ее. Отсюда его фраза "сколько
штук продукта произвели - такова их стоимость." У меня еще и речи нет
ни о каком измерении стоимости. Я пытаюсь ответить на вопрос: что такое
стоимость, как он существует в данном случае, а Галиева мучит вопрос:
"сколько чего стоит?"
В чем вообще состоит процесс измерения, например, протяженности? Что
значит фраза: такое-то расстояние равно 100 метрам? Она значит, что
данное расстояние в 100 раз больше, чем какое-то другое расстояние,
взятое в качестве единицы измерения, и называемое "метром". Возьмем
простейший случай: имеется некий отрезок АВ и другой отрезок СД.
Измерить - означает в данном случае взять один из отрезков в качестве
единицы длины и показать сколько этих единиц укладывается или
содержится в другом отрезке.
Еще более упростим (т.е. усложним!) задачу: предположим, что имеется не
два, а только один отрезок АВ. Как мы можем измерить его протяженность?
Скажут: никак не можем, ибо для того, чтоб измерить, нужна единица
измерения и в качестве таковой - какой-то другой отрезок. Но позвольте,
возражаю я, ведь отрезок-то АВ существует и существует именно как
протяженность, т.е. как некоторое количество. Если мне нечем измерить
протяженность, то это конечно не значит, что эта протяженность
перестает существовать. Но КАК она существует в таком случае? КАК мне
ее выразить? Выразить протяженность АВ в какой-то единице измерения СД
я не могу, поэтому мне остается выразить указанную протяженность в ней
самой! Расстояние АВ есть просто некое определенное расстояние - и
больше ничего. Чему = АВ? Оно = АВ. И это не тавтология: равенство
АВ=АВ означает, что данное АВ реально существует как ОПРЕДЕЛЕННОЕ
количество, иначе говоря, что оно ВООБЩЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Аналогичным образом стоимость в разбираемом случае существует просто
как некое реальное объективное количество. Реальным и объективным это
количество делает то, что оно есть количество материальной вещи -
продукта производства и потребления. Что касается самого этого
количества, то еще нет ничего, в чем бы оно могло быть выражено,
измерено, кроме как в самом себе. Оно есть, АВ=АВ - вот все, что о нем
можно сказать. Гораздо интересней выяснить количеством ЧЕГО оно
является? Стоимости, говорю я. Так вот и выясним что такое эта
стоимость. Галиев конкретизирует этот вопрос:
"Проблема у Усова заключалась в том, что при приравнивании
потребительной стоимости и производственной стоимости невозможно найти
ту меру, по которой эти стоимости можно сравнить, так как
потребительная стоимость (то есть, по сути, полезность) характеризуется
качеством (физическими параметрами) продукта, а производственная
стоимость - трудом. Мера первого - это вкус, цвет, запах, а мера
второго - часы, рубли или т.п. Приравнять их нельзя, но очень хочется.
Что же делать? Да всё очень просто! Нужно взять и приравнять эти
стоимости к чему-то третьему, например, количеству. Ловко, но крайне
неудачно."
Извольте спорить с человеком, который толкует вам про вкус, цвет,
запах, в то время как вы ему - про стоимость! Однако, с потребительной
стоимостью, надеюсь, мы уже разобрались и главное не в этом. Хотя в
частных формулировках Галиев кругом не прав, в общем вопрос он ставит
правильно. Производство и потребление - качественно различные процессы,
соответственно, потребительная и трудовая стоимости качественно
различные стоимости, спрашивается, как они могут быть тождественны в
одном и том же количестве?
Но во-первых, было бы несколько несвоевременно удивляться тождеству
трудовой и потребительной стоимостей, в то время как с самого начала мы
только и говорим о ТОЖДЕСТВЕ противоположностей. Во-вторых, Галиеву
мешает понять это тождество прежде всего его собственные превратные
представления и о взаимодействии, и о противоположностях, и,
соответственно, о их тождестве (т.е. его "философия"):
"...в любой процесс могут вступать лишь тождественные феномены, а
вложенный труд и потребительские качества - ну никак не тождественны.
То, что они принадлежат одной и той же вещи - товару - ничего ещё не
значит."
Если "феномены" тождественны, то как раз поэтому они не могут
взаимодействовать, не "могут вступать в процесс": вода с водой не
взаимодействует, а вот кислота с металлом - взаимодействует.
Труд придает вещи определенные полезные свойства и ЭТИ ЖЕ САМЫЕ
свойства затем потребляются человеком. Следовательно, произведенный
продукт и есть так сказать, точка, в которой потребление и производство
совпадают, тождественны.
В-третьих, если продукт есть "точка", так сказать вещественная, то
стоимость есть "точка", так сказать, математическая.
Пример. Беру ЖЕЛЕЗНЫЙ стержень и начинаю измерять его длину ДЕРЕВЯННОЙ
линейкой... Что такое? Почему молчит г-н Галиев, почему не кричит мне:
что вы делаете?, ведь вы же меряете ЖЕЛЕЗО - ДЕРЕВОМ! - что ОБЩЕГО
между этими веществами, ЧТО вы там можете намерить? Потому молчит г-н
Галиев, что понимает, что измеряю я не "железо", а ПРОТЯЖЕННОСТЬ
железного предмета, и не "деревом", а деревянным предметом, который так
же обладает ПРОТЯЖЕННОСТЬЮ. Таким образом, КАЧЕСТВЕННО различные вещи
ТОЖДЕСТВЕННЫ в том отношении, что оба обладают ПРОТЯЖЕННОСТЬЮ. Но как
все-таки возможно это тождество? Куда делось вещественное качественное
различие? Каким образом оно преодолено? Очень просто: отношение
протяженности не содержит в себе НИ АТОМА никакого вещества. Именно
потому, что протяженность свободна от материи, различные материальные
вещи тождественны как протяженные вещи. Протяженность есть ИДЕАЛЬНОЕ
отношение и именно поэтому оно ОБЪЕДИНЯЕТ мир бесконечно разнообразных
и материально несоединимых вещей.
Этот пример, кстати, показывает Галиеву что может скрываться под
терминами "идеальный", "идеальное", что это не есть "плоды воспаленного
воображения", от которых должен шарахаться всякий "нормальный" человек.
С идеальными сущностями мы сталкиваемся на каждом шагу, в частности в
случае со стоимостью. Если угодно, стоимость не более идеальна, чем
протяженность... Впрочем, не намерен угождать материалистам - БОЛЕЕ
идеальна. Как и почему - будет ясно из дальнейшего.
Таким образом, уже в первом приближении, стоимость, как и
протяженность, т.е. как нечто идеальное, СВОБОДНА от материальной
качественной противоположности процессов производства и потребления. Но
это - лишь половина ответа на вопрос. Для того, чтоб отыскать вторую
половину, необходимо оглянуться назад - на субъекта, который производит
и потребляет.
Что странного в том, что трудовые затраты и потребности отождествляются
в количестве произведенного продукта, если еще раньше они БЫЛИ
тождественны в субъекте производства-потребления? В процесс труда
человек затрачивает силы, в процессе потребления он набирается сил, но
все это - одни и те же силы одного и того же человека! Что странного в
том, что стоимость становится противоречием потребительной и трудовой
стоимости, если сам человек есть ходячее противоречие? Он ЕСТЬ и в то
же время он НЕ ЕСТЬ: он должен уничтожать себя в процесс труда и
восстанавливать себя в процессе потребления - только так он может БЫТЬ.
Иначе говоря, чтобы БЫТЬ, он должен непрерывно ВОСПРОИЗВОДИТЬ себя.
ПОЭТОМУ вся его материальная жизнь распадается на два противоположных
процесса производства и потребления. Поэтому указанные процессы
замыкаются в продукте производства-потребления. Причем, разумеется,
этот продукт существует уже не просто как материальная вещь. Он
вовлечен в процесс, круговорот жизнеобеспечения человека, он является
ВОПЛОЩЕНИЕМ его бытия, причем, с одной стороны: бытия затраченного
(труда), с другой - бытия обретенного, ибо наличие предмета потребления
и возможность потребления обеспечивает дальнейшую жизнь человека. Вот
это-то воплощенное в предмете БЫТИЕ субъекта и есть стоимость.
В сущности стоимость есть просто знание, с одной стороны, того факта,
что на производство предмета затрачено столько-то сил, с другой - того
факта, что предмет удовлетворяет потребности в таком-то объеме. Но все
это не просто факты - это такие факты, которые определяют все
материальное существование человека. Следовательно само это знание есть
ФАКТ, факт если не материальный, то не менее реальный, чем сами
производство и потребление, и в не меньшей степени определяющий
экономическое поведение человека, чем названные материальные процессы.
Мало того, теперь, как мы выяснили, это знание имеет для себя и под
собой материальное выражение и объективную опору: КОЛИЧЕСТВО
произведенного продукта. Это количество объективно выражает количество
затраченного труда и объем будущего потребления. Таким образом это
количество продукта есть МЕРА интенсивности экономической деятельности,
МЕРА материального бытия человека, бытия, заключающегося в производстве
и потреблении. Таким образом стоимость - это не просто знание о чем-то,
это знание, существующее как объективный факт, имеющий количественное
выражение.
В этом пункте, видимо, полезно еще раз воспользоваться примером с
протяженностью. Можно спорить насколько протяженность "идеальна", но по
крайней мере Галиев не станет отрицать что она есть нечто объективное,
реальное. То есть она существует независимо от того, измеряем мы ее или
нет. Стоимость есть также величина объективная. Она есть мера
производства и потребления, она показывает насколько СОРАЗМЕРНЫ
указанные процессы, а эта соразмерность влечет за собой изменение
материального состояния субъекта. Например, если трудовые затраты
растут, а количество производимого продукта уменьшается, то происходит
обнищание субъекта, в противном случае, наоборот, обогащение. То есть
пока стоимость не сознана, она существует только как материальное
отношение субъект-производство-объект-потребление (пресловутое
четырехстороннее противоречие). Величина стоимости определяет
материальное состояние этой системы или изменения этого состояния, но
сама-то эта величина проявляется только как эти самые материальные
изменения, вернее, как объективная ТЕНДЕНЦИЯ этих изменений. То есть
пока стоимость неосознанна она существует, так сказать, лишь на
половину, она скрыта в производстве и потреблении, которые сами
протекают "на половину" как стихийные процессы, подчиненные скорее
инстинктам, чем разуму. И только тогда, когда стоимость осознана, она
становится фактом, который не просто существует, но начинает определять
всю материальную деятельность человека и сам немедленно получает
количественное выражение, становится инструментом деятельности
человека и т.д. - только тогда, следовательно, начинается становление
стоимости.
Таким образом, если протяженность существует независимо от нас, то
стоимость - очень даже "зависимо", именно поэтому так трудно понять что
она такое есть.
Итак. Чего стоила человеку произведенная вещь? Она стоила ему, скажем
3-х дней труда. С другой стороны, чего она ему стоит в смысле
потребления? Она обеспечивает ему, скажем, 3 дня жизни. Следовательно,
она стоит ему 3-х дней жизни. Пока, кажется, все понятно. Но теперь
самое главное: чего же стоит сама жизнь человека на протяжении этих 3-х
дней? Слово "стоить" означает: чем измеряется, чем выражается, что ей
соответствует в действительности? В действительности этой жизни
соответствует количество произведенной и потребляемой вещи.
Следовательно жизнь на протяжении трех дней стоит такого-то количества
вещи, стольких-то единиц этой вещи. Иначе говоря, стоимость вещи, или
ее количество, есть количество БЫТИЯ человека.
Понимаю, что определение это дает повод к всевозможным недоразумениям и
насмешкам. Однако "бытие" или "жизнь" человека в данном случае берутся
далеко не во всех ее многообразных проявлениях. ВСЯ жизнь в данном
случае - это, с одной стороны, затрата сил в процессе труда, с другой -
восполнение сил в процессе потребления. Можно, если угодно, провести
физическую аналогию: жизнь есть некая потенциальная энергия, которая, с
одной стороны, реализуется, затрачивается в труде, а, с другой стороны
- аккумулируется, восполняется в ходе потребления. Спрашивается, как
измерить эту энергию? С одной стороны она производит продукт такой-то
величины, с другой - поглощает тот же самый продукт той же величины.
Следовательно величина этого самого продукта и может служить мерой
энергии. Можно пойти еще дальше и измерять (мысленно, конечно) эту
жизненную энергию физическими единицами, какими-нибудь киловатт-часами.
И тогда получим: в труде человек затрачивает столько-то киловатт-часов
энергии и эта энергия аккумулируется в продукте труда, в потреблении
эта же энергия высвобождается из продукта потребления и аккумулируется
самим человеком. При этом количество указанного продукта, поскольку он
является носителем энергии и каждая его единица содержит определенное
количество этой энергии, само может служить мерой энергии, так что мы
можем измерять ее не киловатт-часами, а наоборот, киловатт-часы -
единицей этого продукта. Переворот здесь не больший, чем при переходе
от аршин - к метрам, либо наоборот. (До каких только фантазий не
дойдешь в споре с марксистами!).
Итак, стоимость есть мера экономического бытия человека. Таково
определение стоимости и никаким другим оно быть не может.
с) деньги
Согласно диалектике, процесс развития есть процесс выявления,
реализации ранее скрытой сущности; это, так сказать, процесс
выворачевания наизнанку, в ходе которого внутреннее становится внешним,
и наоборот. Поэтому в конце развития мы не обнаруживаем ничего сверх
того, чего не было бы в начале, разница лишь в том, что неявное стало
явным. Поэтому те определения, которые мы до сих пор приписывали
стоимости и которые казались чем-то туманным, трудно постижимым,
становятся самоочевидными, понятными для всех, как только стоимость
начинает существовать как деньги. Соответственно, и все возражения
Галиева против моей диалектики, сколь бы они кому-нибудь ни казались
основательными в начале рассуждений, пока мы рассматривали стоимость
как она существует в рамках натурального хозяйства, падают сами собой,
как только мы добираемся до денег. В этом случае его возражения
противоречат уже не только диалектике, но и здравому смыслу и нужен
особый вид упрямства, чтоб продолжать на них настаивать.
Прежде всего, деньги есть воплощение как трудовой, так и потребительной
стоимости, точнее сказать, как абстрактного труда, так и абстрактной
потребности. Галиев, конечно, с этим не согласен:
"Во-первых, потребительная стоимость, по определению самого автора,
есть способность удовлетворять непосредственно потребность человека.
Деньги же могут удовлетворить лишь потребность покупать, если таковая
потребность у кого-то имеется. Во-вторых, производительная стоимость
зависит от количества вложенного труда, а не от того, можно
вознаграждать этим товаром труд или нельзя. Деньги не представляют из
себя какую-то абстрактную стоимость, они суть лишь промежуточное,
вспомогательное средство, которое никоим образом сущность стоимости
раскрыть не может."
Во-первых, способность удовлетворять потребность есть ПОЛЕЗНОСТЬ вещи,
а не потребительная стоимость - я нигде не давал того определения,
которое приписывает мне Галиев. Во-вторых, деньги нельзя есть, сами по
себе они так же не могут защитить от жары или холода и т.д., т.е. они
не могут НЕПОСРЕДСТВЕННО удовлетворять потребности. В-третьих, что
такое "потребность покупать" понять весьма трудно, а вот то, что
ПОСРЕДСТВОМ денег можно удовлетворить ЛЮБУЮ потребность - это всем
понятно, и это-то как раз и означает, что деньги обладают
потребительной стоимостью. В-четвертых, когда человек получает
зарплату, его интересует насколько получаемая им сумма денег адекватна
его "трудовому подвигу", т.е. насколько его зарплата соответствует
количеству затраченного им труда, вознаграждением за который она
является. С другой стороны, если одни и те же рубли платят за ЛЮБУЮ
работу, то это, опять-таки, означает что деньги являются воплощением
абстрактного труда, т.е. выражают трудовую стоимость, что опять-таки не
не может не быть всем понятно. Только посредством изощренной софистики
можно запутать все эти простейшие представления.
Впрочем с трудовой стоимостью денег дело обстоит, возможно, не так
просто, как кажется. Маркс отождествляет стоимость с трудом, поэтому с
его точки зрения просто непостижимо как стоимостью могут обладать
"какие-то бумажки", которые сами по себе, просто как "бумажки", явно
ничего не стоят. "Настоящими" деньгами, эталоном стоимости по Марксу
может быть лишь нечто такое, на производство чего затрачен реальный,
"настоящий" труд - золото, например. Поэтому даже после того, как во
всем мире перестал существовать золотой стандарт, т.е. золото перестало
существовать как деньги, советские экономисты продолжали твердить, что
"реальными" деньгами является только золото, а бумажные деньги - только
его заменители. И это лишний раз показывает, что марксистские
представления о стоимости сводятся к грубому фетишизму, т.е. к
отождествлению физического процесса труда со стоимостью.
С моей же точки зрения все обстоит предельно просто. Стоимость есть
идеальное отношение между человеком и вещью. Объективным выражением
трудовой стоимости является не материя товара, а его КОЛИЧЕСТВО,
материя же может быть поэтому какой угодно, например, "бумажной". Что
же касается количества, то от него требуется только одно: чтоб оно было
ОПРЕДЕЛЕННЫМ, т.е. чтоб оно находилось в прямом соответствии с
количеством труда, которое представляет, было функцией этого
количества. Пока стоимость существует в товарном мире, неотделимо от
него, это требование выполняется автоматически: товары не падают
готовыми с неба, чтоб произвести каждую лишнюю единицу товара,
необходимо затратить такое-то количество труда. Но как только стоимость
в виде денег отделяется от товарного мира, становится абстрактным
товаром, то все материальные свойства и качества носителя денег
становятся неважными ибо деньги НЕПОСРЕДСТВЕННО не могут и не должны
быть ни предметом потребления, ни средством производства. Более того,
вещество денег становится явной помехой денежному обращению. В начале
века экономистами (конечно, не марксистами) это было вполне осознано и
была высказана мысль, что нелепо связывать денежное обращение с
"каким-то золотом", которое само по себе годится только для
изготовления украшений и вставных зубов. Поэтому даже необходимо, чтоб
деньги сбросили свою "вещную" форму и стали просто количеством неких
знаков. Исторически этот процесс отделения денег от вещества начался
еще на заре капитализма, а закончился уже в наше время, в 70-ых годах с
отменой золотого стандарта.
Однако главное условие по прежнему должно выполняться: количество
денежных знаков должно находится в соответствии с объемом или
количеством общественного труда (если рассматривать деньги только как
трудовую стоимость). В первом приближении это условие выполняется
просто тем, что деньги не может печатать кто угодно. Во втором
приближении, количество денег должно регулироваться, и для этого, как
известно, нужна и существует целая политика.
Однако здесь мы добрались до еще одной, непостижимой с точки зрения
Галиева, истины: деньги есть именно СТОИМОСТЬ, и ИДЕАЛЬНАЯ природа
стоимости ярче всего проявляется именно в деньгах.
Деньги, говорит Галиев, - это вспомогательное промежуточное средство.
Знакомая песня. Это еще одна марксистская догма, вся ошибочность
которой очевидна именно в наше время. В самом деле, нелепо продолжать
утверждать, что деньги - это только средство, в то время как история
уже показала, что изменения денежной массы могут вызвать рост
производства, падение производства, разруху и голод, революцию,
наконец. Если с помощью денег можно перевернуть мир, то это уже не
средство. Деньги - это нечто реальное, самодовлеющее, существующее "в
себе и для себя", короче говоря, - это объективный ФАКТ, который, с
одной стороны, действительно опосредует экономические процессы, но с
другой стороны, сами эти процессы могут становиться лишь средством
существования этого факта, и следствием того, КАК он существует САМ ПО
СЕБЕ. Не могу подыскать лучшего названия для этого факта кроме как
СТОИМОСТЬ.
И этот факт существует уже как чисто идеальная сущность. Деньги
обращаются ТОЛЬКО ПОТОМУ, что существует общественное ДОВЕРИЕ к
государству и правительству их выпускающему. С другой стороны, если
стоимость товара неотделима от количества товара, а стало быть и от
материального тела товара, то количество денег уже свободно от всякой
материи: количество денег в обращении определяется "просто" "росчерком
пера" главного банкира страны. Таким образом деньги есть общественное
сознание, существующее объективно и независимо от сознания каждого
отдельного человека, целого народа и даже государства, если речь идет о
мировых деньгах.
Однако, по прежнему остается связь между денежной массой и масштабами
общественного производства и потребления. Денежная масса может
изменяться спонтанно и независимо от состояния экономики, вызывая в ней
те или иные процессы, но лишь до известных пределов. Как только эти
пределы будут нарушены, деньги сами начинают разрушаться как стоимость:
"бумажки" остаются, а стоимость их исчезает. Одним словом, деньги - это
не просто стоимость, но стоимость противостоящей им совокупной массы
товаров, и в этом смысле стоимость денег тождественна стоимости
товарной массы, но это... тождество противоположностей!
