К истории Киевской Руси

А.Усов

www.usoff.narod.ru

К ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КИЕВСКОЙ РУСИ.

Анализ некоторых событий

Часть 1.

Первые войны между Рюриковичами. Святополк Окаянный

Первые события русской истории от прихода Рюрика до Святослава 1 в том их виде и объеме, в каком донесла их до нас летопись, с точки зрения внутриполитической истории России представляются малоинтересными в виду того, что летописные сведения о них слишком уж скудны и отрывочны. Действующие лица, мотивы их поведения, внешние обстоятельства их деятельности - все здесь похоже на далекое эхо, в котором еще можно различить звук, но нельзя уловить ни его характера, ни смысла. К тому же период от Рюрика до Игоря является и самым спорным в нашей истории. Некоторые историки считают его чуть ли не сплошным вымыслом. Мы поэтому оставляем его без внимания – обсуждать здесь в общем то нечего. Даже центральные события – призвание варягов, уход Олега из Новгорода и проч. – имеют интерес не столько сами по себе, сколько в свете дальнейших событий, как своего рода классические сюжеты, которые потом воспроизводятся на протяжении всей истории Киевской Руси…

Впрочем, в князе Святославе 1 уже чувствуется определенный и весьма яркий характер. В его образе есть нечто живое, чего нельзя придумать. Главная его деятельность - бесконечные скитания и войны с соседними народами. Иные его деяния, например, разгром Хазарского каганата, имели, как уверяют историки, большое внешнеполитическое значение и смысл, но ему самому этот смысл был, кажется, неведом. Это был богатырь, воин, но не политик. В нем чувствуется сила, но хаотическая, бессмысленная сила. Это один из тех деятелей, которые оставляют след в истории, но которые всегда бредут неведомо (для них самих) куда. Впрочем, если иметь в виду не политические, а географические направления, то Святослав знал КУДА ему идти: с какого-то момента его жизни, его постоянно и неудержимо тянуло на Запад: он не считал киевскую землю своей, а русский народ своим народом и хотел основать свою родину в Болгарии, вблизи Константинополя. Но там, на Западе ЕГО не считали своим; Запад его оттолкнул, отбросил от себя как незваного гостя, как завоевателя. Это противоречие, внутренняя раздвоенность и явилось главной, конечной причиной его гибели, оно же составляет главную черту его политического характера и особенно любопытно для нас. Своей личной судьбой он как бы предвосхитил дальнейшую историю России с ее вековыми колебаниями между Западом и Востоком, а так же характер русского человека, особенно интеллигента, вечного духовного скитальца, который ищет родину где угодно, но только не под крышей собственного дома. Не будем, однако увлекаться далеко идущими аналогиями...

Настоящая политическая история начинается тогда, когда в самом центре и сосредоточии власти вспыхивает конфликт, борьба. В подобные моменты на сцену выходят, заявляют о себе главные политические силы общества, вырисовываются основные тенденции дальнейшего развития, проявляется характер, КАЧЕСТВО общества в целом. Когда вспыхивает борьба не шуточная, борьба не на жизнь, а на смерть, разом падает все фальшивое, наносное, второстепенное, обнажается суть дела; сама ИСТИНА как бы воплощается в реальные лица, факты, события, начинает говорить сама за себя; ее голос уже не способны заглушить ни время, ни вранье недобросовестных очевидцев и историков, сама ложь становится ее проводником и глашатаем. Такие критические моменты истории способны, поэтому дать нам большее и более яркое понятие об обществе, чем целые века спокойного развития...

У Святослава 1 было три сына. Этого обстоятельства оказалось достаточно для того, чтобы стазу после его смерти начался кризис власти. Само по себе это уже о многом говорит, но не будем забегать вперед, обратимся к событиям.

СОБЫТИЯ. Война между сыновьями Святослава 1

(здесь и далее изложение ведется по Карамзину, Полевому, Соловьеву)

Перед тем, как отправиться в свой последний поход, Святослав "поручил Киев сыну своему Ярополку, а другому сыну, Олегу, древлянскую землю, где прежде властвовали ее собственные князья.

Новгородцы, недовольные, может быть властью княжеских наместников, прислали сказать Святославу, чтобы он дал им сына своего в правители, и грозились в случае отказа избрать для себя особенного князя. Ярополк и Олег не захотели принять власти над ними; но у Святослава был еще третий сын Владимир (будущий креститель Руси), от ключницы Ольгиной... Новгородцы... избрали в князья сего юношу..." /140-141/ {347}

Таким образом "по смерти Святослава Ярополк княжил в Киеве, Олег в древлянской земле, Владимир в Новгороде". При этом, говорит Карамзин, "Ярополк не имел, кажется, власти над уделами своих братьев".

В 975 г. сын воеводы Свенельда именем Лют вышел из Киева в лес на охоту; тут увидал его Олег, князь древлянский... и убил Свенельдича за то, что тот охотился в его владении. {349} /150/ Свенельд возненавидел Олега и, "желая отмстить ему, убедил Ярополка идти войною" на брата "и соединить область его с Киевскою". /150/ Отсюда пошла ненависть между Ярополком и Олегом.

"На третий год Ярополк пошел на Олега в древлянскую землю; Олег вышел ему навстречу, и стали биться: князь киевский победил древлянского."{349}... Когда отыскали труп Олега, Ярополк плакал над ним и говорил Свенельду: "Полюбуйся-ка, вот чего тебе хотелось!" /350/

"Владимир, князь новгородский, сведав о кончине брата и завоевании древлянской области, устрашился Ярополкова властолюбия и бежал за море к варягам. Ярополк воспользовался сим случаем: отправил в Новгород своих наместников... и таким образом сделался государем единодержавным в России." /151/

Между тем Владимир (пробыв два года у варягов) собрал войско "из дружины варяжской, славян новгородских, чуди и кривичей" /151/ и двинулся на Киев, попутно взяв Полоцк, убив тамошнего князя (из варягов) Рогволода и насильно женившись на дочере его Рогнеде - невесте киевского князя Ярополка. "Ярополк не дерзнул на битву и затворился в городе." /151/ Владимир вступил в тайные переговоры с близким Ярополку воеводой Блудом. Последний предал своего князя, уверив его будто киевляне хотят изменить и тайно зовут Владимира. Ярополк ушел из Киева и затворился в городе Родне. Преданный слуга его, некто Варяжко, советовал ему: "...Оставь Россию на время и собери войско в земле печенегов". Однако Ярополк, слушаясь советов Блуда, был заманен им в ловушку и убит. /151-152/ {350-351} (155-157,161-166) Владимир стал киевским князем.

АНАЛИЗ

За что же Ярополк убил Олега? На поверхности событий одна видимая причина: убийство Люта, инсинуации Свенельда, движимого ненавистью к Олегу. Но эта причина случайного и частного характера, касающаяся только четырех перечисленных лиц. Если ею все и исчерпывалось, то чего же тогда испугался Владимир, что заставило его бежать из Новгорода к варягам? Значит причины не случайные и не частные, они касаются всех князей, их ПОЛИТИЧЕСКИХ отношений друг к другу. Историки нам на них указывают: Свенельд говорит Ярополку не "отомсти за Люта", но "отними у брата его владение". Владимир, говорит Карамзин, устрашился ВЛАСТОЛЮБИЯ Ярополка. Таким образом, причиной всех убийств является борьба за власть.

Что же это за власть, каков ее характер? Прямо нам об этом мало что известно. Карамзин говорит, например, что Ярополк, КАЖЕТСЯ, не имел власти над уделами братьев. Другие историки к этому КАЖЕТСЯ мало что имеют добавить. Попробуем подойти к вопросу с иной стороны, попытаемся выяснить: а какой властью обладали князья по отношению к населению? На этот счет летопись сообщает нам несколько ярких черт.

Владимир БЕЖИТ из Новгорода причем в условиях когда ни ему, ни Новгороду не угрожало никакой непосредственной опасности. Это значит, что он был или чувствовал себя беззащитным в Новгороде, не мог рассчитывать на поддержку новгородцев, не мог влиять на них. Иначе говоря, он не имел власти в Новгороде. Что он вообще там делал, в чем состояли его общественные или государственные функции? Мы как будто должны предположить, что эти функции были символическими, но мы не решаемся этого сделать, ибо Владимир появился в Новгороде не сам по себе, его ПРИЗВАЛИ новгородцы, явившись в Киев к отцу его Святославу. Что-то же заставило их идти за тысячу верст в Киев искать себе князя? Причина должна быть существенной. С другой стороны и Владимир, став впоследствии великим князем, показал себя человеком сильным и предприимчивым. Но если человека ждут и зовут, если в нем нуждаются, если для него уготовлена какая-то важная роль в обществе, если его личные качества, видимо, таковы, что он в состоянии выполнять эту роль, то как же оказывается, что по первому же поводу он бежит от призвавшего его населения словно частный, рядовой человек?

Но с другой стороны: взгляните, КАК призывали новгородцы Владимира? Даже когда человек выбирает себе башмаки, он старается выбрать лучшие, новгородцы же даже и НЕ ВЫБИРАЮТ князя, но просто требуют дать им КОГО-НИБУДЬ в князья, а если не дадут, то они станут искать князя на стороне. Им как будто безразлично кто будет у них князем; о самом существовании Владимира они, кажется, и не догадывались, пока не пришли в Киев. Создается впечатление, что им было безразлично, кто именно будет у них князем, что будущему князю, кто бы он ни был, придется выполнять чисто номинальную функцию. Но почему тогда новгородцы проявляют столько настойчивости в своих требованиях и поисках князя? Почему этот прецедент с призванием князей постоянно воспроизводиться не только в истории Новгорода, но и в и истории всей древней Руси? На все эти вопросы может быть только следующий ответ.

В среде новгородцев царил раздор, отсюда - собственная политическая недееспособность и потребность во внешнем правителе. Но если в самой народной среде отсутствует единство, то непонятно каким образом это единство сможет привнести и сохранить призванный извне правитель. Если люди не согласны друг с другом, то почему они будут согласны с этим правителем, который, уж конечно, не сможет всех равно удовлетворить и всем быть приятным? Он может пользоваться известным авторитетом и олицетворять собой общественное согласие, раз все согласились призвать его на власть, но надолго ли хватит этого авторитета, основанного на чисто идеальном сиюминутном общественном согласии? В среде раздора реально действуют иные принципы отношения общества и власти. Политически несостоятельное общество не может сообщить силу власти, не может стать основой и опорой власти, напротив, ВЛАСТЬ должна в этом случае стать реальной основой и опорой обществу. Это значит, что если правитель силен САМ ПО СЕБЕ (духом, богатством, в военном или каком-либо ином плане), то он будет обладать властью над обществом, раздираемом противоречиями. Если же он слаб САМ ПО СЕБЕ, то он станет участником этих противоречий, одной из многих конфликтующих сторон и таким образом утратит власть и свою роль правителя. Однако личная сила или слабость правителя, его политическая дееспособность, обуславливается отчасти его личными качествами, отчасти объективными обстоятельствами, однако ни то, ни другое не имеет существенного отношения к обществу, которое его призвало, то и другое он приносит с собой, как своего рода частное достояние, для общества все это - факторы, являющиеся извне вместе с личностью правителя. Таким образом, между последним и обществом отсутствует органическая связь, органическое взаимодействие. Связь между обществом и властью складывается случайно, механически, а стало быть, и дальнейшая эволюция отношений общества и власти подвержена всем превратностям судьбы: все определяется случаем и зависит от случая. В силу сказанного мы не удивляемся ни тому, что новгородцы придают столько значения княжеской власти, ни тому, что Владимир при первой же опасности бежит из Новгорода, словно частное лицо, не обладающее никакой властью. Всему этому, разумеется, были какие-то объективные причины, но лишь в том смысле, что всему и всегда есть какие-то причины. Мы не знаем, что это были за причины, время скрыло их от нас, но мы достаточно уверенно можем догадываться о СЛУЧАЙНОМ ХАРАКТЕРЕ этих причин. Можем догадаться так же и о том, что в целом политическая жизнь в Новгороде складывалась хаотично, без стержня, без долговременной тенденции, без прошлого и будущего...

Куда же бежит Владимир? "За море", к варягам и возвращается с варяжской дружиной. В каком же отношении он стоит к этой дружине? Может его отношения с дружиной более прочны, чем отношения с новгородцами? Ничуть; и в этом случае и в других подобных варяги предстают перед нами в одном качестве - качестве наемников. Когда Владимир занял Киев, то он не знал как избавиться от этих своих сподвижников, которые повели себя в Киеве как захватчики; в конце концов, он спровадил их в Константинополь, предварительно уведомив тамошнего царя, что с этими людьми следует держать ухо востро. Между прочим, в дружине Владимира помимо варягов и представителей других племен появляются так же и новгородцы, но очевидно не в качестве подданных, но так же в качестве наемников.

Таким образом, ни в "своем" княжестве, ни за морем Владимир не похож на государя, на человека располагающего сколько-нибудь устойчивой, определенной властью. Он более похож на авантюриста или игрока, который в любой момент может как все обрести, так и все потерять.

А что же Ярополк, может быть он, будучи великим князем, находится совсем в ином положении, нежели Владимир? Для подобного предположения не видно никаких оснований. Воеводе Блуду легко удалось убедить Ярополка в том, что киевляне хотят ему изменить. То что одному человеку удалось разрушить связь между князем и подвластным ему народом уже свидетельствует какого рода была эта власть и по качеству, и по объему. Другой приближенный Ярополка советовал ему, как мы видели, собрать войско у печенегов, т.е. у извечных врагов Руси. Это то же весьма характерная черта и касается она тоже всей Древней Руси: для князей не было ни своих, ни чужих: они могли успешно воевать со "своими" против "поганых" и столь же успешно с "погаными" против "своих", "православных".

Таким образом, отвечая на вопрос каков был характер княжеской власти, мы никак не можем согласиться с Карамзиным в том что эта власть была монархической и что "вся земля Русская была, так сказать, законною собственностью великих князей". /172-173/ Разве похож был на собственника князь Святослав, отец Ярополка и Владимира, который хотел бросить Киев и обосноваться в Болгарии и заслужил от киевлян упрек в том, что он "для завоевания чуждых земель жертвует собственною" /139/, - который, стало быть, САМ не считал СВОЮ землю СВОЕЮ? Похожи-ли на монархов Ярополк, который БЕЖИТ из Киева, из этой своей МОНАРХИИ, по случайному навету предателя, или Владимир, который БЕЖИТ из Новгорода вообще безо всякой военной угрозы со стороны?

Но если князья не представляли ни в каком качестве своих земель, княжеств, своего народа, если они в политике выступали чуть ли ни как частные лица, то каковыми могли быть их отношения МЕЖДУ СОБОЙ? Это не были отношения между суверенными монархами, так же мало они походят и на отношения между феодалами или между сеньорами и вассалами. Это были частные отношения частных лиц. Это значит, что главным их содержанием могли быть и были либо вообще чисто случайные столкновения со столь же случайными последствиями, либо, в лучшем случае - внутрисемейные и внутриродовые счеты. В каком же состоянии мы застаем эти отношения уже в первой усобице?

Олег, очевидно, не подчиняется Ярополку как старшему в роде, и желает быть независимым князем. Ярополк во мнении потомков совершил дурной поступок, подняв руку на брата и убив его, да и сам Ярополк, как мы видели, раскаивался в своих деяниях, но сам тот факт, что Ярополк вынужден был завоевывать Олегово княжество, говорит о том, что родовые узы уже были разорваны, причем со стороны Олега, который не желал "ходить под рукой", как тогда говорили, великого князя, к чему его обязывало положение последнего как старшего в роде. Владимир, со своей стороны, узнав об убийстве, не удивился, не потребовал ни от кого никаких

объяснений, не пошел на переговоры, он просто бежал, спасая себя. Это значит, что ему было хорошо известно и состояние отношений между братьями, и то, что оно чревато братоубийством. Таким образом, уже в самом первом эпизоде междукняжеской борьбы, мы находим родовые отношения в состоянии глубокого кризиса; они разрушены как в качестве политического, так и в качестве нравственного принципа. А между тем мы не видим чтобы родовые отношения вытеснялись какими-либо иными отношениями; мы видим, напротив, полную неопределенность: старое уже не существует, новое еще не существует. Впоследствии с каждым новым поколением князей родовые отношения воспроизводятся, но немедленно, при первом же достаточном поводе разрушаются, со всеми тяжелыми последствиями как для самих князей, так и для земли Русской.

СОБЫТИЯ. Войны между сыновьями Владимира Святого. Убийство Бориса и Глеба

У Владимира Святого было 12 сыновей.

Старший сын Святополк (усыновленный племянник), сидевший в Турове, хотел было отложиться от России, за что Владимир заключил его в тюрьму, однако потом простил. /184/ Другой сын Ярослав (будущий Ярослав Мудрый), княживший в Новгороде, так же дерзнул объявить себя независимым и отказался платить дань. Владимир стал готовиться к войне с Новгородом, Ярослав призвал на помощь варягов "из-за моря". В этот момент Владимир умер. Перед смертью он послал любимого сына Бориса, князя ростовского, с войском на печенегов, ворвавшихся в Россию./169/

Святополк созвал граждан и объявил себя государем Киевским, однако граждане не любили Святополка и склонялись на сторону Бориса.

Когда весть о смерти отца дошла до Бориса, возвращавшегося с войском, то дружина говорила ему: "Князь! С тобою дружина и воины отца твоего; поди в Киев и будь государем России!" Борис отвечал: "Могу ли я поднять руку на брата старейшего? Он должен быть мне вторым отцом" Дружина оставила князя мягкосердечного... /184-185/

Несмотря на уступчивость Бориса, Святополк подослал к нему наемных убийц, которые и убили Бориса. Таким же образом, руками подосланных убийц Святополк убил и другого своего брата, чувствительного и набожного подобно Борису, князя Глеба, княжившего в Муроме. Мало того, слуги Святополковы убили и третьего его брата, древлянского князя Святослава /185-186/, который "будучи не в силах ему сопротивляться, хотел уйти Венгрию". /186/ "Перебью всех братьев и стану владеть один русскою землею," - думал Святополк. {357}

На Святополка восстал Ярослав, однако его борьбе со Святополком предшествовали следующие события в Новгороде.

НОВГОРОД. Варяги, призванные Ярославом, "ежедневно оскорбляли мирных граждан и целомудрие жен их... Не видя защиты от князя... новгородцы вышли из терпения и побили великое число варягов. Ярослав... велел, с притворною ласкою, звать к себе именитых новгородцев, виновников сего убийства. Они явились без оружия, думая оправдаться перед своим князем; но князь не устыдился быть вероломным и предал их смерти" /186/

Таким образом, он остался без варягов и рассорился с новгородцами. В этот момент он получил известие о смерти отца и злодействах Святополка. Ярослав "ужаснулся и не знал, что делать"./186/ Только новгородцы могли его спасти. "Не видя лучшего средства, Ярослав прибегнул к великодушию оскорбленного им народа, собрал граждан на вече и сказал: "Вчера умертвил я, безрассудный, верных слуг своих; теперь хотел бы купить их всех золотом казны моей..." Народ безмолвствовал. Ярослав... продолжал: "Друзья! Отец мой скончался, Святополк овладел престолом его и хочет погубить братьев". Тогда добрые новгородцы, забыв все, единодушно ответствовали ему: «Государь! Ты убил собственных наших братьев, но мы готовы идти на врагов твоих», - Ярослав еще более воспламенил их усердие известием о новых убийствах Святополковых; набрал 40000 россиян, 1000 варягов и... выступил в поле. (1016г.)"/187/

Святополк также набрал войско, призвал печенегов и на берегах Днепра, у Любеча сошелся с Ярославом. Победу одержал Ярослав и вступил в Киев, наградил своих воинов и, надеясь княжить мирно, распустил их по домам. /187/

Святополк бежал к польскому королю Болеславу, который был ему тестем. Болеслав собрал войско и расположился станом на берегах Буга. Ярослав не был готов к войне, но, собрав варягов и россиян, вышел в поле. Ярослав был разбит и лишь с четырьмя войнами ушел в Новгород. Болеслав и Святополк вошли в Киев.

Ярослав "думал уже, подобно отцу своему, бежать за море к варягам", но новгородцы сказали ему: «Государь! Мы хотим и можем еще противиться Болеславу. У тебя нет казны: возьми все, что имеем». Они собрали с каждого человека по четыре куны, с бояр по осьмнадцати гривен, с городских чиновников... по десяти; немедленно призвали корыстолюбивых варягов на помощь и сами в вооружились."/189/

Между тем Святополк в Киеве, желая освободиться от опеки Болеслава "тайно велел градоначальникам умертвить всех поляков, которые думали, что они живут с друзьями, и не брали никаких предосторожностей." Болеслав узнал о заговоре и ушел из Киева и из России. /190/ Тем временем Ярослав уже приближался к Киеву. Святополк бежал к печенегам. Битва между ними и Ярославом состоялась на реке Альте, где был убит Борис. Ярослав одержал победу. "... Святополк обратился в бегство. Терзаемый тоскою, сей изверг впал в расслабление, и не мог сидеть на коне. Войны принесли его к Бресту... он велел им идти далее за границу. Гонимый небесным гневом, Святополк в помрачении ума видел беспрестанно грозных неприятелей за собою, трепетал от ужаса;... кончил гнусную жизнь свою в пустынях Богемских..." (пропал без вести, говорит Соловьев). /190-191/ (193,196-203)

АНАЛИЗ. Святополк Окаянный

Убийство Бориса и Глеба стало одним из знаменитых событий русской истории. Борис и Глеб были канонизированы православной церковью, а Святополк получил прозвище Окаянного, деяния же его стали в народном сознании верхом злодейства. Однако если всмотреться внимательней в события, в них обнаруживается много неясностей.

За что Святополк убил своих братьев? В первом, рассмотренном выше эпизоде усобиц были относительно ясны и поводы, и причины убийств, по крайней мере какие-то намеки на этот счет в летописи имеются, здесь же на первый взгляд не ясно ни то, ни другое. Святополк был старшим братом и его права на киевский стол никто явно не оспаривал. Противодействия он мог ожидать только со стороны Ярослава, но война с последним явилась следствием первых убийств и целиком была спровоцирована Святополком, без видимых поводов со стороны Ярослава. Борис вслух признал права Святополка, Глеб во всей этой истории вообще, кажется, только молился и плакал, и тем не менее именно они явились первыми жертвами. Действия Святополка, по-видимому, политически бессмысленны. Более того, летописец и С.М.Соловьев указывают нам на одно странное и любопытное обстоятельство: поначалу Святополк посылал было к Борису с предложением «по братски» поделить Россию и решился на убийство ИМЕННО после того, как узнал, что дружина ушла от Бориса и тот оказался беззащитен и уж конечно не опасен. Если что-то подобное было в действительности, то действия Святополка выглядят и вовсе нелепо.

Их, казалось бы, можно объяснить только личной кровожадностью Святополка - и тут на память приходит длинный ряд правителей и политиков-убийц в котором Святополк не первый и не последний. Вспомним длинный список кровавых злодеяний, совершавшихся при восточных дворах, в Древнем Риме и Греции, вспомним, наконец, и об Иване Грозном и о нашем недалеком прошлом. Преступления Святополка ничем особым не выделяются в этом списке, мы вроде бы можем пролистнуть этот эпизод русской истории, ограничившись лишь тем грустным выводом, что преступления в борьбе за власть - явление заурядное, но…

Что смущает в поступках Святополка? Ярополк (в предшествующих усобицах) мог убить Олега из каких-то частных причин: его (Ярополка) бояре хотели разжиться грабежом древлянского княжества и по этой причине настраивали своего князя на войну с братом – все это более или менее понятно. Владимир Святой мог начать войну с Ярополком просто опасаясь за свою жизнь и зная, что война так или иначе неизбежна – это тоже понятно. Но за что Святополк убил братьев? Здесь нет видимых причин и даже поводов – вот это то и смущает. Однако если нет видимых причин, то есть одна невидимая, но самая главная – ВЛАСТЬ. Здесь перед нами как раз тот случай, когда мы имеем полное право говорить о борьбе за власть. Но и это не все. Власти Святополка никто не угрожал, следовательно, мы должны говорить не о власти в ее конкретном, объективном существовании, но о самой ИДЕЕ власти. Перед нами не тот случай, когда кто-то покушается на чью то власть и завязывается борьба, но случай, когда источником и основанием борьбы оказывается САМА ПРИРОДА власти. Поступки Святополка невозможно оправдать внешними причинами, их можно оправдать только причинами внутренними: перед нами борьба за власть В САМОМ ЧИСТОМ ЕЕ ВИДЕ. Святополк – это первый князь – ПОЛИТИК, в действиях которого нет иных мотивов помимо ЧИСТО ПОЛИТИЧЕСКИХ и он не преследует никакой иной цели кроме власти самой по себе. Власть для него – абсолютная самоценность, ему ничего не нужно, кроме власти и в этом смысле его даже можно назвать бескорыстным. Поэтому в его истории с наибольшей ясностью выразилась как идея власти, так и политическое состояние тогдашнего русского общества…

Что есть власть? Эта есть сила, которой вольно или невольно подчиняются люди, МНОЖЕСТВО людей. Следовательно, власть есть ЕДИНСТВО, противостоящее МНОЖЕСТВУ. Следовательно, всякая возможность дробления власти, раздела ее между многими лицами или институтами, ПРОТИВОРЕЧИТ самой ПРИРОДЕ власти. Правда, в течение длительной эволюции государства люди увидели, что власть выполняет РАЗЛИЧНЫЕ функции по отношению к обществу, и поэтому может и должна быть разделена между РАЗЛИЧНЫМИ ветвями власти (законодательной, исполнительной, судебной). Но это именно функциональное, КАЧЕСТВЕННОЕ разделение власти. Здесь власть делится не так, как яблоко делят на две или три части, но так как в экономической деятельности одну производственную функцию делят между различными отраслями и специальностями. И так же как разделение труда на фабрике не только не препятствует техническому и административному единству, но, напротив, предполагает то и другое, так же и разделение властей в современном смысле, в смысле разделения функций не только не противоречит единству власти или, что тоже самое, общественному единству, но и сами ветви власти могут функционировать лишь рамках указанного единства.

Но мы забежали далеко вперед. По отношению к Древней Руси, как и древнему миру вообще, ни о каком разделении властей в смысле разделения властных функций нет и не может быть речи. Речь идет, наоборот, о таком разделении, в результате которого разные и многие институты или лица начинают выполнять ОДНУ И ТУ ЖЕ функцию. По этой именно причине власти неизбежно сталкиваются, парализуют друг друга и выполнение ВСЯКИХ властных функций становится проблематичным. То есть наступает многовластие, анархия, власть резко ослабляется либо ликвидируется вовсе. Поэтому либо власть существует, и тогда она принадлежит лишь одному, либо она принадлежит многим, но тогда не существует…

Какой ни будь знаток истории может мне немедленно возразить: как же так, в Риме, например, власть была разделена, и не в том смысле, в каком как она разделена в буржуазном государстве, НО ИМЕННО в том, в каком, согласно сказанному выше, ее и невозможно, и недопустимо делить. Именно: в начале в Риме существовала царская власть. Затем произошла революция, и вместо царской власти римляне учредили власть двух консулов. При чем, власть каждого из них по объему была равна царской. Таким образом, вместо одного появилось два царя; власть оказалась разделенной. Но и на этом процесс не закончился: через какое то время под давлением плебеев была учреждена власть трибунов, которые во всем были равны консулам. «Царей», таким образом стало еще больше… И не смотря на эту «самоубийственную», с моей точки конструкции власти, римская республика просуществовала несколько столетий и одержала великие победы.

В действительности, однако, власть в римской республике НЕ БЫЛА РАЗДЕЛЕНА, несмотря на то, что ее ДЕЛИЛИ. Дело в том, что и консулы, и трибуны ИЗБИРАЛИСЬ гражданами. Причем мало сказать «избирались»; в современном мире, я думаю, невозможно найти государство, высшие должностные лица которого находились бы в бОльшой зависимости от граждан, чем это было в Риме. Даже в греческих полисах – этой родине демократии - часто происходил разрыв между обществом и властью (возникала тирания); в Риме подобная «экспроприация» (отчуждение власти от общества) была невозможна.

То есть власть над обществом НЕ СУЩЕСТВОВАЛА вне общества, и потому ее НЕВОЗМОЖНО было разделить. Римское государство имело вид пирамиды, уходящей основным своим объемом и массой в глубину общества и неразрывно с ним связанной. Должностные лица представляли лишь верхушку этой пирамиды – и она – то бесспорно была разделена, расщеплена. Пирамида с расщепленной верхушкой ни в каком смысле - не верх совершенства, но бесспорно, что эта конструкция до каких то пор может быть очень устойчивой. Именно до тех пор, пока раскол от верхушки не достигнет основания. Когда это произойдет – тогда только власть окажется по настоящему разделенной. И вот когда это произошло, в Риме началась эпоха гражданских войн, закончившаяся ликвидацией раскола и консолидацией власти в руках императора.

В отличие от Рима, в России власть (княжеская) изначально возникла как нечто отдельное от общества, и вдобавок столь же изначально разделенная (между братьями - Рюриковичами). Поэтому политическая история в России с самого начала имеет вид гражданской войны, правда гражданами в ней являются лишь князья остальные - бояре, народ - могут играть в этой драме какие угодно роли, но только не ГЛАВНЫЕ.

Итак, власть нельзя разделить так, как делят богатство; как только ее разделят как богатство, она немедленно исчезает в отличие от богатства. Поэтому если власть вообще может принадлежать КОМУ-ТО, то только лишь ОДНОМУ. Поэтому если верно, что деньги и материальные блага, которые всегда можно поделить, вызывают зависть, вражду среди людей, толкают их на преступления, то неподдающаяся делению власть должна инициировать те же процессы в неизмеримо большей степени.

Человек от всех прочих созданий природы отличается способностью (а иногда эта способность становится страстью) делать то, что противоречит природе вещей, в частности, он может разделить все неделимое, включая и власть. И тогда внутри общества образуется ДВЕ власти, выполняющих или пытающихся выполнять по отношению к обществу ОДНУ И ТУ ЖЕ ФУНКЦИЮ, следовательно, как государство, так и общество оказываются в непримиримом противоречии с самим собой. Возникает внутриобщественный раскол. Этот раскол - совсем не то, что всякого рода противоречия или даже линия фронта, которая может разделять враждующие государства. В последнем случае всегда есть именно эта самая линия фронта, реальная или мыслимая, которая отделяет своих - от чужих, дозволенное от недозволенного, добро от зла. Люди поэтому могут потерять всякий человеческий облик по отношению к своим врагам, у них всегда есть шанс оставаться людьми хотя бы по отношению друг к другу. Внутриобщественный раскол отличается от всех внешних конфликтов, во-первых, тем, что общество распадается на взаимоисключающие элементы, поэтому если во внешней войне борьба ведется, как правило, до победы, то в войне гражданской она ведется до полного уничтожения врага. Во-вторых, раскол возникает в некогда ЕДИНОМ общественном организме, следовательно, нет никаких внешних сдерживающих факторов, не существует географических, политических, нравственных границ или пределов, перед которыми бы он остановился: раскол становится универсальным, всесторонним, вездесущим: восстает род на род, брат на брата, и даже всякий отдельный человек может оказаться в безысходном и непримиримом противоречии с самим собой...

Все князья являлись на свет братьями в силу принадлежности к одному роду. Всем им были известны, вероятно, слова из завещания Ярослава Мудрого: "... Вы, дети одного отца и матери, должны не только называться братьями, но и сердечно любить друг друга. Знайте, что междоусобие, бедственное лично для вас, погубит славу и величие государства... Мир и согласие ваше утвердят его могущество", - словом, живите дружно, любите друг друга./202/

Все это звучит трогательно, но не может брат подчиняться брату также, как дети подчиняются отцу, особенно если братья уже взрослые люди и разница в возрасте между ними невелика. Взрослый человек не может смириться с положением ребенка, тем более, если он сам уже отец многих детей – это противоестественно. Братья должны жить отдельно. Поэтому после смерти Святослава, Владимира 1, Ярослава Мудрого их сыновья делят между собой города. Но это не было каким то политическим актом; напротив, главный политический вопрос этим не только не разрешался, но только сейчас он по настоящему и возникал.

Каждый князь считал себя полноправным членом рода и потенциальным владетелем ВСЕЙ Руси; каждый всегда мог собрать вокруг себя дружину, нанять половцев или варягов и силой отстаивать свои права. Каждый сам себе был судья и господин, словом, каждый был САМ ПО СЕБЕ. Между ними, правда, сохранялось еще отношение старшинства, но чего стоило это отношение, если каждый сам судит кто старше, а кто младше, кем повелевать и кому подчиняться; если сама система старшинства рано или поздно становится запутанной и противоречивой; если всегда существует тысячи причин, способных разрушить самые глубокие родовые связи и понятия; если, наконец, каждый сам идет и отстаивает СВОЮ правду? Вот почему, несмотря на то, что историки перечисляют нам по пальцам права и обязанности старших и младших членов рода, на деле мы видим одну простую «правду»: старший «имел право» дать или не дать младшему того-то или того-то; младший «имел право» воевать со старшим или жить с ним в мире; старший «имел право» засадить младшего в тюрьму или убить – тайно, подослав наемных убийц, или явно – на поле брани.

Каждый из князей существовал как частная сила; они лишь ФОРМАЛЬНО принадлежали к одному роду и были связаны понятиями старшинства. Однако эта формальная принадлежность наделяла каждого из них РЕАЛЬНЫМ правом НА ВСЮ Киевскую Русь. Как же они могли совместить эти свои абсолютные права на одно и то же? Прав и обязанностей может быть много или мало, их можно делить или приумножать, если они существуют и распределяются в рамках единого политического пространства, на основе государственного суверенитета. А если это пространство существует только в голове каждого отдельного князя - и никак иначе? Если каждый из них является носителем государственного суверенитета? Если речь идет не о правах и обязанностях, а ПО СУТИ ДЕЛА именно о суверенитете? Суверенитет – это не набор прав, это состояние, КАЧЕСТВО, которого не может быть больше или меньше. Но самого главное в том, что этим качеством все князья обладали не только по рождению, но и по своему физическому бытию: в каждом из них население видело законного носителя власти, каждый из них обладал городом или городами и всегда мог собрать вокруг себя военную силу… Да что военную силу, каждый из них был СУВЕРЕНОМ еще до того, как вступал в сознательную жизнь и начинал понимать что вокруг происходит. Нередко уже в качестве младенца князь притягивал к себе свободные силы общества, всякого рода «горючие элементы» (боярство и проч.), готовые в любой момент по любому поводу стать силой военной. Единственным сдерживающим фактором для князей была власть отца, но и эта власть мало что сдерживала: мы видели, что Ярослав собирался воевать с отцом Владимиром, кроме того, рано или поздно отец умирал, и его власть сама собой падала. Как же дальше должны были жить князья при том, что каждый из них считал Русскую землю СВОЕЙ землей? Есть только один путь: все они должны подчиниться кому то одному; подчиниться либо как младшие – старшему, либо как ПОДДАННЫЕ – своему ГОСУДАРЮ. Но подчинение младшего – старшему основано на нравственных, чисто родственных чувствах и если власть отца над сыновьями часто была эфемерной, то уже тем более эфемерной была власть старшего брата над младшими. Следовательно, остается одно: все князья, кроме одного, должны стать подданными одного государя, т.е. должны были по своему статусу сравняться со СМЕРДАМИ, отказаться от своего природного суверенитета, которым, повторяю, каждый из них уже фактически обладал до того, как вступал в какие либо споры с братьями. То есть, они из господ должны были сделаться рабами, а если учесть, что и их материальное положение вытекало из их княжеского звания, а никак не наоборот, то ОНИ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ЛИШИТЬСЯ ВСЕГО! Но как можно стать смердом, будучи господином? Как можно смириться с участью подданного, слуги, холопа, если по праву рождения ты – господин и всегда есть возможность реализовать это право? Пройдет много веков, прежде чем это произойдет, но все эти века будут наполнены кровавыми битвами и убийствами и по другому быть не могло, ибо превращение господ в рабов ИНАЧЕ происходить не может. С другой стороны, господин, вернее государь, может быть только ОДИН. Следовательно, чтобы стать подлинным государем, он должен уничтожить суверенитет своих соперников. Но раз суверенитет его соперников совпадает с их природным, физическим бытием, то он должен уничтожить их физически. Это и происходит. Непрерывная цепь убийств – вот что представляет собой вся политическая история России от момента возникновения до Смутного времени.

Но что же наступает в итоге? Чего достигает абсолютный самодержец, цепью кровавых злодеяний утвердивший, наконец, этот свой статус? Он достигает своего абсолютного суверенитета. Суверенитета (независимости) от чего? От всего: народа, государства, писанных и неписаных законов, норм, правил, собственной совести. Иначе говоря, его суверенитет есть абсолютное право на ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Чего же достигает общество? Ничего, наоборот – лишается всего, погружаясь в абсолютное рабство… - Вот что таила в себе политическая организация Киевской Руси, что было заложено в ней, так сказать на генном уровне.

Каждый князь был абсолютным господином и только лишь ВРЕМЕННО подчинялся старшему, если находил это нужным. И только лишь благодаря этому ВРЕМЕННО, Киевская Русь просуществовала три столетия, а не рухнула на другой день после своего возникновения. Природа, людские характеры, материальные обстоятельства делают родовые противоречия инертными, тормозят их развитие, оттягивают конечную развязку; развитие, как и всегда, идет извилистым путем, а иногда и задом - наперед, но противоречия остаются неразрешимыми и развязка рано или поздно наступает. Но что же это за противоречия? Главное противоречие – что родовой порядок никогда не был ПОРЯДКОМ; князья составляли единое целое, но в этом целом они все были независимы, суверенны друг от друга и всегда могли реализовать этот свой суверенитет. Их объединяло единство происхождения, но не власть, не закон; за этим единством, стало быть, скрывалась анархия – вот что изначально загоняло князей в тупик, соединяло их в непримиримом противоречии, настолько остром и безысходном, что оказались сведенными на нет даже громадные географические пространства России: на ее просторах князьям было тесно, настолько тесно, что они шагу не могли сделать, не наступая друг другу на горло… История республиканского Рима, даже если очистить ее от школьной риторики, есть блестящий ряд событий, в которой лучшие гражданские качества демонстрируют как отдельные лица, так и общество в целом. История становления самодержавия в России есть серая, навевающая тоску повесть, в которой трудно отличить преступление от благодеяния, глупость от мудрости и т.д. Трагедия Древней Руси состояла не в том, что преступления вроде совершенных Святополком были в ней возможны (где они не были возможны?), но в том, что они выражали СУЩНОСТЬ политической жизни общества и потому БЫЛИ ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНОЙ ФОРМОЙ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА. Народ не мог жить без князей, а князья не могли жить без убийств – такова политическая природа Киевской Руси.

Родовой порядок-беспорядок придавал борьбе за власть если не особенно жестокий – борьба за власть в силу сказанного выше всегда и везде была предельно жестокой, - то особенно гнусный характер. И, разумеется, не только в России. Первым делом польского Болеслава Храброго (который, между прочим, приходился тестем Святополку) по восшествии на престол было изгнание младших братьев, ослепление других родичей; первым делом Болеслава Рыжего в Богемии было оскопление одного брата, покушение на жизнь другого… (Соловьев 197)

Указанный порядок, как он сложился между Рюриковичами усугублял и многократно приумножал все пороки в той или иной степени присущие, по-видимому, всякому государству. Мало того, что он сталкивал лбами всех князей на самом пороге их политического бытия, он не оставлял им шансов вынырнуть из омута борьбы, уклониться от нее, ибо власть была слита с членами рода, с их частной жизнью, положением каждого на родовой лестнице. Князь не свободен от власти, как несвободен от собственной личности, от кровной связи с другими членами рода. Он от рождения обречен на борьбу за власть, у него самые минимальные возможности уйти в частную жизнь, жизнь рядового члена общества, которому нет дела ни до какой власти. В Риме частный человек мог без особых потрясений войти во власть, пребывать в ней какое то время и затем оставить ее так же без потрясений для себя и для общества; например, простой крестьянин мог сделаться диктатором, свершить какие то великие государственные дела, а потом вновь вернуться к своему плугу (или огороду – как Диоклетиан). В России власть совпадала с родом, всякий князь обладал ей потенциально по праву рождения, но именно поэтому он не мог, или это было очень трудно, отделаться от власти, даже если он искренне этого хотел. Его физическое бытие совпадало с его политическим бытием. Ни христианское смирение, ни тюрьма, ни келья монаха не спасали его от политики; везде его доставали друзья или враги и он становился или убийцей или жертвой убийства. В России никто не мог отделаться от политики, все были политиками, но именно поэтому в России не было никакой политики: все захватывала, поглощала частная жизнь частных лиц. Князь должен был бороться не ради принципов, каких-то целей, а просто затем, чтобы выжить. Отсюда и характер борьбы: все частное, сиюминутное, случайное, что может привнести с собой человек, становится содержанием этой борьбы. В Риме любой общественный кризис мобилизовывал самые лучшие и самые худшие общественные силы; возникало внутреннее напряжение, общество пробуждалось, осознавало себя, действовало, творило себя; в политику втягивались люди действительно выдающиеся по своим как дурным, так и хорошим качествам; эти люди совершали дела и поступки, которые делали общество РЕАЛЬНО лучше или хуже, РЕАЛЬНО толкали его вперед или назад. Тем самым общественное бытие наполнялось РЕАЛЬНОЙ историей. В России любой общественный процесс поднимал с общественного дна все случайное, наносное и захлебывался в этом омуте полуживотных инстинктов, страстей, прихотей и т.д. Все распадалось, не соединившись, историческая цепь рвалась сразу во всех своих звеньях.

По этой причине мы утрачиваем возможность оценить деятельность того или иного князя не только с точки зрения политической целесообразности, но и с точки зрения нравственной, человеческой, наконец. В Риме мы, по крайней мере, всегда можем ХОТЯ БЫ ОТЛИЧИТЬ подвиг от преступления, в то время как в России ДАЖЕ ЭТО, как правило, весьма затруднительно…

Римская история тоже написана кровью, тоже полна безобразий, но что же мы в ней видим наряду со всякого рода преступлениями? Массу примеров, когда полководец, политик, гражданин приносит в жертву государству свои частные интересы, жизнь своих близких и собственную жизнь. Иногда эти деяния ужасны по своей беспощадности, но тем не менее никто не усомнится в их героической сущности. Много ли примеров найдем в истории Древней Руси? Лишь когда князья воюют с внешним врагом, в их жизни появляется место для великодушия, подвига, самоотверженного служения «земле Русской». Но как только их деятельность обращается внутрь государства, то они опускаются, а то и падают до уровня проблем, которые им приходится решать у себя дома, и вот – мы уже не узнаем наших героев. Князья не гнушаются услугами всех врагов России, и сами ведут их на «землю Русскую», когда это нужно для упрочения их собственного положения. Владимир «Красно Солнышко» режет и насилует направо и налево, Мономах «друг отечества», жжет и грабит русские города, уводит население в рабство, Александр Невский усмиряет вместе с татарами восставших граждан, Дмитрий Донской руками своих слуг изводит братьев и т.д. и т.п.

Почему же внутриполитическая борьба в Риме, несмотря на обилие темных ее страниц, всегда оставляла место для подвига, в то время как в России преступления, совершаемые как князьями, так и простыми смертными, если иногда и перестают казаться таковыми, то только потому, что совершаются всеми и повсеместно, и в них уже явно не кого конкретно винить?

В Греции и Риме государство сложилось как надобщественный, надродовой, надиндивидуальный институт. В Риме ни Ромул, ни Цезарь, ни один император не был абсолютным самодержцем на наш Российский манер. Следовательно, государство существовало там как нечто объективное, нечто такое, над чем никто в обществе не был вполне властен, никто не мог присвоить себе как собственность. Наоборот, в России государство было собственностью рода и собственностью старшего в роде, пока он был жив. Если на Западе государство было делом общественным, делом объективным, то напротив, в России государство с самого начала было делом частным, внутриродовым, а затем и внутрисемейным. Если на Западе государство так или иначе выражало общественное единство, то в России само государство было тождественно отдельному лицу, которое ничего не выражало, кроме самого себя, - по крайней мере всегда сохранялась тенденция к этому. «Государство – это я» - вот главный политический принцип России, даром, что высказан он на Западе. Если на Западе ни один римский император, ни все они вместе взятые не могли сказать «государство – это я» (или «мы»), то великий князь киевский, а с еще большим основанием русский царь, обязаны были если не говорить, то думать,, если не думать, то действовать в соответствии с указанным принципом, ибо этот афоризм выражал не чью-то малопохвальную амбицию, но лишь констатировал суть дела.

Общественное должно быть отделено от личного, случайное – от необходимого, субъективное – от объективного, частная жизнь – от государственного бытия. В Греции и Риме эта граница существовала и поэтому там мы всегда можем отделить белое от черного, овец от козлищ: в каждом отдельном историческом эпизоде мы видим как частное приносится в жертву общему – и тогда перед нами великодушный поступок или даже подвиг; или как общественное приносится в жертву частному – значит имеем дело со злоупотреблением или преступлением. Даже в смутные времена гражданских войн в Риме можно сказать кто боролся за Рим, а кто – лишь за собственную шкуру. Ни один высший римский магистрат (консул, диктатор, император) не был выше государства, все они служили – обязаны были служить - государству, поэтому их деяния легко классифицировать с этической точки зрения. Вот полководец, казнивший своего сына за нарушение дисциплины, вот консул, обрекший себя на смерть, узнав из предсказания, что это необходимо для победы римлян в сражении, вот другой консул, хладнокровно взирающий на казнь своих сыновей, замешанных в заговоре против государства и т.д., во всех этих случаях ясно, что мы имеем дело с героическими деяниями; иногда эти деяния ужасны по своей беспощадности но тем не менее никто не усомнится в их героической сущности. А теперь представьте, что какому-нибудь русскому Святославу или Святополку, воюющему за княжеский стол, какой-нибудь кудесник предсказал бы, что его войско победит, при условии, что сам он погибнет в бою. Эта ситуация настолько нелепа и даже смешна, что она не только не могла произойти в действительности, но не могла быть даже и выдумана народным воображением.

Можно ли вообще представить себе какого-нибудь русского Святополка или Изяслава, которые жертвуют собой ради государства? Можно, и в русской истории много есть примеров подобных подвигов, однако все они имели место лишь в битвах князей с внешним врагом, но их не было и не могло быть во внутренних войнах за киевский стол. Святослав или Изяслав могли воевать за киевский стол, но не за идею государства, потому что не было никакой идеи: князь и государство совпадали. Каждый, претендующий на киевский стол, мог сказать: «государство – это я» и каждый претендент поэтому мог принять жертву самому себе и в своем лице – государству, но ожидать, чтоб он сам себя принес в жертву государству, олицетворением которого он же и являлся было бы верхом абсурда. – Но, возразят, по крайней мере кто-то из них лучше выполнял государственные функции, кто-то – хуже, и поэтому общество с приходом к власти того или другого делало шаг вперед или назад – в этом-то по крайней мере была разница? В этом-то отношении мы можем отличить плохое от дурного, прогресс от регресса? – Не можем. Ни один князь не воевал за государство не только объективно, но и субъективно: они являлись с войском, чтоб, как они говорили, ВЗЯТЬ свою часть в Руси, но никто не приходил, чтобы что-то ДАТЬ обществу. Мало сказать, что государственное и частное совпадали как в общественной среде, так и среди князей, они совпадали так, что государственное было полностью потоплено в частном. Князь мог быть хорошим или плохим, мог хорошо или дурно править в Киеве, но он ВСЕГДА действовал как частная сила, порождающая лишь случайные результаты, которые в силу этой самой своей природы заранее обречены были на забвение, на небытие…

Вспомним поступок римского военачальника Манлия, казнившего своего сына (нарушившего приказ) во имя государства – это абсолютно бескорыстный, жестоко бескорыстный поступок. А чем же является поступок Святополка, убившего своих братьев? – Преступлением, ибо если Манлий принес сына в жертву государству, то Святополк принес своих братьев в жертву самому себе. – Подвигом, ибо Святополк и государство совпадали, следовательно это была жертва государству. – Пусть так, но ведь братья Святополка не угрожали ни ему лично, ни государству в его лице, следовательно, они – невинные жертвы и, по крайней мере, ПО ЭТОЙ причине поступок Святополка есть преступление? – А за что Манлий казнил своего сына? Последний нарушил дисциплину, приказ Манлия – своего отца – но благодаря этому выиграл схватку, т.е. он так же не причинил никакого ущерба ни государству, ни римской армии, скорее наоборот, и, тем не менее, Манлий казнил его. Так почему же поступок последнего есть подвиг? Потому что, хотя он и был до безумия жесток, ибо Манлий казнил сына за нарушение простой формальности, но тем самым был доведен до предела ПРИНЦИП, восторжествовала ИДЕЯ римского общества – гармония личного и государственного. Правда эта «гармония» восторжествовала в данном случае весьма уродливо – как террор идеи над личностью, но даже когда римляне доводили свои идеалы до абсурда, как в случае с Манлием, эти идеалы все же оставались идеалами, ибо были таковыми по своей природе. Русским же князьям ничего и не надо было доводить до абсурда, ибо их идеалы совпадали с их собственными физиономиями, что абсурдно само по себе. В русской истории поэтому нет такого абсурда, которого нельзя было бы оправдать какой-нибудь идеей, ибо в ИДЕЕ все было еще более абсурдно, чем в действительности. Поэтому можно спорить о том нравственен или безнравственен был поступок Манлия, по отношению же к Святополку сам этот вопрос бессмысленен.

Итак, в чем же, стало быть, состоит вина Святополка? Его не любили ни граждане, ни дружина. Иначе говоря, он был политически и, очевидно, характером слаб. Однако, если бы он был слабым и только, то он бы, скорее всего, ничего не совершил ни хорошего, ни дурного и не оставил бы по себе никакой памяти. Дело, очевидно, сложнее. Именно его политическая слабость позволила ему и заставила его острее вглядеться в сущность власти, в этот предмет своих вожделений; если не понять, то почувствовать всю неуловимость власти, то, что ее нельзя поделить, спрятать, унести с собой. Уязвимость его собственного положения сделала его более восприимчивым ко всем особенностям, порокам и язвам политической системы России того времени; то обстоятельство, что власть можно либо целиком всю заиметь, либо полностью потерять, и что третьего не дано, - эта предельная, доведенная до крайности идея власти стала содержанием его собственного политического бытия. Он видел, что не может удержать власть, но тем более в нем разгоралась страсть к власти. Эта болезненная внутренняя раздвоенность обострила его мироощущение и самоощущение, толкала на самые крайние шаги. По этой причине и сам того не ведая, он оказался в самом эпицентре главного политического противоречия тогдашней России и именно благодаря своей слабости прочувствовал всю его тяжесть и захваченный этим противоречием, сам, своими руками довел его до безумия, до убийства братьев, не помышлявших ни о какой власти.

В сущности Святополк стремился только к одному: он хотел сделать власть абсолютной, т.е. такой, какой она и ДОЛЖНА БЫЛА БЫ БЫТЬ... Однако ни одна вещь не является, более того, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ такой, какой она ДОЛЖНА БЫТЬ по своей сущности. Все в этом мире несовершенно. Может показаться, что это несовершенство есть лишь недостаток, который может быть восполнен, преодолен, однако это не так. Можно сколь угодно шлифовать и полировать плоскую поверхность, доводя ее до совершенства, но она никогда не станет плоскостью как таковой, т.е. САМИМ СОВЕРШЕНСТВОМ, идеалом. Идеала невозможно достичь, ибо невозможно освободиться от материи. Попытка достичь его, даже тогда, когда этот идеал соответствует природе вещей и инициируется этой природой, разрушительна и самоубийственна, по крайней мере за известным пределом становится таковой. Тот, кому выпадает несчастье быть захваченным этим движением, сгорает сам и сжигает все вокруг себя. Святополк был одним из этих несчастных.

Неважно, что Борис признал его старшинство и права, важно то, что он и другие братья вообще СУЩЕСТВУЮТ, само их существование создает угрозу его, Святополка, власти, ибо они уже по праву рождения могут претендовать на власть, и именно поэтому одним своим существованием подрывали власть. Его не устраивало то, что отсутствует реальная угроза его власти, он желал устранить и самую возможность подобной угрозы. Вся его вина состояла, следовательно, в том, что он бескомпромиссно и до конца последователен, что ему не хватило сил не подчиниться этой тогда еще едва намечавшейся тенденции российской политической жизни, не хватило сил быть непоследовательным. Его последовательность толкает его на крайние шаги, тогда как, на посторонний взгляд для них нет никаких оснований. Он в своих действиях подчинялся не столько фактам, сколько тенденции, ДУХУ российской политики. Его слабость позволила ему понять и почувствовать то, что тогдашнему среднему человеку и обществу в целом было еще недоступно, подобно тому, как больной иногда воспринимает все яснее и острее, чем здоровые люди. Ему на плечи свалилась вся тяжесть и весь грех первого почина - убийства невинных братьев. Но в этом наитягчайшем преступлении с наибольшей силой и предельно чисто выразилась вся суть тогдашней политической системы; через некоторое время братоубийство станет чуть ли не нормой политической жизни, но к моменту смерти Владимира это время еще не настало. Святополк, следовательно, опередил свое время, и оказался в фокусе не столько своих собственных, сколько будущих и чужих грехов. Его имя стало нарицательным, а сам он - как бы воплощением греховности всей русской государственности. Иван Грозный преуспел в убийствах куда более, чем Святополк, но он жил и действовал в иное время, а главное, в отличие от Святополка, ВРОВЕНЬ со временем и потому получил имя не Окаянного, но Грозного.

Другой – для примера - князь, Владимир Мономах, был человек уравновешенный, великодушный, сильный, сильный как лично, так и своим влиянием на народ и дружину. Власть срослась с ним и вероятно, поэтому он не ценил и не понимал ее, как не ценит, не понимает денег сын миллионера, всю жизнь проживший в роскоши и праздности. Благодаря этой нечувствительности к власти Мономах политически целиком остался в своем времени и даже от него отставал. При всех прочих несомненных достоинствах политически он был весьма бесцветной фигурой…

Так кто же он, Святополк Окаянный? - "Братоубийца, изверг, поправший ради власти все божеские и человеческие законы!" - А Ярополк разве не братоубийца, Владимир Святой, погубивший Ярополка "не храбрым приступом, но злодейским коварством", как говорит Карамзин, не братоубийца? Но Ярополк, возразят, был слаб действовал под посторонним влиянием, Владимир же вообще выглядит чуть ли не праведником, ибо как говорил он сам, "Не я начал избивать братью, а он..." (Ярополк) (Сол.19.27) Все это слишком слабые оправдания, но общественное сознание цепляется за них и спешит оправдать или же смотрит не слишком строго на дела названных князей. То, что Владимир убил брата, когда тот уже и не помышлял ни о каком сопротивлении и шел к нему безоружный как будто уже и не важно...

Да что князьям, русский народ любому разбойнику с большой дороги готов простить все его преступления, а вот Святополку ничего не простил. - Почему? Ярополк убил брата по слабости, Владимир - из страха за собственную жизнь, разбойник творит преступления ради корысти - все это мотивы вполне "земные" и понятные народному сознанию, а потому оно всегда склонно простить преступления, совершенные под их влиянием. Но вот мотивы поведения Святополка абсолютно непонятны. Святополку нечего было опасаться и не от кого обороняться, золото и серебро он так же мог получить, не прибегая ни к каким убийствам, - на его власть, как мы видели, никто не покушался. Святополк пренебрег всеми частными интересами, его преступления бескорыстны, т.е. в народном понятии бессмысленны, а потому непростительны. Это злодейство в чистом виде, злодейство ради злодейства, их нельзя ничем объяснить кроме как личной порочностью Святополка, а, следовательно, нельзя и простить.

Но разве его преступления это преступления садиста, маньяка, сумасшедшего? Разве им двигали только лишь болезненные причуды его извращенной натуры? Он убил братьев, но разве он нарушил хотя бы один из принципов тогдашней политической системы? Разве эти самые принципы, их суть и природа, уже не обнаружились с достаточной ясностью до него, в братоубийственных войнах Ярополка с Олегом, Владимира с Ярополком? Отказавшись от частных, сиюминутных своих интересов, бескорыстно отдавшись охватившей его страсти к власти, Святополк своими поступками с наибольшей чистотой и последовательностью выразил скрытые от обыденного сознания законы этой самой власти; его ненависть к братьям - не просто ненависть злодея, он внедрился (или его занесло) в сферы более высокого порядка, им двигали тенденции и мотивы, которые потом будут реализовываться еще на протяжении столетий.

Идея власти захватила его, заставила служить себе, сделала своим рабом; закон, честь, совесть, жизнь братьев, своя собственная жизнь – все отошло для него на второй план. Им владел не трезвый расчет и здравомыслие, но игра идеи, собственная, внутренняя логика власти, ломающая логику фактов. В нем впервые внутренние тенденции российской политической жизни обрели плоть и кровь. Поэтому его преступления, носящие на первый взгляд абсолютно произвольный характер, в действительности абсолютно закономерны. В них выразилась идея и принцип власти, точнее единовластия. Не Андрей Боголюбский, не Иван 3 и не Иван Грозный, но Святополк Окаянный - первый пророк, и отец-основатель русского самодержавия. Он первый князь – политик, начавший действовать не в соответствии с какими либо случайными своими интересами, а в соответствии с сущностью самой власти. Он похоронил в себе все человеческое и в этом его вина перед братьями, современниками и потомками. Однако не он придумал этот мир и его законы, ни его вина, что прогресс в политической жизни России того времени мог реализоваться только через преступление.

С другой стороны, он, доведя это преступление до высшей точки, до убийства невинных братьев, в наибольшей чистоте продемонстрировал обществу его собственную политическую сущность. Он стал живым воплощением политической системы тогдашней России. В нем общество получило возможность увидеть свое истинное лицо, заглянуть в свое будущее, в свое политическое нутро. И общество ПОЧУВСТВОВАЛО этот вызов. Святополк грубо и жестоко взломал скорлупу общественного спокойствия, привел в движение мысль и чувство народа. И что же породила эта мысль, что почувствовал народ? Какова была реакция народа на преступления Святополка?... А какой она вообще может быть? У нас есть примеры. В Риме цари и их отпрыски тоже совершали преступления. Возмущенный одним из них, народ Рима восстал, уничтожил монархию и учредил республику. - Но это - в Риме, а что же в России? Борис и Глеб стали святыми мучениками, а Святополка народ проклял навечно. Этим народ удовлетворил свое возмущенное нравственное чувство, очистился от скверны, сложив всю ее, не мудрствуя, на Святополка. Таким образом, последний в нашей истории и общественном самосознании помимо указанных выше выполняет еще одну важную функцию - козла отпущения.

АНАЛИЗ (продолжение)

Обратимся теперь к событиям в Новгороде до того момента, как Ярослав выступил с войском против Святополка. Уже с первого взгляда видно сколь они запутаны и противоречивы. Во-первых, мы вновь видим, что Ярослав, как и прежде Владимир, ведет себя в Новгороде как посторонний человек. Это подтверждается дважды, а пожалуй и трижды: первый раз - тем, что за военной помощью против отца он обращается не к новгородцам, а к варягам, второй раз - тем, что нисколько не противодействует варягам, когда те начинают вести себя по отношению к новгородцам неподобающим образом. Новгородцы, выйдя из терпения, перебили значительное их число. Когда-же они, безоружные, пришли на княжеский суд, Ярослав, в свою очередь, перебил их, т.е. поступил и вовсе разбойническим образом... Но что это? Казалось бы, мы должны теперь ожидать уже явного и полного разрыва между князем и гражданами, но последующие события не оправдывают наших ожиданий, происходит какой-то непонятный поворот.

Впрочем, Ярослав ведет себя более или менее понятно. После расправы над новгородцами он получает известия о злодеяниях Святополка и грозящей ему самому опасности – что он должен был делать? Собранное им варяжское войско разогнали и перебили новгородцы; на западе, в Польше правил тесть Святополка, выступивший потом на стороне последнего; половцы и другие кочевники, к военным услугам которых часто прибегали князья в критическую минуту были далеко на юге, где хозяином положения был, по-видимому, Святополк. Оставалось только обратиться за помощью к новгородцам. Так он и поступает. С этой стороны, стало быть, все понятно.

Но вот поведение новгородцев малопонятно. Князь раскаивается перед ними в том, что перебил лучших их сограждан - они безмолвствуют. Но вот князь поведал им о смерти отца и событиях на юге - и что же? Новгородцы, "забыв все", обещают ему свою помощь. А что, собственно, Ярослав такого сказал, чтоб они "забыли все"? Какое им дело до событий на далеком юге, "когда кровь их убиенных братий еще дымилась на дворе Ярославовом"? Тем не менее, новгородцы не только поддержали Ярослава, но повели себя гораздо более деятельно, чем можно было ожидать: когда Ярослав после первого поражения хотел было бежать "за море", к варягам, новгородцы останавливают его и только лишь благодаря их бескорыстной денежной и военной поддержке он добивается победы.

С.М.Соловьев, впрочем, берется ответить нам на все эти вопросы. Ярослав отказался платить дань отцу своему Владимиру, поэтому, по мнению С.М.Соловьева, новгородцы могли рассчитывать, что если Ярослав победит Святополка, то он не заставит их платить дань Киеву, т.к. сам отказался ее платить. Ясно, однако, что это близорукий расчет: Ярослав мог отказаться платить дань великому князю, но когда бы он сам стал великим князем, у него появились бы все основания переменить свое решение. Но допустим, что он действительно пообещал новгородцам освободить их от дани, если они помогут ему в борьбе с Святополком - это было бы совершенно естественно, но в целом это нисколько не решает вопрос. Если бы новгородцы всерьез не желали платить дань, то им легко бы было не платить ее, они не ходили бы в Киев искать себе князя; по крайней мере мы имели хотя бы пару примеров войны Новгорода с Киевом за независимость, но ни одного такого примера у нас нет; Новгород воюет много и часто, но никогда - за независимость в собственном смысле этого слова. Частный случай с Ярославом подводит нас лишний раз к глобальному противоречию всей древнерусской истории: Новгород никогда безусловно не подчинялся ни Киеву, ни, позже, Владимиру, затем Москве, но и никогда не был независимой, суверенной областью; новгородцы не могли жить без князей, но и не могли ужиться ни с одним князем: даже у самых выдающихся из князей была непримиримая оппозиция в городе. Никакие события и доводы частного характера не могут нам разъяснить этого противоречия вполне...

Далее, С.М.Соловьев пытается объяснить поступок Ярослава с новгородцами, после того, как те перебили варягов. С.М.Соловьев говорит, что схватка новгородцев с варягами была частной дракой, количество жертв явно преувеличено и т.д.; не все знатные новгородцы были перебиты, остались те, которые потом поддержали Ярослава; на вече с Ярославом говорили, очевидно, те, кто остались в живых, а в живых остались те, кто не участвовал в драке, а значит, был равнодушен к этому делу; потому-то им легко было перейти на сторону Ярослава. (С.М.Соловьев 199-200)

В этом объяснении явно не сходятся концы с концами. Если стычка с варягами была частной дракой, то, конечно, нет ничего удивительного в том, что основная масса горожан потом поддержала Ярослава. Но тогда еще резче, еще двусмысленнее проясняется роль Ярослава в городе как князя ибо если князь, вместо того, чтоб быть судьей в споре, навести порядок и т.п. сам становится участником случайной драки и вдобавок в очень неблаговидной роли, то о каком его государственном значении может быть речь? Почему другая и большая часть горожан должна ТАКОГО князя поддерживать в чем бы то ни было? Если же все-таки стычка с варягами не была просто дракой, а чем-то более масштабным и значительным, то опять непонятно как могли оставшиеся в живых новгородцы поддержать Ярослава?

Но оставим все эти вопросы. Так ли уж важны ответы на них? Какова бы ни была механика и причинно-следственная связь событий, в них невозможно обнаружить никакого политического содержания, и это-то как раз главное. Новгородцы могут быть друзьями или недругами князя, могут поддержать его или отказать в поддержке, могут призвать его или выгнать из города, всему этому каждый раз находятся какие-то частные причины, но не видно никакой общей тенденции, никакой политической линии, ни со стороны князя, ни со стороны горожан. Напротив, тенденцией и характерной чертой оказываются именно эта политическая бесформенность и неопределенность, какое бы то ни было политическое содержание постоянно тонет, теряется в частностях.

С.М.Соловьев, пытаясь придать летописному рассказу предельно правдоподобный вид, не достигает цели, но в его словах мелькает главная мысль, главная идея, которая, в сущности, способна все объяснить. На вече с Ярославом, говорит он, присутствовали те, кто был РАВНОДУШЕН к делу (к драке с варягами). Вот это и есть главное. ЧТО БЫ ни происходило в городе, ВСЕГДА существовала значительная масса граждан РАВНОДУШНЫХ к делу или даже противодействующих ему. Впрочем, в любом городе или государстве всегда есть равнодушные к текущим делам или противодействующие общей тенденции. Однако одно дело, когда такие партии или группы людей просто есть, другое дело, когда противодействующие силы по природе своей таковы, что между ними исключены всякое взаимодействие, какие-либо ОБЩИЕ нормы, рамки и т.д. Иначе говоря, одно дело, когда в обществе существуют какие-то противоречия и враждебные, борющиеся между собой группировки, другое дело, когда НЕТ НИЧЕГО, кроме враждебных группировок, когда общественные противоречия не оставляют места общественному единству, когда общество существует материально, но не существует политически. Такое состояние, если я правильно понимаю, и было свойственно Новгороду. Именно поэтому НИКАКОЕ дело НИКОГДА не было в Новгороде ОБЩЕСТВЕННЫМ делом. ИМЕННО ПОЭТОМУ в городе могло происходить и происходило все, что угодно. Сегодня призывают князя, завтра заключают его в тюрьму, сегодня сажают посадника, завтра сбрасывают его с моста в Волхов, сегодня воюют ПРОТИВ князя, завтра воюют ЗА него и т.д. Жизнь предстает как бессвязный, сумбурный поток событий, в котором невозможно уловить никакой объединяющей, организующей идеи. Такое впечатление, как будто мы вглядываемся сквозь даль веков не столько в лица, сколько в спины живших тогда людей. Все они захвачены целиком какими-то СВОИМИ делами, до которых нам, в свою очередь нет никакого дела, именно в силу абсолютно частного характера этих дел. Жизнь этих людей надежно скрыта от нас, но не временем, а самим характером их жизни, ибо они жили исключительно СВОЕЙ жизнью. Их действия порывисты, импульсивны, в их основе лежат какие-то случайные мотивы или поводы. На всем лежит печать внезапности, стихийности, непредсказуемости. Ни с одной стороны не выдвигается на словах и не чувствуется в делах какая-либо сколько-нибудь отдаленная цель, перспектива, план действий, иначе говоря, сколько-нибудь осмысленное отношение к действительности и к самим себе. Их действия непонятны нам, потому что им самим было чуждо какое-либо понятие о самих себе и какая-либо деятельность в соответствии с этим понятием. Вся их жизнь в своем развитии движется абсолютно стихийно, конкретные события не столько открывают нам смысл исторического движения, сколько скрывают и затемняют его. Общественные явления нагромождаются друг на друга без всякого связующего закона, противоречия возбуждаются и вытесняют друг друга, не находя никакого разрешения, исторический прогресс выступает как простая сумма событий, как продолжительность во времени без признаков качественной связи и качественного роста, без какого либо намека на исторический смысл и целесообразность. Можно предположить, что в ходе и в результате этого хаотического, бессодержательного развития, власть и общество неизменно будут оставаться тем же чем и были: общество - аморфной стихией, власть - не ОБЩЕСТВЕННОЙ, но ЧАСТНОЙ, а значит, по природе своей так же анархической силой, которая остается таковой даже тогда, когда ставит под свой контроль все общество, т. е. выступает по видимости как общественная сила.

ДАЛЕЕ