К истории Киевской Руси (продолжение)

А.Усов

www.usoff.narod.ru

К ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КИЕВСКОЙ РУСИ.

Анализ некоторых событий

Часть 2. Борьба изгоев. Первые белорусские и западно-украинские князья

Мы рассмотрели выше первый, так сказать, субъективный период разложения рода или период преступлений. Ему соответствует, условно, период от Ярополка до Ярослава Мудрого. Преступниками выглядят почти все деятели этого периода. Преступником выглядит первый из них Ярополк, а Святополк так уже настоящий злодей. Однако и другие герои указанных усобиц не многим лучше: Олег спровоцировал Ярополка на войну не только убийством Люта, но главным образом тем, что, очевидно, не признавал власти Ярополка над собой. Владимир убивает Ярополка, когда в этом убийстве уже не было никакой необходимости. Ярослав, победивший Святополка, тем самым наказавший зло, сев в Киеве немедленно засадил брата Судислава в тюрьму, где тот и просидел чуть не всю свою жизнь, - засадил затем, чтоб избавиться от «братских» претензий Судислава на Русь. Исключение составляют, правда, жертвы Святополка, Борис и Глеб, но лишь потому, что вообще отказались играть сколько-нибудь активную роль в борьбе. Таким образом, видим, что все братья, за исключением Бориса и Глеба, выступают явными врагами друг другу, между ними нет и намека на братскую любовь, взаимная ненависть и недоверие разрушили не только родственные, но просто человеческие чувства между ними. Реальная жизнь, реальные политические отношения выходят за рамки родовых, сводят последние до роли малозначащих факторов. Физическое старшинство уже не основание власти, но пустая формальность, лишь некий сдерживающий фактор, который, однако, на деле ничего и никого не сдерживает.

Тем не менее, нарушение родового порядка в усобицах между сыновьями и внуками Святослава еще имеет характер злоупотребления, преступления, но вот проходит время и исчезает и этот характер...

Полоцк (Белоруссия)

Мы видели, что Владимир Святой, прежде чем двинуться на Ярополка, захватил Полоцк, в котором сидел варяг Рогволод, и женился на его дочери Рогнеде. Их совместная жизнь была, по-видимому, несчастной (из-за бесчисленных измен Владимира) и однажды Рогнеда попыталась убить его. Это ей не удалось и Владимир, в свою очередь решил казнить жену и уже взялся было за меч, но ему помешал его сын от Рогнеды Изяслав. Владимир собрал бояр и они посоветовали ему: "...Дай им (т.е. Рогнеде и Изяславу) в удел бывшую область отца ее" (т.е. бояре назвали Полоцк «наследным достоянием или отчиною» Рогнеды /173/). Владимир так и сделал. /157/ Так впервые в России образовалось удельное княжество на основании, КАК БУДТО БЫ, принципа наследования или частной собственности. Предыдущие разделы городов между варягами, а затем между князьями, этого основания еще не имели.

Сын Владимира и Рогнеды Изяслав умер в 1001г. еще при жизни родителей и, очевидно, политического значения не имел. Но вот его сын Брячислав, ставший изгоем в силу преждевременной смерти родителя уже получает такое значение и заявляет о себе. Видимо сразу же после того, как Ярослав, одержав победу над Святополком, сел в Киеве, Брячислав захотел "смелым подвигом утвердить свою независимость: взял Новгород, ограбил жителей и со множеством пленных возвращался в свое удельное княжение." Если оставить в стороне риторику и принять во внимание общий характер подобных военных вылазок вполне проявившийся впоследствии, то Брячислав безо всякой видимой причины просто-напросто ограбил Новгород. Впрочем, здесь возможна и ошибка: отец Брячислава, Изяслав был старшим братом Ярослава, поэтому Брячислав, как сын старшего из сыновей Владимира 1, мог считать себя имеющим право на киевский стол, - отсюда его враждебные действия. То есть его вылазка вполне могла иметь политическую подоплеку, но это лишь предположение и об этом мы еще будем говорить...

Ярослав выступил из Киева, встретил и разбил Брячислава. Брячислав ушел в Полоцк и, вероятно, помирился с великим князем, ибо Ярослав оставил его в покое./191-192/

Более деятельным показал себя сын Брячислава Всеслав, ибо с его именем связан ряд последующих столкновений с сыновьями Ярослава Мудрого - Святославом, Всеволодом и Изяславом. Последний после смерти Ярослава Мудрого стал великим князем как старший из сыновей Ярослава.

Всеслав, говорит Карамзин, "ненавидел детей Ярославовых и считал себя законным наследником престола великокняжеского: ибо дед его, Изяслав, был старшим сыном св. Владимира... Всеслав, без успеха осаждав Псков (1065г.), неожиданно завоевал Новгород (1066г.); пленил многих жителей; не пощадил и святыни церквей, ограбив Софийскую... Ярославичи (Изяслав, Святослав и Всеволод) соединили силы свои и... осадили Минск в княжестве Полоцком; взяли его умертвили граждан, а жен и детей отдали в плен воинам."/221/ Всеслав был разбит на берегах Немана и бежал. Его обманом захватили в плен и посадили в заключение вместе с сыновьями. (342) {361} /221-222/

Через несколько месяцев Изяслав и его братья были наголову разбиты половцами. Народ в Киеве взбунтовался против Изяслава (из-за его нежелания воевать в половцами) (343), освободил Всеслава и посадил его на киевском княжеском столе. Изяслав бежал в Польшу.(344) /222/ {361-362}

Вскоре Изяслав явился с польским королем Болеславом. Всеслав вышел было им навстречу с киевлянами, однако испугавшись столкновения с сильным противником, ночью тайком от киевлян бежал к себе в Полоцк. Изяслав снова сел в Киеве. Он не оставил Всеслава в покое и отомстил ему, выгнав из Полоцка. Всеслав попытался было захватить Новгород, но новгородцы, ненавидя его, дали ему отпор, тогда он вновь завладел Полоцком. Изяслав вступил с ним в переговоры, о чем неизвестно, но эти переговоры повлекли за собой ссору Изяслава с братьями и его вторичное изгнание из Киева; его отношения с Всеславом отошли тем самым на второй план.

Затем следует ряд столкновений Всеслава с Владимиром Мономахом отец которого Всеволод стал великим князем после смерти Изяслава. Умер Всеслав в 1101г. Один из его сыновей Глеб продолжил дело отца, т.е. войны с Мономахом, однако неудачно: Мономах захватил его в плен; в плену Глеб и умер. Наконец сын Мономаха Мстислав захватил князей полоцких и отправил в изгнание, в Грецию. Потом они возвратились в Полоцк, но никакой важной роли в межкняжеских отношениях более не играли...

В дальнейшем Полоцкое княжество тихо и незаметно втянулось в состав Литвы Как это произошло в подробностях – неизвестно.

Юго-Западная Украина

После смерти Ярослава Мудрого, его сын Изяслав, ставший великим князем дал Владимир-волынский брату своему Игорю. Через некоторое время братья (или старший брат Изяслав) перевели Игоря в Смоленск, где вскоре тот и умер. Однако во Владимире-Волынском остался его сын Давид Игоревич, который сыграл потом активную и незавидную роль в княжеских усобицах. После смерти отца он стал изгоем, и на каких основаниях остался во Владимире не ясно: Карамзин говорит, что этот город был дан Игорю, отцу Давида, в ЧАСТНЫЙ удел, но Соловьев с этим не соглашается, полагая, что в то время, при ГОСПОДСТВЕ родовых отношений никаких частных уделов быть еще не могло. <36>

Противоречие, в самом деле, видно уже невооруженным глазом. Если Владимир-волынский был дан Игорю «в частный удел», то каким же образом Игорь потом оказался в Смоленске? Или Смоленск тоже стал его частным уделом? Или братья отняли у него Владимир-волынский, а взамен дали Смоленск? Может быть, и скорее всего последнее, но что это за «частный собственник», которого братья ПЕРЕВОДЯТ туда или сюда, дают или отнимают то или это? Ясно, что частная собственность, возникающая таким путем - никакая не собственность, а фикция: сегодня «собственнику» что-то дали, завтра – отняли… но дали взамен что-то другое, а могли и ничего не дать… - Ясно, что ТАК частными собственниками не становятся.

Это противоречие гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд. Карамзин опирается на одну фразу в летописи и толкует ее слишком буквально, Соловьев же подходит к делу критически и дает толкование, интерпретацию летописи в соответствии с духом того времени, как он его понимает. Внешне его толкование убедительно, но вопросы все же остаются. Не следует думать, что вся трудность здесь проистекает просто от того, что летописи не сообщают нам достаточно ясных и твердых сведений по этому вопросу. Даже если бы летописи содержали самые подробные сведения о том времени и дошли до нас в наилучшем виде, то и тогда они не внесли бы никакой ясности, ибо ясности не существовало в самой тогдашней действительности, в реальных межкняжеских отношениях.

Родовые отношения ГОСПОДСТВУЮТ, когда между родственниками царит мир и согласие, когда же между ними начинается вражда и война, то они (родовые отношения) уже не господствуют, но приходят в состояние разложения, кризиса. Это значит, что ни строгого родового порядка, ни силы, способной установить или восстановить этот порядок уже не существует. Но даже если бы он и существовал, Давиду Игоревичу от этого было бы не легче: он был изгоем, и потому ни на что "по праву" претендовать не мог. Он должен был сам защищать свои "права", однако какие же политические и "правовые" средства у него были для этого? На что он вообще мог претендовать? Только на Владимир-волынский. Почему, на каком основании? На том основании, что названным городом какое-то время владел его отец; он претендует на Владимир как на свою ОТЧИНУ, по праву наследования. Но какое здесь может быть «наследование»: его отец какое то время сидел во Владимире-Волынском, потом в Смоленске. Чего ж тогда Давид Игоревич не претендует на Смоленск – тоже как на «отчину»?

Но как бы там ни было он сознательно или бессознательно должен отстаивать ИМЕННО принцип наследования, т.е. ИМЕННО принцип ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ, ничего иного ему не остается, ибо в противном случае он сам и все, чем он владеет, окажется во власти его родственников, он должен будет жить их милостью. Но принцип частной собственности - это его личное, частное дело, до которого другим князьям, в свою очередь нет никакого дела, они продолжают жить родовыми понятиями и продолжают считать Владимир собственностью целого рода. Принцип частной собственности существует не в качестве объективного порядка, способного регулировать отношения между князьями, но лишь субъективно, в качестве претензий – более или менее основательных - тех или иных князей на те или иные волости, претензий, которые в свою очередь столь же "субъективно" игнорируются, не признаются другими князьями.

Впрочем, и относительно этих "других" князей нет никакой ясности. После смерти Ярослава Мудрого его сыновья разделили между собой Россию, так, что старшему из них Изяславу, досталась, между прочим и область Владимиро-волынская; его-то сыновья и будут впоследствии считать указанную область своей отчиной. Но какого рода был этот раздел? Это не был раздел на частные владения, ибо потом на протяжении многих лет князья - братья, внуки, правнуки Ярослава Мудрого - будут воевать друг с другом и отвоевывать города на том основании, что все они - потомки одного прародителя. Каждая княжеская линия рассматривает Русь как родовое достояние и воюет, как справедливо замечает Соловьев, за старшинство в роде, а не за город и не за территорию. Однако если раздел все-таки произошел, пусть на самых неясных, смутных основаниях, то неизбежно явились и притязания князей на те или иные города как на отчину или отчину и дедину, т.е. как на наследственное достояние. Борьба за частную собственность переплетается с борьбой за родовое старшинство и нередко они неотличимы друг от друга. Раздел, как бы он не проводился, неизбежно порождает различие, а следовательно, коллизию между частным, "моим" и общим, родовым. А дойдет ли эта коллизия до вооруженного конфликта - это уже дело времени и случая. И чем борее стихийным является сам процесс раздела и неопределенными его условия и основания, - а именно таковыми были разделы между князьями, - тем больше поводов для всякого рода столкновений и конфликтов.

Таким образом, отношения князей представляли собой некую НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ, но это не нечто среднее между родовым и частнособственническим порядком; это противоречие между тем и другим, борьба, причем борьба предельно запутанная, когда одни князья, будучи ФАКТИЧЕСКИ частными собственниками выступают за восстановление родовых отношений, другие - же наоборот, выступая от имени рода, ФАКТИЧЕСКИ отстаивают принцип частной собственности.

Разница между изгоями и другими князьями в этой борьбе состояла в том, что им, изгоям, в рамках рода уже не оставалось никакого места. Таким образом, они становились силой, обреченной действовать вне правил и поперек правил, каковы бы ни были эти правила. А если учесть, что князя нелегко лишить политического значения, которым он обладал в силу кровной связи с властвующим родом, если учесть так же, что никто не обязан покорно мирится с обстоятельствами и со своей участью, особенно если она безрадостна, - если учесть все это, то станет ясно, что изгои, по крайней мере, те из них, которые обладали силой и характером, не только были обречены на политическую активность, но это была сила агрессивная и разрушительная по отношению к роду в целом. Их положение было наиболее тяжелым, бесперспективным в рамках рода, но именно поэтому и наиболее ясным, лишенным внутренних противоречий. Поэтому изгои своей борьбой должны были не столько отстаивать свои "права", сколько КОНСТРУИРОВАТЬ и конституировать новый порядок и новые правовые отношения. Какие именно?

Изгои, будучи продуктом разложения родовых отношений должны были быть наиболее свободными от них, т.е. это должна быть сила наиболее революционная, которую сами объективные обстоятельства обрекают на поиск новых форм политического бытия; раз изгои оказались предоставленными самим себе, то мы имеем право ожидать, что именно они осядут на землю, станут собственниками, первыми подлинными феодалами, ибо никакого иного выбора у них, как будто, нет.

Таково их объективное положение, по крайней мере, таковым оно представляется на первый взгляд. Но насколько сами они понимали эту свою роль и следовали ей, насколько успешной была их борьба? Это мы увидим ниже...

Итак, Давид Игоревич оставался во Владимире...

Другой сын Ярослава Мудрого Владимир умер еще при жизни отца и таким образом его сын Ростислав так же стал изгоем. Ему-то после Игоря и достался по распоряжению князей тот же Владимир-волынский. (Отсюда ясно, что князья не признавали никаких прав Давида Игоревича на этот город.) Но Ростислав не долго там пробыл:

«Будучи отважен и славолюбив, он... ушел в Тмутаракань и выгнал... Глеба Святославича (сына Святослава Ярославича), который управлял сею... областью (очевидно по поручению отца). Святослав спешил туда с войском: племянник его (т.е. Ростислав), уважая дядю, отдал ему город без сопротивления; но когда черниговский князь (т. е. Святослав) удалился, Ростислав снова овладел Тмутараканем.»/220-221/ Внезапно он умер - был отравлен греками. После его смерти в Тмутаракань вернулся Глеб. (341-342) {361}

Но Ростислав оставил во Владимире своих сыновей Рюрика, Володаря и Василька. Эти трое также стали претендовать на Владимир-волынский как на свою отчину. Сверх того и сыновья великого князя Изяслава претендовали на этот город как на отчину, вследствие чего туда явился один из них Ярополк Изяславич. Итак, во Владимире столпилось сразу несколько князей с правами едва ли не одинаковыми, и уж что совершенно точно – одинаково эфемерными. Столкновение между всеми этими претендентами стало неизбежным. Оно, очевидно, и произошло, потому что вскоре Володарь Ростиславич и Давид Игоревич вынуждены были бежать из Владимира. Давид Игоревич, оставшись без волостей, занялся грабежом, а Володарь, вернулся во Владимир при первой же возможности. Вскоре Ростиславичи подослали к Ярополку Изяславичу наемного убийцу, который и сделал свое черное дело: Ярополк был убит. После его смерти во Владимире сел Давид Игоревич. Ростиславичи сели в других юго-западных городах: Перемышле и Теребовле.

Один претендент был, таким образом, устранен и предстояла борьба между оставшимися: Давидом Игоревичем и Ростиславичами. Однако этой борьбе предшествовало важное событие - княжеский съезд.

На этом съезде князья, помимо прочего, попытались уладить и отношения между претендентами на Владимиро-волынскую область, которая была разделена следующим образом: Владимир - Давиду Игоревичу, Володарю Ростиславичу - Перемышль, Васильку Ростиславичу - Теребовль. Это решение, подтвердившее положение уже сложившееся к моменту съезда, нисколько не успокоило вражды. Давид Игоревич опасался Ростиславичей, особенно честолюбивого Василька. Мы видели выше, что Давид Игоревич отличился тем, что одно время занимался грабежом. Его разбойнический характер проявился и на этот раз. С попущения Святополка Изяславича, бывшего в тот момент великим князем и так же не блиставшего личными достоинствами, слуги Давида Игоревича захватили Василька и ослепили его. Это злодеяние привело в ужас и возмущение других князей во главе с Мономахом. Они потребовали от великого князя Святополка наказать Давида Игоревича, хотя Святополк косвенно и сам был виновен в преступлении последнего. Святополк был вынужден двинуться на Давида с войском, однако при этом он преследовал, кажется не столько цель возмездия, сколько СВОИ цели: именно: он, будучи сыном Изяслава и братом убитого Ростиславичами Ярополка, считал Владимиро-волынскую волость достоянием своего отца и брата, а стало быть и своим достоянием. Он решил выгнать не только преступника Давида, но и пострадавших Ростиславичей. Борьба приобрела еще более запутанный характер тем, что князья вмешали в нее поляков, половцев, венгров. В конце концов, Святополк выгнал Давида из Владимира, а Ростиславичи сумели удержаться в своих городах. После этого состоялся второй съезд князей. Князья дали Давиду Игоревичу город Дорогобуж, где тот потом и умер, а Ростиславичи остались в своих городах; Владимир-волынский остался за Святополком Изяславичем.

Таким образом область Владимиро-волынская была поделена: частью ее, Галицией, владели Ростиславичи, другая часть, сам Владимир, перешла к Изяславичам. Там вскоре сел сын Святополка, внук Изяслава, Ярослав Святополчич. Однако вражда по-прежнему не утихала. В нее вмешался Мономах, бывший в то время великим князем, ибо Ярослав обратился и против него. В результате Ярослав был изгнан, а Владимир перешел к Мономаховичам…

АНАЛИЗ

Мы видели, что в межкняжеских отношениях неизменно присутствует формула: тот или иной князь претендует на «отчину» или «отчину и дедину», т.е. на те города, в которых некогда княжили его отец (или отец и дед). Поначалу это был чисто родовой принцип. Старший князь сидел в Киеве остальные члены рода, включая братьев и племянников, считались его СЫНОВЬЯМИ и по его смерти старший из них (как правило, брат) занимал его место. Таким образом, все «сыновья» могли надеяться в перспективе занять Киевский стол – именно как «отчину и дедину». Однако, как мы говорили, если один из братьев вел. князя умирал, прежде вел. князя, т.е. умирал не побыв великим князем, то его сыновья уже не могли претендовать на Киев, поскольку последний уже не являлся их отчиной – они становились изгоями. На Киевский стол они, как правило, и не претендовали, но они должны же были обеспечить себя кормлением и с этой целью начинали претендовать на те города, в которых сидели их отцы – на основании все того же «права на отчину». - Начинали претендовать даже если их отцы сидели в тех городах не как их собственники, а по воле старших князей, и сидели к тому же самое непродолжительное время (как Ростислав – во Владимире; Карамзин, например, даже и не упоминает, что он там был).

Но поскольку сами изгои выпадали из княжеских счетов и лишались возможности переходов в соответствии с этими счетами, то тем самым и в их города уже не могли переходить другие «полноправные» князья, т.е. эти города так же выпадали из системы переходов, а тем самым и из территории Киевской Руси. – С этим уже «полноправные» князья не могли мириться, да и странно бы было, если бы они безоговорочно признали за изгоями это их право – право считать СВОИМ всякий город, в котором когда либо «мелькали» их отцы.

Таким образом, чисто родовое право на отчину и дедине прямо и непосредственно становилось частнособственническим правом – чем-то вроде обычного права наследования от отца – к сыну.

В действительности, однако, указанная формула не была ни родовым, ни частнособственническим институтом. Она спорадически, в зависимости от обстоятельств выполняло КАК ТУ, ТАК и ДРУГУЮ функцию, порождая бесконечную путаницу и всеобщее БЕСПРАВИЕ. Изгои оказались первыми жертвами этого бесправия. Отсюда ясно, что изгои, по крайней мере те из них, которые обладали силой и характером, не только были обречены на политическую активность, но это была сила агрессивная и разрушительная по отношению к… ЧЕМУ? Это не простой вопрос.

Изгои, будучи продуктом разложения родовых отношений должны были бы быть наиболее свободными от них, т.е. это должна быть сила наиболее революционная, которую сами объективные обстоятельства обрекают на поиск новых форм политического бытия; выше мы ожидали, что раз изгои оказались предоставленными самим себе, то именно они осядут на землю, станут собственниками, первыми подлинными феодалами, ибо никакого иного выбора у них вроде бы нет.

Но таким дело представляется лишь с одной стороны. Существует и другая точка зрения, переворачивающая все с ног на голову.

Мы видели, что изгои становились изгоями в силу того, права семьи брали верх над правами рода. Но понятно, что этот "принцип" или обычай не мог искоренить в сознании изгоев того, что они тоже родственники, внуки одного деда, следовательно, члены одного рода. Никакими доводами нельзя объяснить, почему внук теряет право на собственность деда оттого лишь, что его (внука) отец не владел этой собственностью. В соответствии с чисто родовыми отношениями ВСЕ члены РАВНЫ именно в этом качестве своей принадлежности к данному роду. Поэтому само существование семьи и прав семьи, отличных от прав рода и разрушающих родовое единство и равенство, было уклонением и нарушением чисто родовых отношений. - С этой точки зрения изгой должен был – мог во всяком случае - бороться ЗА ВОССТАНОВЛЕНИЕ своих родовых прав, за восстановление рода. С этой точки зрения право, в силу которого князь мог претендовать ТОЛЬКО на отчину - есть продукт разложения родовых отношений, есть УКЛОНЕНИЕ от чисто родовых счетов, в которых ТОЛЬКО старшинство имело – ДОЛЖНО БЫЛО ИМЕТЬ - значение. Если уж племянник согласно родовому правилу становился СЫНОМ своего дяди – киевского князя – то таким образом он ДОЛЖЕН БЫЛ обладать и правом на Киев как на отчину. А то, что его настоящий отец умирал раньше времени, уже НЕ ДОЛЖНО БЫЛО иметь никакого значения.

Поэтому борьба изгоев за свои попранные права могла обрести не только отрицательный, но и положительный по отношению к роду характер. Она могла стать борьбой за восстановление родовых отношений, за приоритет прав рода и родового старшинства, за разрешение противоречий между родом и семьей в пользу рода. Если использовать современную терминологию, то изгои могли быть не только революционерами, но и консерваторами, реакционерами. Впрочем, это не точно.

Восстановить свои родовые права изгой мог бы только в том случае, если бы было видоизменено САМО ПРЕДСТАВЛЕНИЕ о роде.

Пока род оставался одной семьей, все было просто и понятно. Но как только род становился множеством семей, неизбежно возникало противоречие между родом как целым и семьями – как составляющими это целое частями. На это то противоречие и натолкнулись изгои первыми. Это противоречие могло быть разрешено двумя путями: либо родовые права должны обрести приоритет над внутрисемейными, либо наоборот. Первый путь – это модификация, преобразование родового порядка, самого понятия рода; второй путь – это шаг от родовых отношений - к частнособственническим. Изгои могли двинуться по любому из этих путей, но в любом случае они обрекались на роль реформаторов, революционеров.

Таким образом изгои могли бороться либо за окончательное разрушение родовых отношений, за установление феодальной системы или чего-то ей подобного; либо за развитие и укрепление родового порядка. При тогдашнем состоянии общества и межкняжеских отношений ОБА этих возможных пути были бы ШАГОМ ВПЕРЕД - шагом от стихийного существования - К ОБЩЕСТВЕННОМУ ПОРЯДКУ, в чем бы он ни состоял.

Таким образом, перед ними открывался не один, но, по-видимому, два пути. По какому же пути двинулся каждый из них? Вот, например один из них – Всеслав полоцкий…

Заметим сразу же, что предложенные выше рассуждения о родовом порядке - это лишь наши умствования. Князья в летописи явно не склонны рассуждать о каких-то «правах и обязанностях», тем более - теоретизировать по этому поводу. Они лишь требуют друг от друга того или этого, гонят друг друга отсюда или оттуда. Им как будто нет дела ни до каких «умствований». Они, что называется прагматики, причем в самом ЧИСТОМ виде – без идей, без планов, без сколько ни будь отдаленных целей, словом безо всякой ПОЛИТИКИ. Но именно поэтому их прагматизм порождает лишь хаос. Примером, олицетворением этого хаоса как раз и является Всеслав полоцкий.

Вступлению на киевский стол Владимира Святого и Ярослава Мудрого, как мы видели, предшествовали братоубийственные войны. Эти войны своим естественным ходом, безо всякой субъективной организующей силы с чьей бы то ни было стороны, завершились сами собой, привели к определенному результату. Братья просто перебили друг друга, а оставшемуся в живых перешла вся власть. Правда у Ярославом Мудрого, как уже упоминалось выше, по прекращении борьбы со Святополком и Мстиславом оставался еще один брат, который мог бы претендовать на власть, но Ярослав не стал искушать судьбу и предусмотрительно засадил его в тюрьму, где тот и провел всю свою жизнь. Ярослав таким образом, стал родоначальником и раздавал города сыновьям своим во временное владение или как наместникам. Воцарился определенный родовой политический порядок, следовательно, общественная стабильность, коей Россия и была обязана временным процветанием. Впрочем, оставалось еще бельмо в глазу - Полоцкое княжество.

Летопись, а вслед за ней и историки говорят, что Полоцк был отдан Рогнеде с сыном в ЧАСТНЫЙ удел, - это может вызвать представление о Полоцке как о каком-то относительно самостоятельном политическом образовании. Полагаю, что это ошибочное представление; слова "частный удел" имеют в данном случае весьма специфический смысл. Похоже Владимир Святой просто сослал нелюбимое семейство в Полоцк как в ссылку, наподобие того, как в более поздние времена московские цари отсылали неугодных бояр в какое-нибудь отдаленное поместье. Но в обоих случаях, ни с Полоцким княжеством в первом, ни с поместьем во втором не связывалось каких-либо ОПРЕДЕЛЕННЫХ представлений о политическом суверенитете. Бесспорно, что полоцкие князья были в значительной мере независимы от Киева, но в КАКОЙ именно мере, в КАКИХ формах выражалась эта независимость, и ЧТО вообще представляло собой Полоцкое княжество: частное владение в узко экономическом смысле, феодальное поместье, суверенное княжество?, - на этот счет не было никакой ясности. Князья считали Полоцкое княжество частным уделом полоцких князей - НАМ не понятно какой смысл они вкладывали в слова "частный удел", - в этом, т.в. в том, что это непонятно НАМ, разумеется, еще нет никакой беды; но это было, по-видимому «не ясно» так же и Всеславу Полоцкому…

Владимир Святой изгнал от себя Изяслава – в Полоцк, но мог ли он лишить Изяслава и его потомство прав на великое княжение? Уж чего-чего, а этого то он точно не мог, даже если очень хотел. Распоряжаться по своему усмотрению великим княжением начали только московские князья, спустя несколько веков, и этот порядок утвердился лишь после кровавой продолжительной борьбы… Но Изяслав умер еще при жизни Владимира Святого, т.е. умер не став вел. князем, тем самым его сын Брячислав (отец Всеслава) стал изгоем. – Как мог понимать Брячислав свои родовые права? Да, он стал изгоем, но…

Брячислав, не мог участвовать в борьбе между сыновьями Владимира Святого, именно потому, что последние - СЫНОВЬЯ Владимира Святого, в то время как он был последнему внуком. Когда он родился и каких своих дядей был старше, а каких - младше, неизвестно, но по степени родства с Владимиром Святым он не мог быть им конкурентом: дядя, как мы говорили, считался старше племянника. Однако этим дело еще не решалось. Позже Владимир Мономах отдает Киев своему двоюродному брату Святополку "потому что этот стол был прежде отца его". (С.М.Соловьев 360) То есть Мономах говорит: отдаю Киев Святополку, НЕ потому что он старше меня (хотя Святополк был старше Мономаха), а потому, что его отец был старше моего отца, прежде моего сидел в Киеве, и потому потомки его имеют более прав на Киев, чем я. Аналогично мог рассуждать и Брячислав: мой отец Изяслав был старше других сыновей Владимира Святого поэтому его потомкам, мне то есть, и должен перейти киевский стол. Однако этот порядок нарушался одним обстоятельством: Изяслав умер, не став великим князем. Но в какой мере он этим нарушался? С одной стороны, Брячислав не должен был со смертью отца лишиться прав на Киев, как не мог лишиться своей принадлежности к роду Рюриковичей, с другой стороны, в спорах за Киев он сразу же сталкивался с правами дядей, которые, конечно, не могли в нем, т.е. в племяннике, видеть равного себе. Ясно, что на этот вопрос родовые отношения сами по себе нее дают ответа, наоборот, здесь должен быть привнесен порядок, правило регулирующее сами эти отношения. Но, судя по всему, этот вопрос никто осознанно перед собой не ставил, и решить не пытался. Это и не удивительно: ведь он пока касался только Брячислава и его потомков, только на них лежал всей своей тяжестью. К тому же обстоятельства, видно, значили больше, чем воля отдельных князей: при жизни Владимира Святого Брячислав, очевидно, не мог возвысить голоса, после его смерти сразу же вспыхнула борьба, но совсем с другой стороны: Святополк начал убивать братьев, началась его война с Ярославом Мудрым. Ярослав выдержал опасную войну с Святополком и одержал в ней победу очевидно вовсе не затем, чтоб отдать Киев племяннику Брячиславу, хотя бы последний был трижды прав в своих претензиях. Брячислав, стало быть, опять ни на что не мог претендовать. Он ни на что и не претендует: просто идет и грабит, даже и не Киев, а Новгород, который в его спорах с Ярославом был явно ни при чем. Можем предположить, что дело было и не в спорах, а просто он воспользовался трудным после войны со Святополком положением Ярослава и решил разжиться грабежом. То есть он выступил, не как претендент на власть, не как политик, отстаивающий какой бы то ни было порядок, но как частное лицо, как простой разбойник, если угодно, или, в лучшем случае, как обозленный родственник, решивший сорвать сердце на ни в чем не повинных гражданах Новгорода... Неизвестно претендовал ли он вслух на великое княжение, бесспорно, по крайней мере, что он не усомнился бы занять Киев, если бы представился случай. Но случай не представился и Брячислав умер не став вел. князем.

Брячислав умер в 1044г., а в 1054г. умер Ярослав Мудрый. В Киев перешел старший из его сыновей Изяслав 1. В каком же положении оказывается сын Брячислава Всеслав? Будучи только племянником Ярослава Мудрого он не мог спорить за Киев с сыновьями последнего, тем более что те поначалу жили дружно. Более того, если считать родовое старшинство не от Ярослава Мудрого, а от Владимира Святого, то и в этом случае Всеслав младше детей Ярослава, т.к. он был правнуком Владимира Святого, в то время как последние - внуками. Но он мог претендовать на Киев на тех же основаниях, что и его отец. Словом, он оставался в том же положении, что и его отец, вернее в худшем, ибо он уже был так сказать дважды изгоем. Его положение в роду тем самым предельно усугубилось. Он НЕ МОГ восстановить своих родовых прав до тех пор, пока САМО ПРЕДСТАВЛЕНИЕ о роде в сознании князей оставалось в прежнем виде. В отношении его вопрос о родовом порядке вставал уже самой что ни на есть принципиальной стороны. Думал ли он сам об этом? Мог ли не думать? Возможно ли, чтоб они с отцом не говорили об этом, не строили как каких то планов, расчетов и проч.? Как бы то ни было, но ни из его уст, ни из уст его отца не раздается ни слова, ни звука на эту тему.

С другой стороны, полноправные князья скоро уже сами между собой запутались в своих распрях и счетах, и вовсе не были каким то более или менее единым сообществом, к которому можно было бы обращаться с мало-мальски вразумительной речью. Требовать каких то своих прав для Всеслава означало бы просто-напросто их всех сделать своими врагами, объединить против себя. А противостоять им всем он не мог. Родовой порядок невозможно было восстановить по той простой причине, что УЖЕ восторжествовал всеобщий хаос. Всеслав оказался в тупике, его претензии, даже если бы он попытался их предъявить и обосновать, никто бы не услышал, а его самого все бы сочли за потенциального хищника и захватчика – эта роль была ему объективно предопределена - он ей и следует, причем, как кажется безо всякого внутреннего сопротивления.

В общем, он действует так же как отец… Карамзин, правда, придает действиям Всеслава какие-то политические основания и цели: Всеслав, говорит названный историк, считал себя законным наследником киевского стола. Не знаю какие основания для этого заключения есть в летописи (Карамзин не приводит никаких), но из того что делает Всеслав, не похоже, чтобы он задумывался о какой-то "политике": разрушение рода задело прежде всего его семью, которая стала жертвой этого разрушения. Его деду и отцу дали несколько захудалых городков и лишили ЧАСТИ в Руси...

Каждый князь, который получал какой-нибудь город, знал, что потенциально он имеет право на другие города Киевской Руси, что с переходом на следующую ступень родового старшинства он получит свою ЧАСТЬ, т.е. перейдет в другой, лучший город. С надеждами на свою ЧАСТЬ в Руси связывались у всех князей надежды на лучшее будущее; это была их цель, перспектива, смысл жизни. ("Взять свою часть"..." лишиться части в Руси" - это характерные тогдашние выражения; кстати, не связано ли слово "участь" со словом "часть" в указанном контексте?)

Отсюда понятно как должны были смотреть полоцкие князья на свое положение изгоев. Всеслав не предъявляет Ярославичам никаких претензий, ничего им не пытается доказать, он их просто НЕНАВИДИТ, как похитителей власти, которой мог бы обладать сам, как своих злейших притеснителей, отнявших у него право на лучшую участь; ненавидит так, как ненавидел его отец - их отца, как потом будут ненавидеть его потомки - более отдаленных потомков Ярослава. Он воюет не за право, не за принцип, не за порядок, и даже не за свой удел, но ТОЛЬКО за себя, за свои частные интересы, которые сами по себе объективно ни с чем не связаны: ни с каким-либо порядком, ни с каким-либо городом. Его предков выдворяют в Полоцкое княжество, последнее по наследству передается ему, но его мысли и планы все время направлены куда-то вовне. Он считает себя несправедливо обделенным, но до его "прав" никому нет дела; он жаждет "взять свое", бросается туда и сюда, но ничем не может овладеть сколько-нибудь прочно. Каковы его деяния?: осаждает Псков, набрасывается на Новгород, грабит его, терпит поражение на берегах Немана, затем - бегство, плен; становится вдруг, т.е. неожиданно для самого себя, киевским князем, вновь бегство; лишается своего собственного удела, - и это еще не конец его приключений! Он действует в лучшем случае как неудачливый узурпатор и авантюрист, а нередко - просто как разбойник. Своей "политикой" Всеслав лишь провоцирует стихийные столкновения, и сам оказывается в их власти. Какие бы цели он не провозглашал на словах (если он вообще провозглашал хотя бы что-нибудь), на деле его цели имели явно произвольный характер, так что хорошо если он хотя бы самому себе отдавал в них отчет. В целом это одна из тех многих фигур, деятельность которых наполняла бессмыслицей историю Киевской Руси.

Итак, один из первых "частных собственников", действует не как собственник, не как феодал, т.е. не в интересах своего удела и не с целью приращения его (удела) экономического и политического веса. Еще менее в его действиях можно усмотреть какую то попытку преобразования родового порядка…

В истории Всеслава обращает на себя внимание, между прочим, эпизод с его пребыванием в Киеве и последующим бегством оттуда. Этот эпизод толкает нас на дальнейшее развитие темы "князь и город".

Всеслава, как мы видели, захватил в плен киевский князь Изяслав 1. Горожане взбунтовались, изгнали Изяслава и посадили ни киевский стол Всеслава. Через 7 месяцев Изяслав явился под Киевом с польским войском. Всеслав тайком от киевлян сбежал в Полоцк. Киевляне двинулись было на Изяслава, но узнав о бегстве Всеслава

«с ужасом возвратились в Киев. Все граждане собрались на вече и… отправили послов к Святославу и Всеволоду (братьям Изяслава) объявить им, что киевляне, изгнав государя законного, признают вину свою; но как Изяслав ведет с собой врагов иноплеменных, коих жестокость еще памятна россиянам, то граждане не могут впустить его в столицу, и прибегают к великодушию сынов Ярослава: «… Идите спасти град великого отца своего; а ежели не исполните нашего моления, то мы, обратив в пепел столицу России, с женами и детьми уйдем в землю греческую». Святослав обещал за них вступиться, но требовал, чтоб они изъявили покорность Изяславу. Великий князь, дав слово быть милосердным, послал в Киев сына своего, который в противоположность договору начал как зверь свирепствовать… Горожане не смели жаловаться и с покорностью встретили Изяслава… с малым числом поляков.» (Карамзин 223)

Почему и чего киевляне испугались после бегства Всеслава? Добро бы они видели в нем полководца, с которым одержали множество побед и которому привыкли подчиняться; смерть или бегство такого полководца действительно способна деморализовать и дружину и граждан, но ничего подобного не было и не могло быть. Всеслава киевляне, вероятно и не знали до его появления в Киеве в качестве пленного, никаких побед с ним не одерживали, и вообще сомнительно, чтобы он имел в их среде какой-то авторитет. Откуда же такая робость и страх оказаться без князя, без ТАКОГО князя, с которым их и раньше ничего особенно не связывало, откуда эта полная неспособность ни к чему, как только князь их оставляет? И это при том, что войско Изяслава было малочисленно! Еще «вчера» они изгнали Изяслава, а уже сегодня готовы терпеть насилия от его сына…

Подобное поведение объясняется только одним: киевляне вообще не являются политической силой и даже "про себя" не претендуют на роль таковой. Их действия определяются сиюминутными обстоятельствами, эмоциями, в конечном итоге, случаем. Князь им нужен лишь затем, чтоб придать вид законности своему произволу, но как только князь бежит и эта видимость исчезает, они оказываются один на один со своим произволом; они не способны оправдать его даже в своих собственных глазах, и вот они уже на коленях перед старым "законным" князем, молят о прощении, словно нашкодившие дети. Киевляне как будто сами за собой не признают никакого права на деяние, на какую-либо политическую роль. Им почему-то не приходит в голову, что они, вообще говоря, кое-что значат, по крайней мере, МОГУТ значить, стоит лишь им этого захотеть... Но они этого не хотят.

Поражает их угроза сжечь "столицу России" и уйти в землю греческую. Столицу России?!! – Это наверняка Карамзин ввернул, вряд ли в летописи присутствует эта фраза. НЕОТКУДА ей было взяться: мы не видим ни России, ни ее столицы, словом, никакой связи между Киевом и землей, Россией. Мы видим, что являются поляки с Болеславом, наводить «порядок» в земле Русской, но мы не видим, чтоб из других городов русских русские люди спешили навести порядок в СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ земле и СВОЕЙ СТОЛИЦЕ. Все, что происходит вокруг Киева, касается только Киева и киевлян. Да и сами киевляне не сознают себя гражданами государства, каким-то политическим целым. Перед нами всего лишь жители города, такого-то населенного пункта, готовые в трудную минуту скорее сжечь его, чем защищать. Они отрекаются от города, он для не них не является ни политическим центром, ни даже символом, но всего лишь местом жительства. А сами они, в своем собственном сознании, не представляют ни народа, ни государства, ни Киева, ни даже самих себя в ПОЛИТИЧЕСКОМ смысле, ибо политически они - НИКТО. Они конечно крепче сидят на земле, чем князья; сжечь свой дом и уйти куда глаза глядят - это, конечно, не то же самое, что переметнуться из города в город. Но и их связь с землей не достаточно прочна, и они готовы разорвать ее и отречься от земли, ибо есть другие земли, есть Константинополь.

Между прочим, угроза киевлян сжечь Киев и уйти в Константинополь - это не пустые слова. Древнейшая особенность славян: при столкновениях с врагом они были более склонны УХОДИТЬ от врага, чем воевать с ним.

"...когда Игорев воевода Свенельд после упорного трехлетнего сопротивления взял город угличей Пересечен, то они двинулись на запад..." и основали там новое поселение. Жители гор. Юрьева (на Украйне), выбежали из города и ушли в Киев, а половцы сожгли пустой город - "явление замечательное", говорит Соловьев.(383)

В этой угрозе киевлян уйти слышится давняя привычка к перемещениям, остатки, отголоски былой подвижности, продолжавшие существовать в то время, когда славяне жили уже не мелкими родами, но городами, значительными, поселениями. Отсюда задним числом можем заключить, насколько более сильно эта подвижность была выражена во времена древнейшие…

Южнорусские князья

Еще более ярким (сравнительно с Всеславом полоцким) воплощением хаоса является другой изгой Ростислав Владимирович. Отец Ростислава, Владимир, княжил в Новгороде, но после его смерти князья не признают за Ростиславом никаких прав на Новгород и переводят его во Владимир-волынский, где прежде княжил Игорь. Таким образом, никаких прав семьи, никакого наследования в данном случае не существует. Ростислав, оказавшись бесправным родственником, словно малое дитя идет туда, куда ему укажут старшие. Понятно, что такое положение нетерпимо для война, богатыря, жаждущего подвигов, а таким и был Ростислав. Может быть его сдерживало уважение к старшим родичам? Но в последующих его поступках не видно ни тени какого-либо уважения. Прежде чем сесть в Тмутаракани, он должен был выгнать оттуда тамошнего князя Глеба, княжившего по поручению отца своего Святослава, дяди Ростислава. Святослав явился защитить права сына и свои собственные права на Тмутаракань. Ростислав ушел из Тмутаракани, "уважая дядю", как говорит Карамзин. Это «уважая дядю» режет слух. Если бы Ростислав уважал дядю и его права, то он не занял бы Тмутаракань вторично, только лишь дядя удалился, да и первый раз не занял бы, зная прекрасно кому и в силу каких прав принадлежит этот город... Остается еще один фактор, который мог бы как-то связать, предопределить поведение Ростислава, наполнить его существование каким-то смыслом, содержанием. Именно, он, как и другие изгои, стал жертвой разложения родового порядка, это могло бы вызвать какую-то реакцию с его стороны, придать его деятельности политический смысл и соответствующие цели; иначе говоря, он мог бы проводить по отношению к родичам какую-то политику, причем даже и не важно какую именно. Мог бы... но НИКАКОЙ политики он не проводит. Он, как его предок Святослав ищет лишь подвигов, военной славы и добычи, до всего остального ему нет никакого дела. Итак, Ростислав, не хозяин, не собственник, и не политик; с собственным родом его так же ничего не связывает. Правда, ему дали Владимир-волынский? Но что его могло связывать с этим городом? Да и с любым другим городом? Что, какое объективное бремя, или обязанности, или права могли сковывать его действия, как-то их обусловить, предопределить?.. Новгород, Владимир, Тмутаракань между которыми перемещается Ростислав и которые периодически занимает – все это значительные города, великие расстояния, кажется, что на этом необозримом пространстве перед нами разворачивается какая то великая деятельность, но ничего подобного. Ростислав существует как перекати-поле, как буйная, стихийная сила. И если он почему-нибудь счел, что Владимир для него недостаточен, то почему бы ему и не действовать в соответствии с этим своим мнением, если никаких других, более основательных мотивом поведения не существует. Случайная жизнь, случайная деятельность, случайная смерть, - был отравлен каким-то греком...

Далее. Сыновья Игоря и Ростислава, смирившись видимо со своим положением изгоев, уже не питают надежд на киевский стол, но они начинают претендовать на Владимир-волынский как на наследственную собственность. Их претензии имеют, очевидно, уже иную природу, нежели претензии других князей не-изгоев. Последние если претендуют на что-либо, то - как члены рода, на часть родовой собственности. Сыновья же Игоря и Ростислава претендуют на Владимир как частные собственники претендуют на собственность, которую считают своей. Таким образом, они своими претензиями открывают новое (если не считать Полоцкого княжества) политическое явление. В княжеской среде возникает тем самым противоречие уже не по поводу того или иного куска собственности, но опять противоречие ПРИНЦИПИАЛЬНОГО характера; речь идет о СТАТУСЕ этого «куска» собственности: быть ей частным или родовым достоянием? Мы вправе поэтому ожидать, что князья может быть на этот раз возвысятся до политики и станут отстаивать, хотя бы при помощи оружия, именно ПРИНЦИП, а не свои личные претензии на что-либо; мы, например, можем ожидать, что Ростиславичи и Давид Игоревич составят нечто вроде коалиции или партии, ибо их объединяет один принцип, их претензии к княжескому роду тождественны по своей природе. Но ничего подобного не происходит. Почему? Во-первых потому, что они В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ не являются частными собственниками. На чем основываются их претензии? На том, что их отцы какое-то время "сидели" во Владимире, причем один из них (Игорь) был впоследствии переведен в другой город, а другой (Ростислав) сбежал из Владимира сам. Это весьма слабое основание для частнособственнических претензий. За этими претензиями ничего не скрывается кроме ЛИЧНОГО ПРОИЗВОЛА названных изгоев, - так и расценивают их требования старшие князья, поэтому и не желают признавать этих требований. ПОЛИТИЧЕСКИЙ смысл борьба изгоев обрела бы лишь в том случае, если бы они, отказавшись от личных интересов, возвысились до самоотверженной борьбы ЗА ИДЕЮ, однако и в этом случае их борьба сохраняла бы произвольный, анархический характер, ибо этой идее (частной собственности) в действительности ничего или мало что соответствовало. К тому же излишне говорить, что столь «альтруистический» настрой – даже если за ним стоят в конечном счет вполне «шкурные» интересы - всегда был чужд русской политике.

Во-вторых, Ростиславичи и Давид Игоревич претендуют НА ОДНУ И ТУ ЖЕ область - Владимиро-волынскую. Мало того, что их претензии по сути являются их личным произволом, они с первых же шагов сталкиваются взаимоисключающим образом - вот что сразу же делает их врагами и устраняет возможность их союза...

Но вот что поражает. На первом княжеском съезде юго-западная Русь была таки разделена между изгоями – можно было хотя бы «пять минут» пожить в мире? – Ничуть не бывало: сразу после съезда совершается преступление (ослепление Василька) и вновь начинается война… Князьями – и не только изгоями – движет какое то безудержное хищничество; они ничем и ни с чем не связаны, действуют как будто в вакууме, единственный мотив их поведения – личная вражда и ненависть друг к другу. – Какой тут порядок, какие «права – обязанности», договоренности и прочь. - Это лишний раз показывает, что наши рассуждения насчет каких то двух путей, по которым, якобы, могли бы двинуться изгои – всего лишь именно что наши праздные «умствования», не имеющие к действительности никакого отношения. Внутриродовое противоречие, о котором выше шла речь, существовало, впрочем, объективно, но им так никто и не «озадачился». Князьям видимо было легче убивать друг друга, чем что-то там РЕШАТЬ, устанавливать ПОРЯДОК, каким бы он ни был. Но тем самым указанное противоречие оказалось предоставленным самому себе, а значит - будущие войны и кровопролития на почве именно этого самого противоречия становились неизбежными…

Заключение

Изгои были первым продуктом объективного разложения рода, в этом смысле они были в наибольшей степени свободными от общества. Какими же путями они двинулись? Мы видели: у каждого из них был свой путь, однако общие тенденции очевидны.

Давид Игоревич стал разбойником, Ростислав - странствующим богатырем. Однако деятельность обоих прошла незаметно для истории, хотя оба вошли в историю один - своими подвигами, другой - преступлениями...

Брячислав и его потомки - князья полоцкие - в отличие от первых двух имели "свое" княжество, свой угол, который они не хотели или не могли бросить. Но у них было и больше оснований ненавидеть Ярослава и его потомков. Владимир Святой убил их предков по линии Рогнеды, затем, едва не убив ее саму, отправил в ссылку с Изяславом, лишив всех прав и надежд на будущее. Ярослав и его потомки не пожелали признать в них полноправных членов рода, - все это могло внушить и видимо внушало полоцким князьям самую лютую ненависть к Ярославичам. Однако кроме родовой вражды и вызываемых ею войн вокруг Полоцкого княжества не происходит никаких примечательных политический событий. Полоцкие князья пытаются "постоять за себя", но это им не удается - вот и все. Таким образом, существование полоцких князей было источником бескомпромиссной вражды и борьбы в княжеской среде, борьбы настолько же непримиримой, насколько бесперспективной и бессодержательной. Полоцкое княжество было одной из язв, разъедавшей Киевскую Русь и приближавшей неминуемую гибель последней.

Иначе дела складывались в западной Украине. Галицким князьям было не до родовых воспоминаний и претензий. Их княжество было лакомым куском и оказалось между многими огнями: Киевской Русью, Венгрией, Польшей. Юго-западным князьям пришлось поэтому вести ожесточенную борьбу со всеми своими соседями за свои княжества и свое собственное существование. Эта борьба дала свои результаты: в ее ходе выработался особый социально-экономический характер Юго-западной Руси - в этом отношении западная Украина прежде других княжеств выделилась из состава Киевской Руси...

Вообще же борьба изгоев, несмотря на ее кажущийся локальный и общественно бессмысленный характер, подготовила итог поистине фундаментальный, на века, итог, который наверняка не приходил в голову ни одному из участников этой борьбы. А именно: изгои подготовили общенациональный раскол.

Ни один из них не боролся за то, что мы сегодня называем "государственным суверенитетом", каждый из них боролся лишь за свое личное существование, а физически существовать, "прокормить" себя они могли лишь владея какой-нибудь волостью и, в общем, дело случая, что этими городами, т.е. городами на которые стали претендовать изгои, оказались Полоцк, Минск, Владимир и др. города западной и юго-западной России. Но именно вследствие этих претензий Западная и юго-западная Россия с самого начала оказались как бы вырванными из тела и состава Киевской Руси; эти области как бы сами оказались изгоями. Они получили центробежный импульс, который со временем не угас, не загладился, но еще более усилился. Полоцкое и Владимирское княжества ожидала бурная историческая судьба, их потом бесчисленное количество раз завоевывали и грабили свои и чужие, но со времени первых изгоев неизменным остается одно: названные княжества несмотря ни на что упрямо живут какой-то своей отдельной от остальной России жизнью. После монгольского нашествия и окончательного падения Киевской Руси, сначала Белоруссия, а затем и Украина втягиваются в состав Литовского государства. Таким образом, незначительная вроде бы трещина, которая возникла в составе Киевской Руси благодаря деятельности изгоев, постепенно расширилась и привела в конечном итоге к ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНОМУ РАСКОЛУ русского народа.

ДАЛЕЕ