А.Усов

www.usoff.narod.ru

usoff@narod.ru                                                                                

 

О книге С.Кара-Мурзы «Потерянный разум»

 

                                                              

Я не хотел бы касаться литературной формы названной книги. Я никакой не эстет и не литературный критик. Пусть форма будет какой угодно, главное – мысль. Но всему же должна быть мера! Должна, да как видно, «не обязана»: в отношении формы всякая мера в книге Кара-Мурзы отсутствует  начисто. Иначе говоря, форма безобразна, т.е. такова, что делает невозможной какую-либо мысль, какое либо содержание.

    Вообще-то, как следует уже из названия, Кара-Мурза замахнулся на многое. «Потерянный разум» - красиво, внушительно, многообещающе… Не по аналогии ли с «Потерянным раем» Мильтона? Если под «раем» понимать социализм (с его «отдельными недостатками», разумеется) – а именно к этой мысли Кара-Мурза как будто подводит читателя на протяжении всей книги -  то аналогия действительно «просматривается». «Критика инструментов мышления» (как сам автор характеризует свою работу) - не по аналогии ли с «Критикой чистого разума» Канта? И это по видимому «имеет место», хотя и с оговоркой: если Кант в своей работе подрывает веру во всемогущество разума, то Кара-Мурза, наоборот,  выступает поборником прав разума, попранных по его мнению реформаторами и пошедшей у них на поводу интеллигенцией. Однако этот, по примеру великих, широкий размах и масштабность задачи лишь еще более оттеняет убожество полученного результата: если в его книге и есть что либо основательное, то разве что ее объем (сравнимый, пожалуй, с «Капиталом» Маркса).

   На протяжении всей своей книги Кара-Мурза учит нас как правильно надо мыслить. Но как учили логике классики этой науки? «Все люди смертны, Вася - человек, следовательно, Вася смертен.» То есть для примера берутся элементарные положения, смысл коих ясен всем, - именно для того, чтоб не останавливаться на этом смысле, не разжевывать каждому что значит «люди смертны»,  чтоб сосредоточится именно на логике. Ведь если в качестве примера взять что ни будь вроде «протяженность – атрибут субстанции», то, пожалуй, еще на 100 стр. надо будет объяснять что это значит, о логике же как таковой придется забыть. Как раз именно этим, т.е. самым невозможным путем пытается следовать Кара-Мурза. Вот неполный перечень вопросов, которые он поднимает и берет в качестве примеров для своих логических изысканий:  частная собственность, рынок, демократия, ВТО, МВФ, гомосексуалисты, права человека, общечеловеческие ценности, керченская дамба, взрыв в какой-то котельной, сельское хозяйство, транспорентность, толерантность, либерализм и неолиберализм, проблемы молодежи, подоходный налог, система образования, Послание Путина ФС, реформа ЖКХ, международная политика, смертная казнь, политическая реклама… Тьфу, уморился перечислять! А ведь я еще далеко не все перечислил.

   Казалось бы раз уж ты берешь в качестве «информации к размышлению» не какую ни будь банальность, а действительно сложный и важный вопрос, то ты должен… решить этот вопрос, довести его до последней степени ясности – тогда только станет понятным кто и насколько хорошо мыслит. Но Кара-Мурзе почему то и в голову не приходит, что он должен сделать именно это! Но если вопрос не решен, если не выяснена логика соответствующих процессов, короче, если НИЧЕГО НЕ ПОНЯТНО, то какие приговоры, какие оценки чьего либо мышления здесь возможны? Что кроме пустого препирательства и голословных утверждений, обвинений, оскорблений здесь может быть? – Ничего кроме этого и НЕТ в книге Кара-Мурзы.

    Между прочим, Кара-Мурза и сам как будто чувствует «недостатки» своей работы, однако они его как то не очень огорчают. В «Заключении» он что то говорит о «научном типе мышления»; что де может показаться, что его книга не вполне удовлетворяет требованиям, предъявляемым к научным текстам и т.п. То есть он полагает, что мешанина из обрывков своих мыслей по поводу обрывков чужих мыслей (+ругань), коей является его работа, имеет какое то отношение к науке. Хотя, о чем я говорю?; ведь он же ученый: раз полагает, что имеет, значит, так оно и есть… Хм,  такая, стало быть, У НИХ наука…

   Могут спросить: если по твоему мнению книга Кара-Мурзы ПУСТА, то ты сам то в таком случае о чем собрался писать? На этот вопрос ответить легче, чем кажется. Кто то из поэтов воскликнул: «Из какого сора иной раз рождаются стихи!» Перефразирую: из какого мусора рождается наша левая оппозиция! – К такому выводу приходишь, ознакомившись с «Потерянным разумом»  С.Кара-Мурзы. Сам того не ведя, Кара-Мурза дает нам не критику якобы порочного мышления реформаторов, он демонстрирует нам КАЧЕСТВО своего собственного мышления. Он демонстрирует нам тот интеллектуальный уровень и потенциал на основе которого формируется совершенно ПРЕВРАТНОЕ восприятие всех текущих и вековых проблем России. Казалось бы, критиковать ход наших реформ дело самое простое и легкое: ни по одному из направлений реформирования не достигнуто никаких заметных положительных результатов, всюду провалы и «просчеты». Действительно плохо действовали и мыслили наши реформаторы! Пример Кара-Мурзы показывает, однако, как можно мыслить… еще хуже!

    Итак, критика мышления С.Кара-Мурзы – такова задача настоящей статьи.

 

 

1.МУСОР

  

Значительная часть «Потерянного разума» - это рассуждения просто никчемные, никуда не годные. Отчасти это недоразумения, отчасти - очевидные нелепицы, отчасти – пальба из пушек по воробьям, т.е. многословные и гневные тирады автора по каким ни будь случайным и ничтожным поводам, наконец, это те случаи, когда автор явно противоречит сам себе. Все это я не могу охарактеризовать иначе как мусор. Если просто взять и вырвать соответствующие страницы, то от этого книга только бы выиграла. (Впрочем, если вырвать и все остальные станицы, то она выиграла бы еще больше). Дабы не показаться голословным, спешу подтвердить сказанное примерами:

 

   Вот передача “Момент истины” с А.Карауловым. На экране видный деятель перестройки Святослав Федоров требует “полной свободы” предпри­ни­ма­те­лям и доказывает, что именно частная собственность породила человека… И при этом наш знаток “естественной истории” постоянно обращает внимание на то, что он - профессор. А надо бы про­фес­сору вспомнить, что при общинном строе люди (похожие на пите­кан­тропов не больше, чем самый цивилизованный предприниматель) жили в 2 тысячи раз дольше, чем при частной собственности. В русской общине или артели жили еще деды многих из нас. (Гл.1 643)

 

Хорошо, с помощью Кара-Мурзы мы вспомнили, что при «общинном строе люди жили в 2000 раз дольше» (имеется в виду, очевидно, продолжительность существования первобытно общинного строя, а не средняя продолжительность жизни древних людей), и что? Что из этого? И почему «жили»? При «общинном строе» и сейчас живут какие ни будь дикие племена Африки или Австралии. Так что же, мы должны усомниться в частной собственности на том основании, что ее нет у австралийских аборигенов?

   Вообще приведенная цитата содержит целый спектр представлений, почерпнутых ее автором должно быть из каких то детских книжек по истории – иного их первоисточника я не могу себе представить. Так, например Кара-Мурза видимо полагает, что первобытные люди были и впрямь коммунистами, коллективистами, альтруистами и все то у них было общее и т.п. Конечно, частной собственности как общественного института  в те времена не было, но она существовала в качестве животного инстинкта. Частная собственность уходит своими корнями в инстинкт самосохранения, подобно тому, как институт семьи в самых многоразличных его формах уходит корнями в половой инстинкт. Отсюда ясно сколь легковесно представление о том, что частная собственность есть явление относительное, исторически обусловленное и т.п. Вообще, здесь следовало бы вспомнить положение Гегеля о том, что в процессе развития не появляется ничего такого, чего в том или ином виде не существовало бы раньше. Переход человека от полудикого состояния к цивилизованному состоит в том, что человек, с одной стороны, начинает сознавать свое материальное состояние, с другой же стороны, это самосознание само становится в свою очередь фактором, формирующим материальное состояние субъекта. Половая связь, будучи осознанной, приводит к возникновению семьи, процесс добывания пищи, будучи осознанным, становится процессом труда, наконец, осознание человеком своей зависимости от тех или иных вещей приводит к тому, что человек пытается поставить эти вещи в зависимость от себя, т.е. сделать их своею собственностью. С одной стороны, не меняется как будто ничего, с другой – все переворачивается с ног на голову. Вернее, бытие человека раздваивается, причинно следственные связи переворачиваются: то, что прежде существовало просто как материальный факт или процесс, определяющий бытие субъекта, существует теперь как-то, что субъект пытается определить, создать. Помимо мира естественного возникает мир искусственный, рукотворный – это и есть начало цивилизации, начало истории. Частная собственность возникает в этот момент наряду с другими атрибутами цивилизованности: семьей, трудом, государством. В этом смысле С.Федоров прав, когда говорит что «частная собственность породила человека», хотя фраза эта и звучит косноязычно. Но это все же лучше, чем те «странные» представления, которыми «блещет» в данном случае Кара-Мурза и которые, собственно говоря, даже и в детских книжках невозможно отыскать. А именно, из других его высказываний на эту же тему явствует, что он связывает частную собственность исключительно с капитализмом и даже не с капитализмом, а с промышленным переворотом в Англии, и соответственно момент ее возникновения относит к концу 18 – началу 19 века. Почему он так думает, откуда он взял это представление – ума не приложу. Вообще то даже в школьных учебниках можно прочесть, что частная собственность в ее европейском варианте возникла у древних греков. Греческое войско во время Троянской войны уже вполне определенно выступает как рыхлая, даже анархическая корпорация частных собственников, в отличие от монолитных полчищ азиатских царей или фараонов. Однако и азиатские государства, хотя по своему характеру были противоположностью греческих полисов,  так же «не были свободны» от частной собственности. Если греческое общество есть множество частных собственников, то азиатское общество «состояло» из одного собственника (царя или фараона) все остальные «граждане» были его собственностью. То есть частная собственность существовала и здесь, но в перевернутом виде.

   Наконец и русская община была отнюдь не свободна от частнособственнических инстинктов. Кара-Мурза мог бы вспомнить хотя бы земельные переделы, которые периодически происходили внутри общины, происходили иногда даже вопреки здравому смыслу, очевидной экономической целесообразности (чересполосица и т.п. явления).  Подобные явления существовали потому, что крестьянин оставался собственником, несмотря на то, что этот его «статус» не имел никакого юридического и политического выражения; оставался ВОПРЕКИ своему «официальному» статусу крепостного и «общинника». Вообще, идиллический взгляд на общину, которым опять «блещет» Кара-Мурза выдает с головой какую-то его даже невинность в этом вопросе. Крестьянская община была результатом закрепощения крестьян, а не проявлением какого то их природного коммунизма, как должно быть думает Кара-Мурза. То есть общинное бытие крестьян было следствием не того, что они не были частными собственниками, а того, что они были частной собственностью помещика. Как же надо вывернуть свой разум, или наоборот, сохранить младенческий взгляд на вещи, чтоб в крепостном состоянии русского крестьянства, т.е. в проявлении частнособственнических отношений в худшем их виде узреть какую то свободу от этих самых отношений. Крестьянин и в самом деле не был собственником, НЕ МОГ им быть, НО ИМЕННО ЭТО и «плохо», ИМЕННО ЭТО и делало его рабом, ИМЕННО В ЭТОМ и состоит сущность крепостной зависимости. Кара-Мурза, очевидно, не может отличить свободу от рабства и потому так легко выдает рабство за свободу.

    Герцен, Чернышевский, первые поколения революционеров еще могли воображать, что русская община является залогом будущего, живым носителем коммунистических идеалов, альтернативой капиталистическому Западу и т.п. Но уже в конце 19 века, когда  вопрос уже был хорошо изучен и появилась целая соответствующая литература, ни для каких идиллий места не осталось. Каким образом все это неведомо УЧЕНОМУ Кара-Мурзе? – мне только и остается что развести руками…

 

Возьмем другой пример. В гл.16 Кара-Мурза цитирует Отто Лациса, который утверждает, что

 

за 1975-1985 годы в отечественное сельское хозяйство была вложена сумма, эквивалентная четверти триллиона долларов США. Это неслыханные средства, но они дали нулевой прирост чистой продукции сельского хозяйства за десять лет.

 

Кара-Мурза в ответ на это утверждение разражается бранью:

 

Это - замечательное признание, прямо для суда, который вряд ли когда-нибудь состоится над этим высокопоставленным лгуном. Замечательно это признание тем, что создание черного мифа о советском сельском хозяйстве велось силами высших чиновников КПСС в ее главном теоретическом журнале.

 

В чем же, спрашивается, прегрешение Лациса, причем такое, что впору в суд его тащить? В том, объясняет Кара-Мурза, что сельскому хозяйству давали, по мнению Лациса, МНОГО, в то время как  Кара-Мурза полагает, что давали МАЛО. – Прямо скажем, на преступление не тянет. Да и при чем здесь это? Ведь ключевая мысль Лациса состояла не в том, что давали «неслыханно» много, а в том, что отдача от этих вложений была НУЛЕВОЙ. Если каждый вложенный рубль дает отдачу, равную 0, то вложите хоть сколько, все равно в результате получится НОЛЬ – вот о чем говорит Лацис. Как можно было не понять этого «нюанса»? Заметьте, что Кара-Мурза обычно вступает в полемику что называется во всеоружии: у него под рукой, по-видимому, целая кипа всевозможных справочников, так что при каждом поводе он мигом выкладывает вороха цифр, почему же в этом случае он не привел никаких статистических данных? Разве трудно было «с цифрами на руках» доказать, что отдача от упомянутых миллиардов была значительной, или хотя бы что она просто БЫЛА? Почему Кара-Мурза не сделал этого? Потому видимо, что либо статистика говорит о том же, о чем и Лацис, либо Кара-Мурза просто не понял, вернее УМУДРИЛСЯ НЕ ПОНЯТЬ о чем идет речь… Зато обозвал Лациса лгуном а заодно просветил нас насчет «норм рационального мышления», «разрушении чувства меры» и т.п.

 

Крайнее возмущение Кара-Мурзы вызывает начавшийся из России экспорт хлеба при одновременном сокращении импорта мяса (в противоположность с советскими временами, когда хлеб импортировался). По его мнению, этот экспорт осуществляется за счет сокращения внутреннего потребления хлеба. Доказать это положение (со всеми вытекающими «оргвыводами» в адрес правительства и реформаторов) казалось бы проще простого. Ну покажи статистически, что потребление хлеба на душу населения сократилось, или что его цена относительно зарплаты значительно выросла, что косвенно свидетельствовало бы о том же - и точка. Нет, таким прямым путем Кара-Мурза почему то не идет, он выбирает путь ИЗВИЛИСТЫЙ:

 

В результате реформы на наших глазах происходит важное изменение жизнеустройства России, но мы его не замечаем. Состоит оно в том, что в стране почти вдвое сократилось производство продовольствия и, соответственно, ухудшилось питание большинства населения - и в то же время из РФ начался экспорт зерна. (Гл.37 516)

 

…Все мы учились в школе и можем свести в систему пару величин. Если производство сельского хозяйства упало почти вдвое и при этом «радикальным образом сокращен импорт» и начат экспорт зерна, то это значит, что население испытывает массовое недоедание. Хвастаться этим - признак патологии сознания, нарушение норм рациональности.

 

Не надо про «патологию сознания» и не надо что-то там сводить в систему и угощать читателя своими умозаключениями. Если Ты сам заговорил именно о хлебе и сокращении его потребления, то и докажи «с цифрами на руках», что это действительно так. Вместо этого Кара-Мурза бросается в историю вопроса и рисует целую эпопею. Он вспоминает конец 19 века в России, когда экспорт хлеба действительно сопровождался голодом внутри страны. – Но это было 100 лет назад, а сейчас то как обстоит дело? – Кара-Мурза опять не слышит этого вопроса и вместо того, чтоб ответить на него тащит читателя  еще дальше в дебри истории  -  в европейское средневековье: … Венеция… инквизиторы Барселоны… голод в Испании… Французская революция… Наконец рациональность Просвещения, а мы, оказывается, отказались от самых элементарных ее норм. – Господи, да что же это такое? Потребление хлеба сократилось или нет? Кара-Мурза – большой знаток статистки – представит нам соответствующие цифры или нет? В гл.38 появляются, наконец, цифры, но они какие-то «несоответствующие»:

 

…хлеб к настоящему моменту по сравнению с концом 80-х годов подорожал относительно среднего автомобиля (ВАЗ-2105) примерно в 7 раз, а проезд на метро в 18,5 раз.

 

При чем тут метро и ВАЗ? И какие выводы из этих цифр можно сделать относительно потребления хлеба? Кара-Мурза, видимо увлекшись своей эпопей о хлеботорговле в средневековой Европе, совсем забыл  о чем речь. Постараюсь восполнить пробел своими доморощенными наблюдениями.

 

Хлеб в СССР был крайне дешев, цена (20 коп. за булку) была явно заниженной. Хлеб валялся на помойках, его (в булках!) скупали мешками с тем, чтоб кормить домашний скот и т.п. В народе хорошо понимали и нередко говорили вслух, что хлеб слишком дешев и надо бы его цену поднять. Но это был вопрос политический: почти дармовой хлеб был одним из преимуществ советской власти. Соответственно, на повышение цены власть никак не могла пойти.

    Будучи молодым специалистом, я получал 100 руб. в месяц. Не трудно подсчитать, что на свою зарплату я мог купить 500 буханок хлеба. Если бы я сегодня в этом же качестве пришел на производство, я получал бы 3-5 тыс. руб. в месяц. Хлеб сегодня стоит 7-10 руб. булка. Соответственно сегодня  500 буханок хлеба стоят 3,5-5 тыс. руб. Таким образом, цена хлеба действительно несколько возросла. Но этот рост в известной мере оправдан, если учесть, что его цена в СССР была заниженной. Но ни о каком ее росте и соответственно сокращении потребления в разы не может быть и речи. Вот и все… И не надо мне рассказывать про голод в Испании в каком-то там веке. 

 

Я, однако, не поленился и попытался найти в инете сведения о годовом потреблении хлеба. Сведения оказались, как всегда, «противоречивыми». Согласно одному источнику www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2004/07/15/0000167422/zerno.doc  потребление хлеба за год на душу население падало до 98 года, затем начало возрастать. В 98 г. эта величина составила 57,5 кг. Однако согласно другому источнику www.profile.ru/items/?item=2510 этот же показатель за 97-98гг. составлял по разным регионам от 87 до 137 кг., при норме в 100 кг. При этом, согласно третьему источнику http://www.uralagro.ru/article103.php среднее потребление в России составляет 120 кг, в Европе же 66,85 кг. Вообще же рост или падение потребления хлеба свидетельствуют не о росте или падении уровня жизни, а скорее об обратных процессах. При падении доходов человек переключается с относительно дорогих продуктов питания на относительно дешевый хлеб и потому потребление последнего возрастает, при росте доходов происходит обратный процесс.

 

Заметьте, однако, я вовсе не считаю, что эти мои изыскания достаточно проясняют вопрос, я хочу лишь сказать, что многостраничная «эпопея» Кара-Мурзы проясняет его еще меньше. Вопрос сложен, статистика лукава. Хлеба сейчас производится меньше, чем в СССР, но ведь и население России в 1,5 раза меньше, чем в СССР. Далее, хлеб идет не только в пищу людям, но и на корм скоту, так вот, СССР, насколько мне известно, импортировал как раз эти пищевые, высокие сорта хлеба. Стало быть, производилось его внутри страны заведомо недостаточно. Теперь, если производство этих сортов хлеба еще и сократилось в тех масштабах, как утверждает Кара-Мурза, если еще и начался его вывоз за границу, то тогда внутри России должен быть настоящий массовый голод вроде того, что имел место в царской России в конце 19 века. Но тогда он действительно «имел место», никому не придет в голову это отрицать, сегодня же его не «наблюдается», несмотря на все истеричные попытки Кара-Мурзы внушить нам обратную мысль. Если же часть населения недоедает, то недоедание возникает за счет сокращения потребления НЕ ХЛЕБА, а других продуктов и не столько по причине роста цены этих самых продуктов, сколько по причине падения доходов: те слои населения, которые и при социализме имели доходы ниже среднего, стали получать относительно еще меньше. – Ну так и надо говорить в этом случае об этом произошедшем  падении доходов, необходимости их повышения, борьбе с бедностью и т.п., но никак не об экспорте хлеба.

    У меня нет никаких причин защищать реформы и реформаторов. Если бы Кара-Мурза нарисовал полную, ясную картину  потребления продуктов питания в России со всеми изменениями, произошедшими в этой области, я бы первый сказал ему «спасибо». Но если вместо этого он вываливает на голову читателя вороха не относящихся к делу сведений и затем из этой мешанины извлекает вывод, что «темные силы» вырывают у народа последний кусок хлеба и отправляют его за границу, в то время как дети и беременные женщины голодают, то вот такую то аргументацию я  и называю интеллектуальным мусором.

… Или может быть я что  не так  понял? Перечитываю соответствующее место из гл.37… Впечатление еще хуже, чем при первом прочтении. Может быть Кара-Мурза, когда говорит о «массовом недоедании»,  имеет в виду снижение потребления не хлеба, а молока и мяса? Тогда при чем тут экспорт хлеба? Или речь идет об экспорте кормового (на корм скоту) зерна? Так что именно, какие сорта зерна экспортируются? – Даже в этом ясности нет. Или я должен догадываться:  потребление молока и мяса сокращается, ПОТОМУ ЧТО производство продуктов животноводства сокращается, последнее происходит ПОТОМУ ЧТО кормовой хлеб вывозится из страны? Но об этом прямо Кара-Мурза не говорит, никакого подобного «умозаключения» не выстраивает. Но если он «намекает» на что-то вроде этого, то ведь еще надо доказать, что сокращение производства продуктов животноводства происходит ПОТОМУ ЧТО зерно экспортируется, а не наоборот. Впрочем, какие доказательства, ведь там же он говорит о росте цены именно хлеба (т.е. «в булках»), стало быть – и опять я должен догадываться! – речь идет об экспорте именно пищевых сортов зерна и о сокращении потребления именно хлеба. Кроме того, почему он говорит о сокращении производства сельхозпродуктов ВООБЩЕ, хотя по логике вопроса должен говорить о динамике производства прежде всего и именно хлеба? И почему когда говорит о росте цены хлеба, то приводит в пример не статистические данные, что было бы проще всего, а какой-то частный случай на Ставрополье? В общем, черт ногу сломит. Вот вам и «критика инструментов мышления»… г-на С.Кара-Мурзы!

 

Реформа ЖКХ. Вот о чем бы я меньше всего хотел говорить, так это о ЖКХ. Ну не владею я этой темой, ничего в ней не понимаю, и признаться, понимать не хочу! Оно конечно, вопрос - животрепещущий, касается всех и каждого и т.д. и т.п., но ведь я не слесарь, в конце концов, не начальник жека и не министр этого… как его… Впрочем, кто из министров отвечает за ЖКХ я так же не знаю и опять таки знать не хочу. Я, конечно, не стал бы так подставляться, сознаваясь в своем невежестве, ограниченности и т.п. качествах, если бы не пример Кара-Мурзы, который как раз и показывает, что иной раз тупое мещанское равнодушие к проблеме все же предпочтительнее праздного любопытства иных умов.

    Первым делом Кара-Мурза нападает на… тепло и водосчетчики (дались же ему эти счетчики!)

     Зачем нужны счетчики? Неужели это нужно кому-то объяснять? Видимо нужно, потому как некоторые УЧЕНЫЕ этого НЕ ПОНИМАЮТ.

   Прежде всего, ясно, что разумный человек готов платить за себя, но не готов платить за соседа, тем более, за тепло, которое обогревает улицу. Для того чтоб отделить здесь одно от другого, и придуман счетчик. Таким образом, с точки зрения частного лица все ясно. А зачем нужны счетчики с государственной точки зрения? Затем, чтоб в области тепло и водоснабжения сделать возможным объективный учет и контроль (почти по Ленину).

    Пре6дставьте, что на каком ни будь городском рынке вдруг исчезли бы метры, гири, весы и т.п., так что продавцы оказались бы вынужденными отпускать товар «на глазок». Что бы произошло? Покупатели бы просто ушли с такого рынка на какой ни будь более «цивилизованный», на котором есть чем измерять и взвешивать. Если же бы им оказалось некуда уходить, то продавцы и покупатели в течении  часа передрались бы между собой. Невозможен никакой обмен, когда непонятно кто кому что и за что должен. Между тем как раз в таких то условиях и существует ЖКХ. Одни кричат: нам не платят, потому мы не можем ничего сделать; другие: мы платим, и цены постоянно растут, а толку никакого; третьи: мы не платим, т.к. не обеспечены в должном объеме ни водой, ни теплом. Наконец, четвертые ничего не кричат, просто молча не платят справедливо полагая, что в этой мутной воде все равно все концы в… эту самую воду. Счетчики как раз и нужны, чтобы сделать эту «воду» «прозрачной», чтоб внести, можно сказать, естественнонаучную ясность в вопрос кто кому и за что должен платить. Без этой элементарной ясности по настоящему вывести ЖКХ из кризиса невозможно.

    Что во всем этом непонятно Кара-Мурзе?... Я, впрочем, затрудняюсь истолковать его аллергию на счетчики, только диву даюсь и  более ничего… Пусть судит читатель.

    Замминистра Леонов на каком-то совещании сказал

 

что для решения накопившихся проблем в теплоснабжении… необходимо, в первую очередь, совершенствование организационной, нормативной и правовой базы, разработка новых подходов к тарифному регулированию, управлению спросом и развитию рыночных отношений, осуществление технического перевооружения отрасли. (Гл.17 72)

 

Пусть читатель еще раз перечтет эту цитату… ничего «такого», не правда ли? Открытий и прозрений нет, с другой стороны, вроде все правильно, спорить особо не с чем. Словом, обычная канцелярщина. Но вот какую реакцию вызвала эта цитата у Кара-Мурзы:

 

…министры впали в иллюзию… Это – крайняя  степень аутистического сознания и гипостазирования. Воздействие на реальные сущности пытаются заменить мани­пуляциями со словами и понятиями… Это – выверт истории, болезнь нашей культуры…  мышление шамана… Произошел чудовищный откат от рационального сознания и расчетливости к мышлению, которое называется пралогическим… Люди с таким мышлением, хотя и бывают очень хитрыми и ловкими, не могут составить в уме цепочки причинно-следственных связей и произвести простей­шие расчеты – они не могут ориентироваться в реальном пространстве.

 

Вот скажите на милость, ОТКУДА все это взялось? Чего уж такого сказал несчастный замминистра, чтоб вызвать этот обвал  заумных обвинений бог знает в чем? Почему заурядные чиновничьи речи повергают Кара-Мурзу в какой-то как будто даже экстаз и он начинает… именно как шаман гнать и шельмовать каких то померещившихся ему злых духов. Не понимаю и не могу объяснить этой реакции. Ясно, однако, что при таком умонастроении счетчик на Кара-Мурзу может произвести такое же… неизгладимое впечатление, как на шамана - зажигалка, скажем, или другое подобное «чудо техники». Похоже, так оно и есть.

   Он с чего то взял себе в голову, что правительство при помощи счетчиков думает решить проблему дырявых труб… А впрочем, правительство, если угодно, думает именно это и оно, в отличие от Кара-Мурзы, ПРАВО.

 

…Ясно, что центр тяжести кризиса лежит в сфере производства и транспорта тепла, и здесь всем ясно, что надо делать - надо заменять трубы. Что произойдет, если внимание власти будет переключено на установку счетчиков, то есть на сферу распределения, на “рыночную” часть системы? Люди потратятся на счетчики, а потом, тыкая в них пальцем, откажутся платить за вытекшую из худых труб воду.

   Предприятие… которое и сегодня не может справиться с ситуацией и не имеет денег на ремонт теплосетей, получив по счетчикам только половину нынешней суммы, будет объявлено банкротом и ликвидировано. Будут уволены и те ремонтники, что сегодня устраняют аварии, и катастрофа резко приблизится.

 

А может все же дыры в трубах надо заделать, господин мыслитель, и тогда   никакой катастрофы не произойдет? И может, если заделать все дыры, то угля в котельных будет сжигаться меньше и выйдет из этого  какая ни будь экономия? Но кто же должен заниматься трубами: Путин с Шойгу из Кремля, или все же соответствующие предприятия на местах? Но ЗАЧЕМ этим самым предприятиям что то делать, если вода и тепло, потерянные через дыры в трубах, СПОЛНА оплачиваются потребителем? Не правильнее ли будет, чтоб потребитель оплачивал именно то тепло и воду, которые реально получает, именно эта мера как раз и вынудит предприятия ликвидировать потери, озаботиться реальной доставкой тепла и воды потребителю, а  не выкапывать и закапывать каждый год одну и ту же трубу, чему, наверное, всякий был свидетелем. Для того чтоб установить между потребителем и производителем услуг ЖКХ рациональные, здоровые отношения, как раз и нужен счетчик. Конечно, счетчики - не панацея, но никто и не ожидает от их внедрения каких-то чудес.

 

Какой отход от здравого смысла! -  выходит из себя Кара-Мурза, -  ... Как будто, если снизить тарифы тем, кто установит счетчики, свищи в теплотрассах зарастут сами собой.

 

Да никто так не думает! Из тех цитат чиновников и политиков, которые он приводит, ничего подобного не следует. Кара-Мурза приписывает своим оппонентам придуманные им самим глупости, чтобы тут же подивиться ИХ глупости!…

   Но то, что счетчики содействуют решению проблем ЖКХ, это бесспорно. В конце концов, почему Кара-Мурза не восстает против электрических или газосчетчиков или против весов на рынках и в магазинах, против спидометров, манометров и т.п. – ведь все это того же поля ягоды, что и ненавистные ему тепло и водосчетчики. Или он об этом не догадывается?

   Мало того, что он самоотверженно бросается на борьбу с мельницами… то бишь со счетчиками, он пускается еще и в технические подробности, «которых люди не знают», он же, как ученый, знает и спешит  нас просветить. «Одно дело – говорит он, -  измерить объем вылитой из трубы воды, и совсем другое – измерить количество тепла, излученного батареями отопления. Технически эта задача еще не решена…»  - А чего тут решать то? Если вы измерили расход теплоносителя, то достаточно измерить разность температур этого теплоносителя на входе и выходе системы (для этого, если Кара-Мурза не в курсе, существуют термометры) и с помощью несложной формулы можно высчитать количество потребляемого ею тепла. Впрочем, и считать ничего не нужно: современные счетчики сами все просчитывают. Говорю это не «с кондачка»: в поисках хлеба насущного я какое-то время как раз и занимался установкой этих самых счетчиков и могу квалифицированно заверить: никаких «таких» проблем, о которых стоило бы упоминать в «гуманитарной» работе здесь не существует. Словно какая то злая сила влечет Кара-Мурзу даже и в технические вопросы, в которых он уже явно, что называется, «ни уха, ни рыла».

    Счетчики, повторяю, всех проблем не решают. Возможно, что даже при самом рачительном хозяйничаньи ЖКХ в большинстве случаев останется дотационной отраслью. Спрашивается, какой же смысл предприятиям ЖКХ что то менять в своей деятельности, если они все равно обречены жить на дотациях? На этот вопрос у правительства есть ответ. Какой-то высокопоставленный чиновник Л.Чернышев говорит:

 

 “Я должен сказать, что… в пределах 120-127 млрд. рублей ежегодно из консолидированного бюджета в ЖКХ отправляется денег, и сейчас отправляется. Но эти деньги идут как дотации предприятиям ЖКХ, естественно, не имеют никакой адресности, ничего. В результате они, естественно, используются так, как на душу положит этому предприятию. Т.е. задача реформы в том, чтобы деньги отдать гражданину, тому, кто нуждается в субсидии. Отдать эти деньги человеку, и чтобы он заплатил полным рублем с учетом государственной поддержки”. (Гл17 424)

 

То есть здесь мы видим продолжение той же мысли, что и в случае со счетчиками: пусть производитель получит дотации, но не «просто так», не за закапывание и выкапывание вышеупомянутой «одной и той же» трубы, а за реально оказываемые населению услуги. И, как и в случае со счетчиками, эта идея вполне здравая, хотя и, опять таки, не чудодейственная. И, как и в случае со счетчиками, она вызывает у Кара-Мурзы какие то нездоровые чувства:

 

Нынешние чиновники высокого ранга изъясняются странно, и за мыслью их уследить непросто. Почему деньги, идущие “как дотации предприятиям ЖКХ, естественно, не имеют никакой адресности, ничего”? Почему это естественно и как деньги могут “не иметь ничего”, тем более “никакой адресности”? Наше правительство – это коллективный Ванька Жуков, посылающий денежный перевод “на деревню дедушке”? И почему деньги, посланные без адреса, все же попадают предприятию, а уж оно, естественно, тратит их “как на душу положит”? Что за чертовщина, господа реформаторы?

 

То есть Кара-Мурза приписывает Л.Чернышеву мысль, что правительство де буквально отправляет деньги «на деревню дедушке», он недоумевает, как они попадают «куда надо» и почему предприятие тратит их «как на душу положит»? Объясняю. Отправляя дотации, правительство не может знать какую именно трубу надо заварить, какую – заменить, что и в какой котельной восстановить и т.д. и  т.п. И это вполне естественно ибо, в конце концов,  в правительстве сидят люди, а не боги из машины. В этом смысле правительственные чиновники не могут указать адреса, т.е. целей, вплоть до подробностей, отправляемых дотаций. Мало того, предприятия определяя объем необходимых дотаций, сознательно завышают требования и это опять таки естественно: в таких случаях всегда работает правило: запросить как можно больше, чтоб получить хоть что-нибудь. Поэтому и получив соответствующие деньги, предприятие, даже не нарушая никаких инструкций и законов, обладает определенной свободой в их использовании: может потратить «куда надо», а может – частично или полностью – «куда не надо». Так вот, чтоб предприятие лучше соображало на что прежде всего надо тратить деньги, как раз и необходимо, чтоб оно получало их не непосредственно от правительства независимо от эффективности своей работы, а из рук потребителя, за реально оказываемые услуги. Все «нормальные» производители в «нормальных» условиях получают доход за конечный полезный эффект своей деятельности, а не за издержки производства – только лишь это правило и пытается распространить правительство на сферу ЖКХ. – Что в этом неправильно, что непонятного? Почему господину ученому нужно расшифровывать простейшие вещи? Если он не в состоянии уследить за чужими мыслями, то хотя бы поаккуратней высказывал свои собственные, а то действительно получается «чертовщина».

 

Под конец своих нападок на  власть по поводу счетчиков и дырявых труб Кара-Мурза заговорил уже совсем как слесарь Полесов  из «Двенадцати стульев»:

 

И вот, как результат “мотивации и экономического стимулирования” со стороны правительства, техническая мысль и производственные планы российской промышленности направлены не на улучшение труб, котлов и насосов, а на конструирование и производство счетчиков…

Кстати, как раз выпуск технических средств для производства и транспорта тепла, в отличие от выпуска технических средств для сферы распределения, в ходе реформы парализован.

 

Да откуда, собственно говоря, г-ну Кара-Мурзе знать, на что там направлена техническая мысль и производственные планы российской промышленности? Если растет производство счетчиков, то конечно не за счет того, что сокращается производство труб или насосов и конечно НЕ ПОТОМУ что оно сокращается. Наконец, откуда видно, что выпуск этих самых труб и насосов действительно сокращается и, тем более, что он парализован? Откуда же возникает соответствующая продукция, при чем заметьте отечественного производства? А то, что она «возникает» не трудно убедиться, приблизившись к любой стройке или «раскопкам», производимым предприятиями ЖКХ. В общем, получается а-ля Полесов: «Трамвай пускать собираются, а плашек на три восьмых дюйма нету, нету, нету!»

 

Вернемся к сельскому хозяйству.

 

Один из важнейших стереотипов, которые с 60-х годов вырабатывала (с помощью “профессионалов”) и вбивала в массовое сознание наша либеральная интеллигенция, гласил о “неэффективности” колхозно-совхозной системы сельского хозяйства. Важным элементом этого стереотипа был тот факт, что в сельском хозяйстве США занято всего 3 млн. человек, а в СССР – 20 миллионов. Какой ужас, какое отставание! Надо ликвидировать колхозы и превратить колхозников в фермеров, как в США. (Гл.16 156)

 

И Кара-Мурза горой встает на защиту колхозов. Оказывается, враги колхозов неправильно считают; надо, по его мнению, считать не только тех, кто на полях и фермах, но и всех занятых в агропроме в целом. Он высчитывает и получается, что в «агропроме» США занято 24,8 млн.чел.,  в СССР 33 млн.чел. Но ведь все равно же в США меньше! И не на процент или два, а на 25%. Но это - численность работающих, теперь для полноты картины вы должны показать объемы производимой продукции, причем конечной продукции «агропрома в целом», в виде колбасы, или творога, или мороженного, а не сырой продукции в виде мяса или молока. Подобные цифры явно будут не в пользу СССР, поскольку разница здесь качественная: советскому человеку даже и не снился тот ассортимент продукции, который производился американским «агропромом». Никаких соответствующих цифр Кара-Мурза, однако, и не приводит, а продолжает говорить, похоже, о производстве именно сырой продукции. Но в таком случае и численность надо брать не всего агропрома а только тех, кто и производит эту продукцию, т.е. непосредственно работающих на полях и фермах. То есть мы вновь возвращаемся к цифрам 3 и 20 млн.чел. соответственно… Ну хорошо, положим, что за счет низкого разделения труда, т.е. за счет того, что в колхозах не только производилась сырая продукция, но и частично обрабатывалась, численность  непосредственных производителей на полях и фермах была меньше 20 млн. Положим их было только 9 млн. чел. (беру наобум и явно занижаю цифру), но ведь все равно получается в 3 раза больше, чем в США! Словом, как ни крути, численность занятых в сельском хозяйстве в США была существенно меньше, чем в СССР.

   А что же насчет объемов продукции? И по производству сырой продукции никаких цифр Кара-Мурза не приводит, а дает лишь общие оценки «больше - меньше»:

 

Если учесть, что СССР производил сельхозпродукции на душу населения больше, чем США - почти по всем показателям, кроме мяса, - то придется признать, что особого преимущества в производительности фермер перед нашим колхозником вообще не имел.

 

Если бы точные цифры производимой продукции свидетельствовали в пользу Кара-Мурзы, он бы их непременно привел, а не ограничился бы общей фразой насчет «производства сельхозпродукции на душу населения». Однако цифры здесь и не нужны и даже если бы они были в пользу Кара-Мурзы, это бы ничего не меняло, потому что есть вещи посильнее цифр, а именно ФАКТЫ, причем факты глобальные и общеизвестные. Это СССР закупал хлеб в США, а не наоборот, это в СССР, а не в США были талоны на мясо и масло, это в СССР, а не в США существовал дефицит продовольствия. Продукты вроде сыра, сгущенного молока и прочь. «деликатесов» просто отсутствовали на прилавках, но и самые необходимые продукты  - молоко и кефир – можно было гарантированно купить только в первой половине дня, к концу дня на прилавках не оставалось ничего иль очень мало. То есть даже и эти продукты были в относительном дефиците.

    Так что как ни крути, а сельское хозяйство в СССР было менее эффективным, чем в США. Как видит читатель, я выразился предельно корректно и деликатно: никаких «в разы», никаких цифр, без малейшей попытки как то искусственно красного словца ради или в целях идеологических усугубить эту разницу в эффективности. Но даже и такая формулировка - этот вывод, неизбежно вытекающий, кстати, из его же собственных цифр, Кара-Мурзу никак не может устроить. Как счетчики и прочие явления нынешней России вызывают в нем нездоровую отрицательную реакцию, так и колхозы и вообще все советское вызывают в нем реакцию положительную, но столь же нездоровую. Ему страшно хочется доказать, что колхозы были более… и не просто более, а ФАНТАСТИЧЕСКИ более  эффективны, чем фермерское хозяйство. И вот мы узнаем, что

-         тракторов в СССР было в 10 раз меньше, чем в США (на ед. обрабатываемой площади) (гл.18)!

-         Себестоимость зерна в 2-3 раза меньше (гл.18)!

-         На душу населения сельхозпродукции производилось, как мы уже знаем, больше, чем в США!

-         Рентабельность колхозов 38% (гл.16) (т.е. прямо таки Клондайк)!

И это при том, что климатические условия куда менее благоприятны, чем на Западе, и поддержка со стороны государства скромнее…  Да здесь неуместны никакие превосходные степени для характеристики  положения, это просто чудо из чудес. Если же позволено усомниться в возможности чуда, то это просто ложь. Здесь уже и не важно, откуда Кара-Мурза выковыривает свои цифры (вот и верь после этого, кстати сказать, всей той статистке, коей набита его книга!), важно, что перечисленные показатели в указанной их комбинации физически невозможны. Идеологи перестройки могли преувеличивать разрыв в эффективности между сельским хозяйством в СССР и США, но они не искажали качество этой ситуации: разрыв существовал и был значителен. Поэтому им легко и верили, и никто не проверял их цифры. И вот теперь борец за правду Кара-Мурза с некоторым запозданием взялся вывести на чистую воду перестроечную ложь… и нагромоздил собственной лжи, которая уже прямо ни в какие ворота. То есть сколь бы не слабы были перестройщики, их оппоненты еще хуже: даже с запозданием, даже собравшись с мыслями, они не могут предложить нам ничего кроме лжи, причем большей и худшей, нежели та, коей подчивали нас прорабы перестройки. Вот и удивляйся после этого, почему это такие ничтожества как Горбачев и Ельцин оказались наверху и вышли победителями из всех передряг…

 

Вообще то у меня в запасе имеется еще целая коллекция всякого рода диковинных умозаключений, построений, соображений и т.п. Кара-Мурзы вроде разобранных выше. Но у меня нет цели соревноваться с ним в многословии, поэтому перейдем к вопросам более серьезным.

 

 

2. О КАПИТАЛИЗМЕ

 

Примем во внимание жесткий факт, который историк капитализма Фернан Бродель, поднятый на щит именно во время перестройки, сформулировал таким образом: “Капитализм вовсе не мог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда”. В контексте Ф.Броделя, который делает этот вывод после подсчета притока ресурсов из колоний в Англию в XVIII веке, слово “развиваться” равноценно понятию “существовать”. То есть, “услужливая помощь чужого труда” есть условие выживания капитализма - мысль довольно банальная, которой, однако, наша интеллигенция и знать не хотела. (Гл.12 840)

 

Историк Бродель сказал… ну и что, что он сказал? Существуют факты и принципы, которые ни Бродель, ни Кара-Мурза, ни оба вместе отменить не в состоянии. Основной факт состоит в том, что капитализм возник вовсе не в эпоху колониализма и не как следствие колониализма. Колониализм вообще имеет лишь косвенное отношение к генезису капитализма. Колонии обогатили Запад, но не изменили сущности западной цивилизации, так же как открытие еще одного богатого месторождения нефти не меняет технологии производства нефтепродуктов. Капитализм возник в недрах феодализма ВСЛЕДСТВИЕ роста производительности труда в сельском хозяйстве, отделения ремесла от сельского хозяйства и возникновения средневековых ремесленных городов. Средневековый город – вот начало капитализма (само слово «буржуй» в переводе на русский – «горожанин»), и уже здесь же очевидны его и причина, и принцип одновременно. Он возник, с одной стороны, как  результат роста эффективности сельского хозяйства, с другой - как средство дальнейшего повышения производительности труда вследствие отделения ремесла от земли (разделения труда). Капитализм – это экономически наиболее эффективный способ существования общества, при котором рост экономической эффективности достигается не только за счет разделения труда, но разделения и отделения  вообще всех производственных и общественных функций друг от друга: ремесла от земли, города от деревни, труда от капитала, финансов от производства, ветвей политической власти друг от друга и т.д. и т.п. Превращая каждую функцию в специальность или в собственность частных лиц и предоставляя затем свободу конкурентной борьбе этих лиц, капитализм ИМЕННО ЭТИМ САМЫМ раскрепощает и мобилизует внутренний, субъективный потенциал развития человека и общества, - как раз тот потенциал, который всегда в большей или меньшей степени был подавлен в азиатских обществах. Отсюда и берет свое начало противоположность между европейским качеством и азиатским количеством – противоположность, из которой так или иначе вырастают все противоречия между Западом и Востоком («Восток» я имею в виду в политическом, а не только географическом смысле) на протяжении  всей истории. Там где необходима была концентрация внешних материальных ресурсов, там Восток, Азия всегда превосходила Европу. Но когда требовалось развить внутренний творческий потенциал человека, там, где требовалось не количество, но КАЧЕСТВО, там Европа очень скоро обогнала Азию и этот разрыв – в данном случае я имею в виду прежде всего научно-технический его аспект - существует по сей день.

    Можно конечно отвергнуть предложенное только что определение капитализма, и я не намерен его сейчас «впопыхах» отстаивать. Я лишь указываю на этот научно технический потенциал Запада и говорю: вот факт, который, прежде всего, следует иметь в виду, когда говорят о капитализме и обо всем, что с ним связано. Этот факт общеизвестен, но, тем не менее, именно его игнорирует Кара-Мурза и все его единомышленники в своих нападках на капитализм.

   Запад существует за счет ограбления колоний и эксплуатации зависимых стран и народов, кричат они:

 

Та формула, которую дал Ф.Бродель на основе скрупулезного подсчета ресурсов, которые западный капитализм бесплатно получил из колоний, в разных вариантах повторяется и другими крупными учеными и философами самого Запада, так что тут никакой ошибки нет. Удивительно, что это вдруг перестала знать и понимать наша интеллигенция. Иногда даже кажется, что это неискренне. С большим скрипом начинают люди признавать, что масштабы средств, изъятых метрополиями из колоний, существенны. (851)

 

Так что же, господин политэконом, компьютеры, автомобили, самолеты, небоскребы, спутники, ракеты и т.д. и т.п. -  все это Запад БЕСПЛАТНО ВЫВЕЗ из колоний? Не подлежит никакому сомнению, что Запад вывез огромные богатства из колоний и этот переток богатств в той или иной форме происходит и по сей день. Но дело то все в том, что эти богатства САМИ ПО СЕБЕ никого не способны… обогатить, ибо в основной массе это  сырой материал, не годный потреблению. Из него еще только ДОЛЖНА быть произведена масса благ, обладающих потребительными свойствами – то, что человек и общество действительно могут потреблять и то, что только и составляет ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ богатство.

     Иные  цитаты, которые приводит Кара-Мурза, как будто  подводят его к мысли о производстве, но он понимает в них только то, что ему «нравится»:

 

Клод Леви-Стросс, например, высказался так: “Запад построил себя из материала колоний”. Из этого можно сделать простой вывод: глупо надеяться построить у себя в стране такой же тип хозяйства, как у Запада, если ты не можешь отнять у других народов такую уйму “строительного материала”.(875)

 

  «Строительного материала» и в России хватает. А «из этого» следует совсем   другой вывод: «Запад построил себя…» - эта фраза ни на что не намекает?  ПРОИЗВОДСТВО – какими еще буквами надо начертать это слово, чтоб специалисты по политэкономии, вроде Кара-Мурзы, обратили, наконец, внимание на этот «нюанс». Именно в сфере материального ПРОИЗВОДСТВА Запад превзошел остальные государства и народы, и именно это обстоятельство является конечным источником всех его богатств.   

 

Повторяю, что на самом Западе у мало-мальски образованного человека уже нет никаких сомнений в том, что благополучие его сограждан сегодня более чем наполовину оплачено “услужливой помощью чужого труда”. Но как же этого могла не заметить наша интеллигенция? Ведь уже в 60-е годы одной из главных тем кухонных дебатов стало отставание СССР от Запада в промышленном и научно-техническом развитии и особенно в “уровне жизни”. И уже тогда у многих (про себя могу сказать точно) вызывала удивление способность наших “прогрессивных” товарищей вырвать проблему из ее реального контекста и как бы забыть общеизвестные вещи. И забыть не только информацию, но и навыки рассуждений, которыми эти товарищи прекрасно владели в своих лабораториях и КБ. Ведь эффективность системы никак нельзя оценить, сравнивая только “выходы”. Ясно, что для оценки надо приводить Запад и СССР к общему знаменателю по ресурсам - хотя бы приблизительно, по главным, наиболее массивным “вкладам”. (912)

 

Вместо того чтоб поучать нас «навыкам мышления» Кара-Мурзе не дурно бы самому поучиться… тому же самому. Эффективность НЕ ЗАВИСИТ ни от «входа», ни от «выхода» как таковых, потому что эффективность есть  ОТНОШЕНИЕ между «выходом» и «входом» - это  своего рода коэффициент полезного действия экономики. Если бы ВВП СССР только количественно был меньше ВВП США, то мы еще могли бы надеяться объяснить эту разницу тем, что экономика СССР «потребляет» меньше ресурсов. Но, во-первых, экономика СССР на ед. продукции потребляла не меньше, а больше ресурсов, чем экономика США. И эту разницу только отчасти можно объяснить более суровыми климатическими условиями производства. «Экономика должна быть экономной» - этот перл где придумали в СССР или в США? В СССР. И что же это означает? То, что экономика СССР, чем дальше, тем больше проявляла свой затратный характер и это не было секретом даже для  высших партийных кругов, откуда и свалился указанный лозунг. Борьба с бесхозяйственностью, расточительностью и т.п. явлениями – это все при социализме было злобой дня, об этом постоянно писали в газетах, говорили с трибун, однако вся эта «говорильня» была столь же мало эффективной, как и сама экономика. ЗАТРАТА была плотью и кровью советской экономики даже на теоретическом уровне, ведь стоимость товара, согласно Марксу, определяется затратами (которые потом сводятся к трудовым), а не полезностью или потребительной стоимостью производимого товара. Поэтому отдельному производителю было выгодно НАРАЩИВАТЬ затраты (повышая таким способом объемы производства), а не сокращать их. Это, разумеется, было уже злоупотреблением, но злоупотреблением, вытекающим из самой сути советского способа производства.

    Во-вторых, продукция американского производства в среднем по качеству превосходит продукцию советского и ныне российского производства, т.е. разрыв в эффективности существует на только количественный, но и КАЧЕСТВЕННЫЙ и вот как раз эту то разницу уже невозможно «оправдать» разницей в объемах потребляемых ресурсов, даже если бы она была в пользу СССР. Как раз в этой-то разнице все и дело, она то и составляет действительное превосходство Запада перед Востоком.

    Ресурсы идут сейчас (как и всегда) с Востока – на Запад. Материальное производство, как нам доказывают, сегодня выгоднее разворачивать именно на Востоке (климатически благоприятной его части) по причине низкой зарплаты и  прочих издержек. Ну так в чем же дело? Почему же Восток не производит все, в чем нуждается, почему он получает с Запада готовую продукцию в обмен на свои ресурсы, а если «туземные» производства и возникают, то их разворачивают или западные же компании, или местные, но опять таки «про западные»? Да потому что одних ресурсов и рабочей силы НЕДОСТАТОЧНО, чтоб организовать современное производство, необходимо еще КОЕ-ЧТО и вот как раз это-то КОЕ-ЧТО есть на Западе и отсутствует на Востоке.

    Кара-Мурза самодовольно рассказывает, как он объяснил испанским профессорам и студентам как Запад эксплуатирует третьи страны, Мексику, например. «Фольксваген» строит завод в названной стране, где зарплата в 18 раз ниже, чем в Европе – ясно, что из этой разницы Запад и извлекает свою выгоду.

 

Кто же “дарит” ему (Западу) эти деньги? Природа, культура и труд “Бразилии”. Как образно выразился один латиноамериканский экономист, сегодня Запад “добывает” из Латинской Америки машины и даже электронику, как раньше добывал каучук и олово. Ведь, согласно трудовой теории стоимости, никакого насилия и обмана тут нет - рабочая сила бразильского рабочего воспроизводится за 1 доллар в час, столько она и должна стоить. А немецкого рабочего - за 20 долларов, и меньше никак нельзя. (1020)

 

Очевидно, что взятый в нашем примере “Фольксваген” в очень большой мере создан трудом мексиканских и бразильских горняков, металлургов, станочников, слесарей…

 

Испанским студентам и профессорам было не очень приятно увидеть на доске все эти расчеты, но они признали их рациональными. (1047)

 

Должно быть, западная интеллигенция и впрямь деградирует, если они там слушают Кара-Мурзу, да еще и соглашаются с ним… Любопытно, кстати, что он там начертал на доске? Неужели какою-нибудь марксову глупость (иначе некоторые «открытия» Маркса в наше время уже не назовешь) вроде того, что рабочий работает 12 часов, а капиталист оплачивает ему только 6 и отсюда извлекает прибавочную стоимость? Неужто и нечто подобное проглотили испанские студенты и профессора?

    Положим,  какая  ни будь западная фирма открывает в России производство компьютеров «под отвертку»; положим даже, что сборщики действительно работают 12 часов, а им оплачивают только 6, т.е. что они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО эксплуатируются. Но неужели у кого-то повернется язык сказать

что вот эти-то «отверточники» (при всем уважении к их труду, как и ко всякому другому), - они то и СОЗДАЮТ, ПРОИЗВОДЯТ  компьютер, и что за счет эксплуатации их труда Запад и осуществил рывок в этой области? Даже у коммунистов не повернется, я думаю,  потому что слишком очевидно: одно дело разработать конструкцию и технологию производства компьютера, произвести все наиболее сложные компоненты, другое дело – «крутить болты» и пристыковывать разъемы. Причинно следственная связь здесь очевидно обратная: не потому Запад так далеко ушел в технике и технологии, что эксплуатирует труд «туземных» рабочих, наоборот, он получает возможность эксплуатировать, потому что достаточно далеко оторвался от «третьего» мира в своем научно-техническом развитии и оказался монополистом в этой области.

   Очевидно, «объясняет», Кара-Мурза, автомобили «Фольксваген» «в значительной мере» создаются трудом мексиканских рабочих. А фирма «Фольксваген», которая открывает производство в Мексике,  ничего не производит? Конструкторская работа, оборудование, технологии, менеджмент, маркетинг, тот уровень культуры производства, который создается и накапливается десятилетиями – это все ничего не стоит или стоит «незначительно»?

    Кара-Мурза придерживается марксистских взглядов на процесс создания стоимости: стоимость товара, думает он, создается ТРУДОМ. - Так можно было думать  в те времена, когда главными «средствами производства» были кайло и соха. Так можно было с грехом пополам думать и во времена Маркса, особенно НА МЕСТЕ Маркса, который, как говорят, так ни разу в жизни и не побывал ни на одной фабрике и в глаза не видел реального производства. Но так уже невозможно думать  в наше время. Стоимость производимого продукта ВОЗРАСТАЕТ (в общем и среднем), в то время как удельный вес простого труда в производстве неизменно ПАДАЕТ – вот очевидный факт нашего времени и достаточно зайти в любой цех, чтоб убедиться в этом своими глазами. Все меньшая доля произведенной стоимости создается простым трудом, другие доли создаются сложным трудом (который, опять таки вопреки Марксу, не сводим к простому), предпринимательской деятельностью, всеми видами капитала, словом всеми факторами, вовлеченными в производство. – Вообще то это банальность западной политэкономии; то, что она неизвестна Кара-Мурзе неудивительно, но как она может быть неизвестна западным студентам и даже профессорам? Как те и другие могут слушать, разинув рот, марксистские бредни в исполнении  Кара-Мурзы? Вот уж поистине слепой ведет слепых…

    Что же касается того дохода, или лучше сказать СВЕРХдохода, который Запад извлекает из производств, размещенных в странах «третьего мира», то он произведен не трудом рабочих; по своей природе он является рентой, которую Запад извлекает из своего научно технического потенциала, едва ли не единственным монополистом коего является. По сути это то же самое, что природная рента, за одной только «маленькой» разницей: природная рента создается природой и потому в ее монопольном присвоении всегда есть нечто несправедливое, «эксплуататорское», в то время как научно-технический потенциал – «вещь» рукотворная и располагает ею Запад не потому, что у кого отнял, а потому, что ПРОИЗВЕЛ ее своими трудами и талантами.

    Соответственно ее  невозможно и отнять силой оружия. Это отставание можно только ПРЕОДОЛЕТЬ - своим собственным развитием, для чего необходимо создать условия для этого развития. Таковыми являются рынок и частная собственность; только благодаря этим двум условиям Запад вырвался вперед, только благодаря этим же условиям есть шанс его догнать. Догнать не по абсолютному уровню богатства – эта цель действительно недостижима, в чем, однако нет никакой беды, я полагаю, а в отношении эффективности производства. Те страны (Япония, Китай и др.) которые действительно реформировали или реформируют свою экономику в указанном направлении, демонстрируют либо высокие темпы развития, либо уже достигнутый высокий уровень развития. Если же Россия не демонтирует ни того, ни другого, то  потому, что вместо реформ у нас произошло разворовывание экономики, т.е.  не потому что у нас восторжествовал капитализм, а потому, что восторжествовало воровство. Частная собственность в наше время попирается едва ли не более чем при социализме, хотя это «попрание» происходит, конечно, в иных формах. Соответственно и главная задача состоит сегодня в том же, в чем она состояла и во времена Горбачева: утверждении частной собственности. Кара-Мурза же в своем глубокомыслии считает, что это – «рыночная утопия». «Место занято», - неустанно повторяет он: в мире де все уже украдено до нас,  России некого грабить и некого эксплуатировать и потому не видать нам никакого капитализма. То есть если действительная проблема состоит в том, что внутри страны процветает воровство, то, по мнению Кара-Мурзы, проблема в том, что это воровство по «объективным причинам» не может «процветать» так же и во внешней политике…

 

   Из факта выкачивания Западом ресурсов из стран третьего мира следуют совсем не те выводы, которые делают из него борцы с капитализмом. Во-первых, сам этот факт - лишь продолжение на современном этапе вечной борьбы между государствами и народами за жизненное пространство, за «место под солнцем». Борьба эта придумана не капиталистами, она сопровождает всю историю человечества. Во-вторых же, следует задаться вопросом, а почему именно капитализм преуспел в этой борьбе? Почему, например, Испания, которая первая вступила на путь колониализма и выкачала из своих колоний огромные богатства, не очень то обогатилась, вернее, обогатилась лишь верхушка испанского общества, для остального же общества и экономики Испании все эти дивиденды прошли мимо, и в конце концов Испания растеряла свои колонии и надолго стала захудалой провинцией Запада? Почему же в Англии  колонизация принесла совсем другие результаты? Ответ на этот вопрос весьма поучителен для нынешних борцов с капитализмом. - Потому что Испания в средние века «обслуживала» две мировых идеи: империи и католицизма. На службу этим идеям была поставлено и государство Испании, и все его ресурсы, как собственные, так и полученные из колоний и сама колонизация была делом прежде всего государственным.

То есть Испания пошла по «азиатскому» пути мобилизации всех общественных ресурсов с последующим направлением их на решение идеологических и внешнеполитических задач. Но тем самым был подорван, подавлен частный экономический интерес – главная движущая сила экономического развития. Внешнее могущество было достигнуто за счет истощения внутренних сил и паралича экономического развития, так что Испания, в конце концов, стала колоссом на глиняных ногах.

    В противоположность Испании колониализм в Англии был инициативой частных лиц и компаний. Знаменитая Ост-Индская  компания была чем то вроде акционерного общества и королева Елизавета  еще долго думала, прежде чем дать «добро» на деятельность этой компании. Одно это уже показательно. Внешняя экспансия началась по причине происходившего уже внутреннего роста, - потому, что внутренний рынок стал тесен для развития по сути уже  капиталистической экономики.  Соответственно все ресурсы из колоний шли не на обслуживание фантастических идей и бесконечных имперских войн, они вливались в экономику Англии, усваивались этой экономикой, инициировали дальнейший ее рост. Как следствие, началось реальное обогащение ОБЩЕСТВА, - сначала высших, а затем и низших его классов. Пока Испания хирела в своем имперском величии, возрастало могущество Англии, основывавшееся прежде всего на возраставшем экономическом ее могуществе, т.е. частнособственническая экономика Англии оказалась эффективнее «имперской» экономики Испании. Если политическая сила Испании достигалась ЗА СЧЕТ истощения внутренних экономических сил, то политическая сила Англии накапливалась БЛАГОДАРЯ экономическому росту, как СЛЕДСТВИЕ этого роста. Неудивительно, что когда между  этими двумя державами произошло военное столкновение, Испания потерпела сокрушительное поражение.

    Неудивительно также, что даже и в наше время, когда прямое политическое господство Запада над странами третьего мира разрушено, продолжается экономическое его господство, но со все тем же результатом – в пользу Запада.

    Кара-Мурзе и его сторонникам все мерещатся «авианосцы», с помощью которых, Запад держит мир в узде. Но, во-первых, эти авианосцы тоже еще надо произвести, их-то уж точно нельзя вывезти из колоний, т.е. и здесь все упирается в производство. А во-вторых… Ну допустим, Мексика как ни будь соберется с  силами и изгонит «Фольксваген» со своей территории. И что же будет? Собственного автопрома или нет, или его мощности ничтожны, призвать на помощь российский ГАЗ или ВАЗ – смешно даже и подумать и потом это будет тоже «колониализм», только хуже. - В том-то и дело, что «ничего не будет»: производство автомобилей в Мексике сократится, а  средний уровень зарплаты станет еще ниже. Освобождение от «эксплуатации» окажется хуже самой «эксплуатации».

    Для того чтобы противостоять Западу нужна национальная конкурентно способная экономика; для того, чтоб ее создать, нужна протекционистская политика, для этого вообще много чего нужно. Но главное, необходима рыночная экономка, как потенциально наиболее эффективный «способ производства». По этому пути и движется Китай. Мало того, что он своим «ширпотребом» завалил уже пол мира и конкуренция с Китаем уже и для Америки становится головной болью. В Китае сейчас налаживается производство легковых автомобилей, т.е. даже и в этой области, где уж точно «все места заняты», Китай начинает претендовать на какую-то серьезную роль и, как говорят, не без шансов на успех. Мог ли об этом кто ни будь подумать каких ни будь 20 лет назад? Благодаря чему же все это? Уж конечно не благодаря социалистической риторике, в которой упражняется китайское руководство, а благодаря тому, что этому руководству хватило здравого смысла и воли ограничить свой социализм лишь рамками риторики, в своей же реальной политике – руководствоваться рыночными принципами… А Кара-Мурза между тем все  твердит нам про «утопию рынка»…

    Если вернуться к Испании, то ее пример во многом предвосхитил опыт СССР. СССР понес огромный ущерб в результате Второй мировой войны. Но и приобрел, однако не мало: военные трофеи, репарации, дармовой труд пленных немцев, и самое главное: Восточная Европа стала советской провинцией и резко возросла роль СССР на мировой арене. Казалось бы, столь выдающееся положение должно повлечь за собой определенные материальные дивиденды для страны, однако, как и в случае с Испанией все получилось наоборот. Внешнеполитическое могущество не обогащало, а скорее разоряло страну, постоянно требовало все больших ресурсов на поддержку дружественных режимов, братских партий, на содержание армии, в конце концов. И в конце – концов все и кончилось как в случае с Испанией, а пожалуй что и хуже: мало того, что чужого не удержали, так еще и свое потеряли… А Кара-Мурза все твердит нам про эффективность социализма…

 

3. БЫЛ ЛИ КРИЗИС В СССР?

 

Антонио Грамши писал в 1917 г. (сходную мысль по-иному выразили и другие мыслители), что русские рабочие как бы собрали и впитали в себя классовое сознание, накопленное рабочими всего мира за триста лет. Они стали пророком, несущим в себе “угль, пылающий огнем”, мысль и язык трудящихся всех времен и народов.

… Именно тот взрыв сознания и духа, что произошел в России в начале ХХ века, открыл для нас узкий проход на простор гармоничного развития. (Гл.6 49)

 

О 17 годе писал не только Грамши, писали и другие, писали много и разное, настолько разное, что только ребенку простительно  ухватиться  за одну цитату, в которой, кстати, больше «лирики», чем смысла и воображать, что она то и выражает суть того времени. Взрыв сознания и духа… просторы гармоничного развития  – хоть бы слова то какие-то другие нашел. Это террор, гражданская война, ГУЛАГ, коллективизация – просторы гармоничного развития? Или всего этого не было? А-а, понятно,  это все  была борьба хороших с плохими в результате которой хорошие победили. – Это все уровень самосознания школьника, который судит о советском времени по стихам Маяковского, фильмам  «Ленин в 18 году» и т.п. Здесь даже и спорить невозможно, как невозможно спорить с детскими книжками или упомянутыми только что произведениями, по своему неплохими, впрочем.

    На этом с Кара-Мурзой и со всем тем, что он говорит о советском времени можно было бы и расстаться, однако, он сам дает материал и строит свои рассуждения таким образом, что из них само собой вырисовывается нечто такое, что опрокидывает или ставит под  сомнение его исходную точку зрения. Но если оппонент сам же вкладывает вам в руки оружие против себя, то надо быть уж очень ленивым, чтоб этим  не воспользоваться.

 

В гл.6, например,  он дает длинные выдержки из воспоминания Т.Авалиани, активного участника шахтерского движения во время перестройки, о том, как происходили шахтерские забастовки  - именно там прокручивался алгоритм развала государства. Материал действительно интересный. И многое узнаваемо: то же самое происходило едва ли не в всюду, хотя и в меньших масштабах, а где не происходило,  так и там «дух витал» тот же. Невольно сравниваешь и с недавними оранжевыми революциями: поводы, лозунги, все разное, но алгоритм тот же. Внушить толпе синдром обманутых, униженных, оскорбленных; подогреть это состояние, создав  искусственные трудности;  вызвать дух возмущения, довести до кипения ее (толпы) разум возмущенный - и делай с ней что хочешь. Очень кстати и как из под земли - сердобольная помощь Запада, толпы корреспондентов, и вот власть уже испуганно пятится, можно выдвигать уже и самые несуразные требования, все будет удовлетворено.

     Напрашивается и другая мысль: почему при всем негативном отношении народа к Ельцину, при всей даже ненависти к нему, не произошло ничего подобного – никаких массовых выступлений народа, никаких революций? Ответ очевиден: потому что материал для революции был, но вот технологов революции на этот раз в наличии не оказалась, технологи были как раз на другой стороне баррикад. Отсюда вывод: насколько мала может быть роль народа в «народных» выступлениях, насколько искусственными, случайными могут быть иные эпохальные события в истории. И насколько отработана технология революций: она срабатывает почти без осечки: революции происходят именно там, «где надо» и не происходят «где не надо», а разные там «низы не хотят, верхи не могут» мало что значат.

     Эта технология революции, кстати сказать, была разработана не вчера и не во время перестройки, а еще в 19 веке. В монографии С.М.Соловьева об Александре 1 подробно показывается, как в посленаполеоновской Европе стряпались революции и какой трагедией это явилось для Александра 1 (либерала!), вынужденного во имя здравого смысла становиться  «жандармом Европы». (Как много во всем этом еще предстоит понять!)

     И если вернуться к 17 году, то не приходит ли в голову Кара-Мурзе, что и там был прокручен тот же алгоритм, благо выдуман он был еще в 19 веке – в период бесконечных европейских революций? «Земля – крестьянам», «Долой войну», «Россия – тюрьма народов», «8-часовой рабочий день» (в воюющей стране!), «Немедленный мир без аннексией и контрибуций» и т.д. и т.п. - больше ли во всем этом было правды, чем в перестроечных лозунгах? И много ли выиграли трудящиеся, поддавшись на эту удочку?

     Возьмем хоть самый знаменитый и набивший оскомину лозунг «Землю – крестьянам!». Причиной дефицита земли был не ее абсолютный недостаток, а экстенсивное землепользование; при таком способе сельскохозяйственного производства любое количество земли очень скоро становится недостаточным. С другой стороны, масштабы помещичьего землевладения сокращались со времен Александра 2 и к моменту революции достигли той незначительной величины, которая в общем уже ничего не решала в земельном вопросе. Действительные проблемы сельского хозяйства лежали совсем в иной плоскости, но дело в том, что революционеров никакие такие «плоскости» и не интересовали. Существовало в крестьянстве ощущение нехватки земли - как легко связать с этим ощущением мысль, что земля есть, но власть ее крестьянам не дает и т.д. и т.п. То есть действительная проблема была для революционеров лишь поводом для стравливания различных общественных классов. Нам это сегодня должно быть особенно знакомо и понятно. Почему  трудящиеся (те же шахтеры) в СССР плохо жили? Потому, объясняли перестройщики, что  партаппарат «объедает» трудящихся через систему спец привилегий; или: потому, что страна вынуждена кормить братские партии и режимы за рубежом и т.д. и т.п. – Все это было мощным детонатором перестройки. Потом, после свержения КПСС из страны потекли еще большие капиталы, привилегии выросли многократно… Какими дураками мы были, когда слушали перестройщиков! Правда революционные крестьяне в 17 году  были одурачены, пожалуй, еще более: для начала вместо земли они получили продразверстку, а затем, спустя несколько лет, реставрацию крепостного права в виде колхозов: их лишили даже паспортов, какая уж там земля…

    Не приходит ли в голову Кара-Мурзе, что революционный пафос по большому счету всегда ложь, что революция всегда разрушает больше, чем создает, что всякого рода лубочные представления о реальности (неважно о социализме или капитализме) как раз и есть та интеллектуальная муть, благодатная среда, которая при подходящем случае разогревает, доводит до кипения и помутнения «разум возмущенный» со всеми соответствующими последствиями? И если народ на протяжении  20 века был уже дважды по крупному одурачен, причем с использованием одних и тех же приемов, то не пора ли уже и поумнеть, если не народу в силу его инертности, то хотя бы отдельным его представителям? То есть пора бы уже перестать рассказывать друг другу сказки про «угль, пылающий огнем», «взрыв сознания и духа» и т.п…

 

Представления Кара-Мурзы о социализме соответствуют его представлениям о революции 17 года, т.е. это опять сказка о том, как жить становилась все лучше и все веселей. При этом удивительно, как легко его сказочное мышление уживается с языком цифр. Как ребенок, который, построив из кубиков домик, воображает, что это, допустим, замок, так и Кара-Мурза: возится с какими-то цифрами и умиляется как хорошо было жить при социализме, никакого де кризиса в СССР не было. В гл.34 он приводит таблицу, из которой явствует, что в СССР почти все экономические показатели росли вплоть до 90-ого года. Соответствующие цифры разумеется «странные». Так например ВНП за 90 г. дан в «фактически действовавших ценах», т.е. я так понимаю, без учета инфляции и цифра, разумеется больше, чем за предыдущие годы. Ну а если учесть инфляцию, т.е. что рубль 90-ого года сравнительно с предыдущими годами подешевел на десятки проц. если не в разы? И как нам учесть эту инфляцию, если она выражалась не столько в номинальном росте цен, сколь в нарастающем дефиците? Чего вообще стоит в таком случае эта цифра? И если ВНП, несомненно, падал, то каким образом могла расти «продукция промышленности», причем соответствующие цифры даны уже в сопоставимых ценах, т.е. с учетом инфляции?

    Впрочем, я не намерен разбираться с цифрами: если «товарищ» обманываться рад, то и на здоровье. Только у меня впечатление, что Кара-Мурза обманывает себя дважды: ведь если согласно его таблице все было так хорошо вплоть до 90-ого года, то стало быть никакого перестроечного развала НЕ БЫЛО, тогда чем же был плох Горбачев, которого он не жалует? Впрочем, это уже мелочи…

     Цифры не нужны так же и по другой причине: талоны на масло и мясо были введены при Брежневе, тогда же «партией и правительством» была принята «Продовольственная программа» (оставшаяся без последствий), то есть сама советская власть признавала проблему с продовольствием, например. И проблема, видимо была  немалая, раз власть решилась на введение талонов – меру политически для себя крайне нежелательную. Поэтому Кара-Мурза ЛЖЕТ, когда говорит:

 

В СССР был обеспечен достаточный и сбалансированный по основным показателям рацион питания, и он улучшался… Да, улучшали рацион импортом, из 70 кг потребляемого на душу мяса импортировали 2 кг (зато экспортировали 10 кг рыбы). (гл.34 419)

 

Зато на внутреннем рынке рыба была в таком же дефиците, как и мясо, но не в этом дело,  а в том, что не надо лгать, т.е. выставлять несуществующими те проблемы, наличие которых признавала сама советская власть, причем «на официальном уровне».

 

Вот недавний ретроспективный анализ экономического состояния СССР, обобщенный в статье экономиста из МГУ Л.Б.Резникова: «Исключительно важно подчеркнуть: сложившаяся в первой половине 80-х годов в СССР экономическая ситуация, согласно мировым стандартам, в целом не была кризисной. Падение темпов роста производства не перерастало в спад последнего, а замедление подъема уровня благосостояния населения не отменяло самого факта его подъема»[3]. 232

 

По этому поводу Кара-Мурза восклицает:

 

Тем не менее, вывод о «неэффективности» нашего хозяйства овладел умами интеллигенции. Почти никто в нем не усомнил­ся, не потребовал мало-мальски серьезной проверки. 250

 

Да ведь Тебе же только что Л.Б.Резников «доложил», что темпы роста, а значит и эффективность хозяйства ПАДАЛИ, ведь Ты же сам только что процитировал его вывод, чего же Ты удивляешься, что умами интеллигенции овладел… именно этот самый вывод?! Если шарик сдувается, так что же, надо ждать, когда он окончательно сдуется, чтоб сделать вывод, что он дырявый? Я уж не говорю о том, что главным показателем начавшегося падения были не только и не столько экономические  показатели, сколько прогрессирующий, «крепчающий» маразм власти. Там, наверху уже НЕКОМУ было «затыкать дырку» в «шарике» и потому не было причин думать, что «сдувание» прекратится.

    Падали то падали, но ведь… не «упали» же (это произошло уже при Горбачеве и Ельцине, стало быть, с них и спрос) – утешается Кара-Мурза. Эта мысль как будто даже его вдохновляет и он сейчас будет нам доказывать, что советская экономика была не только эффективной, но и более эффективной, чем западная, капиталистическая. И вот это уже интересно.

    Прежде всего, он важно, «от имени науки», доводит до нашего сведения, что

 

миф о якобы высокой эффективности частных предприятий с сравнении с государственными в середине 80-х годов был уже совершенно развеян в экономической науке. (гл.34 304)

 

Любопытно, что же это за наука, как фамилии ученых, что развеяли названный миф, названия соответствующих работ? Не мешало бы просветить читателя и на этот счет, но вместо этого Кара-Мурза сокрушается:

 

Как наша интеллигенция, убеждавшая граждан поддержать приватизацию, могла этого не заметить и этим не заинтересоваться? Где же ее рациональный декартовский скептицизм?

 

Далее для пущей важности следует цитата из Декарта (не имеющая, впрочем, отношения к делу), и что-то там про «кредо рационального мышления». 

    Но как же, все таки, насчет науки и развеянном ею мифе? С наукой у Кара-Мурзы что то явно не клеится, потому что потчует он нас соображениями уж явно доморощенными:

 

Очевидно, и этого не думали отрицать классики либерализма, совместная деятельность и общежитие людей могут быть организованы и без купли-продажи и эквивалентного обмена - эти институты вообще возникли очень недавно. (гл37)

 

«Эквивалентный обмен», «купля-продажа», а проще сказать ТОРГОВЛЯ – институт вообще-то очень древний, древнее даже  проституции, поскольку последняя – вид торговли.

   Далее:

 

 Существуют разные способы предоставления друг другу и материальных ценностей, и труда (дарение, услуга, предоставление в пользование, совместная работа, прямой продуктообмен и т.д.). Существуют и типы хозяйства, причем весьма сложно организованного, при которых ценности и усилия складываются, а не обмениваются - так, что все участники пользуются созданным сообща целым. (гл.37)

 

Не понимаю: если муж – жене или отец – сыну может что-то подарить, то… что из этого? Что торговля – это «плохо» и «неэффективно», раз люди могут что то дарить друг другу? И каким образом усилия сапожника, скажем, можно сложить с усилиями пирожника? И какой такой продукт они могут произвести совместными усилиями?..  А типы хозяйств, где «все сообща» действительно существуют, например, всякого рода «прокоммунистические» секты. Эти секты даже иногда становятся знаменитыми благодаря иным своим эксцентрическим порядкам, но вот об их экономических достижениях ничего не слышно. Кара-Мурза приводит впрочем, еще один «тип» такого хозяйства:

 

К такому типу относится семейное хозяйство, которое даже в «самых рыночных» США составляет около 1/3 всей хозяйственной деятельности в стране. Этот тип хозяйства экономически исключительно эффективен (при достижении определенного класса целей) - замена его рыночными отношениями невозможна, т.к. оказывается, что ни у одного члена семьи не хватило бы денег расплатиться по рыночным ценам с другими членами семьи за их вклад. Это показали расчеты американских экономистов, проведенные в 70-е годы. (Гл.37)

 

И какой же процент ВВП производят эти семейные хозяйства, сколько они производят автомобилей, станков, самолетов, металла и т.п.? – Вообще, что это опять за детский лепет? Мне, например, не только семья, простая прогулка по лесу может дать больше, чем любой рынок, НО ПРИ ЧЕМ ТУТ ВСЕ ЭТО? Надо совсем уж не иметь в запасе никаких мыслей и аргументов, чтоб в вопросе о социализме и капитализме что-то лепетать про семейные хозяйства США. Хорош же выходит социализм, если его и сравнить то не с чем, кроме как с сомнительными сектами и семейными хозяйствами, т.е. формами деятельности, находящимися за пределами или на периферии любой «нормальной» экономики. (За исключением разве что Китая времен Мао Цзе Дуна, когда каждая китайская семья обязана была выплавить на своем огороде такое-то количество железа.)

 

К этому же типу хозяйства относилось и советское плановое хозяйство.

 

Советский строй породил тип промышленного предприятия, в котором производство было неразрывно (и незаметно!) переплетено с поддержанием важнейших условий жизни работников, членов их семей и вообще “города”[3]. Это переплетение, идущее от традиции общинной жизни, настолько прочно вошло в коллективную память и массовое сознание, что казалось естественным. Его и стали сразу же искоренять реформаторы под присмотром западных экспертов.(Гл.37 100)

 

То есть Кара-Мурзу приводит в умиление, что социалистическое предприятие занималось не только производством, но решительно «всем на свете» вплоть до детских садов и пионерлагерей. Ничем иным, кроме как «умилением» это не назовешь, так как Кара-Мурза явно не понимает о чем говорит. Он долго блуждал вокруг да около и вот наконец, слава богу, попал… пальцем в небо.

 

Во время чтения его книги у меня постоянно возникало впечатление, что он совершенно не знает  советской действительности. Обрывки фактов из его биографии, которые периодически проскакивают в его рассуждениях, свидетельствуют как будто о том же: то он едет за границу, то возвращается оттуда, то отправляется на какой-нибудь комсомольский симпозиум, то он – в круизе по рекам России и т.п. При таком образе жизни наверное очень легко любить советскую действительность, а вот почувствовать ее вкус, проникнуть в сокровенный смысл – это вряд ли. Я, однако, удерживал себя от того, чтоб пройтись на эту тему, так как и себя не считаю таким уж знатоком жизни, хотя бы только советской. Но поскольку Кара-Мурза поднял вопрос очень любопытный и одновременно показал себя именно в этом вопросе полным профаном, то мне не остается ничего, как рассказать ему и другим кое что о советском производстве, о котором, хоть и немного, но знаю не понаслышке.

 

Предположим, что вы – начальник какого ни будь производства на социалистическом предприятии. Положим, что вам для производственных целей необходимо изготовить прибор, устройство, механизм, словом, некое «изделие». Предположим даже, что нечто подобное производит соседнее, «через дорогу» предприятие. Казалось бы, чего проще: заказывай, плати, получай. Но это сейчас просто: плати деньги и тебе произведут все что угодно, потому что сейчас за

работой гоняются, а при социализме бегали… в обратном направлении: навязать предприятию какую то сверхплановую продукцию было делом почти невозможным. Был еще путь: включить ваше изделие в план на высшем уровне, но там, наверху, вы с вашими проблемами были еще менее нужны, чем местному начальству: никто из-за ваших  проблем, которые всегда выглядят микроскопическими с государственной точки зрения, не станет пересматривать планы, утвержденные бог знает на каких верхах. Оставался еще путь: если вам было что то нужно от соседнего предприятия, то и ему от вас как правило то же что то нужно. Вот эта взаимозаинтересованность о помогала делу. Но тут возникали рогатки уже «местного значения», но столь же трудно преодолимые: бесконечные подписи, согласования, утверждения, какие-то несуразные накладные расходы и проч., т.е. решить вопрос легально, несмотря на хозрасчет и прочие новшества, было практически невозможно. Оставалось решать его нелегально по принципу «ты - мне,  я – тебе», в обход инстанций,  инструкций, «через забор» и т.п. Вот так то все решалось т.е. на грани или за гранью законности. Но и таким способом можно было что то решать лишь в отдельных случаях, а если вопрос возникал постоянно? Вот в таких то случаях предприятие  и оказывалось вынужденным само разворачивать соответствующее  производство. По этой причине машиностроительное производство и обрастало смежными и совсем несмежными производствами, начиная от пошива спецодежды и кончая производством какой-нибудь электроники. Этим дело не кончалось: завод вынужден был заниматься даже  и сельским хозяйством. Зачем? Ясно само собой: чтобы было чем кормить рабочих в столовых и продавать перед праздниками колбасу без талонов. Но и это еще не все, и даже может еще и не главное.

    Предположим, резко возрастала потребность армии в танках. Соответствующие предприятия должны в кратчайшие сроки нарастить объемы производства. Для этого, помимо ресурсов, необходимы кадры. С одной стороны эта проблема решалась как обычно – повышением зарплаты. На военных заводах в период холодной войны зарплата и была на десятки проц. выше, чем на прочих предприятиях. Однако зарплата при социализме, т.е. в условиях дефицита мало что значила. Для того чтоб привлечь рабочих и по-настоящему спрашивать с них работу, предприятие должно было решать социальные проблемы трудящихся, которые при социализме за деньги вообще не решались, одной из главных таких проблем было жилье. Конечно, жилье строила и администрация городов, при горисполкомах существовали очереди, государство могло бы выделить соответствующие ресурсы городским властям, и рабочие военных предприятий моги ли бы получать квартиры этим, обычным порядком, т.е. от города, как по большому счету  оно и должно было бы происходить. Но тогда и танки государство должно было бы спрашивать с горисполкомов, а рабочие бы стояли в очереди за жильем по 10, 20, 30 лет с соответствующими последствиями для производительности их труда. Для того, чтоб по настоящему заинтересовать рабочих в результатах труда необходимо было увязать эти результаты с материальным положением рабочих, в частности с возможностью получения жилья. Это касалось, конечно, не только рабочих, но вообще всех работников предприятия. Поэтому предприятие и было вынуждено строить собственное жилье, и не только жилье, а и детсады, и пионер лагеря, и дома культуры, и объекты ЖКХ и проч. Таким образом, и по этой причине любое крупное предприятие  обрастало «своей» «социалкой», так что оно становилось, в конце концов, как бы городом в городе.

     Все это, в общем, просто и понятно. Однако вот здесь то мы и добираемся до сути. В самом деле, предприятие не могло за счет собственной прибыли и по собственной инициативе строить и содержать «социалку». Во-первых, никакой прибыли на это не хватило бы, во-вторых, подобное отвлечение средств «на лево», хотя бы и на благие цели могло закончиться для администрации предприятия тюрьмой. ГОСУДАРСТВО давало «добро» на эту деятельность и выделяло соответствующие ресурсы. И вот теперь спрашивается: зачем оно это делало? Не логичнее ли было выделить эти ресурсы «напрямую» какому ни будь СМУ, а затем посредством государственной же власти на местах распределять построенное жилье? Ведь, в конце концов, государство, а не каждое отдельное предприятие, на уровне конституции гарантировало гражданам право на жилье. Ответ на этот вопрос уже дан выше: в таком случае возникал бы разрыв между деятельностью предприятия и результатами этой деятельности для работников предприятия, исчезал бы, соответственно, стимул для «ударного» труда. Для того чтоб возник этот стимул, т.е. материальная заинтересованность работников в росте производительности труда, государство и шло на этот натуральный обмен по принципу вы мне – танки, я вам – право строить жилье (в частности) и соответствующие ресурсы.

 

    Разделение труда влечет за собой необходимость обмена произведенной продукцией. В рыночной экономике этот обмен мог бы происходить, например, так: предприятие государству – танки, государство предприятию – деньги. Предприятие выплачивает деньги работникам в виде зарплаты, работники на полученные деньги покупают жилье. Все, таким образом, сводится к товарно денежному обмену. Теперь, если этот обмен невозможен (как оно и было при социализме), то оставался другой путь: государство дает предприятиям производственные задания (планы), которые должны неукоснительно выполнятся, а затем государство же осуществляет распределение произведенной продукции: танки – армии, работникам предприятия – жилье и т.д. То есть в этом случае функцию рынка берет на себя государство.  Однако что необходимо для того, чтобы эта схема работала? Самая малость: ДЕЕСПОСОБНОЕ ГОСУДАРСТВО. Вот это и есть СУТЬ ДЕЛА.

    Если предприятие не может решать что и как производить, не может самостоятельно искать ни поставщиков сырья, ни потребителей своей продукции, т.е. если оно ОТЧУЖДЕНО от собственной деятельности – а в этом и состоит сущность социализма – то должна быть ВНЕШНЯЯ СИЛА, вынуждающая предприятие заниматься этой самой деятельностью, т.е. производить данную продукцию. И эта сила должна существовать не в виде каких-то абстрактных решений «партии и правительства», а виде очень конкретной ОТВЕТСТВЕННОСТИ всех и каждого за выполнение этих решений. Иначе говоря, государство должно уметь КАРАТЬ за это невыполнение – в этом и заключается в данном случае его дееспособность. Так и было при Сталине, когда рабочего за опоздание могли посадить, а руководителя за невыполнение плана – расстрелять. При капитализме перспектива голодной смерти вынуждает всех и каждого вкалывать «от и до», при социализме хотя и в иных формах, но не менее печальную перспективу должно обеспечивать государство – только при этом условии экономический механизм будет работать.

    И вот как раз эту то способность КАРАТЬ советское государство после Сталина УТРАТИЛО. Главная движущая сила, все приводящее в действие сломалась. Ответственность «какая - никакая» конечно оставалась, но все это было уже «не то». Руководитель предприятия за свои прегрешения перед государством мог поплатиться партбилетом, карьерой, но этого при умелом лавировании всегда можно было избежать: ведь там наверху тоже люди, которые тоже не без греха, которые тоже хотят «жить», и ни у кого-то из них нет ни сил, ни возможностей взвалить на себя роль карающей длани государства. Между руководителями всех рангов возникло нечто вроде круговой поруки, иные «неудачники» лишались, бывало и партбилетов, и должностей, но ни один из бывших партийных секретарей или больших начальников не оказался на улице или у станка в качестве простого рабочего. Бывало, правда, и сажали, но это если начальник воровал слишком уж не по чину. Что же касается рабочих, то даже заведомого пьяницу стало весьма проблематично хотя бы просто уволить, не говоря о большем.

   Но если «пружина сломалась», то каким же образом мог далее функционировать экономический механизм? Оставался единственный путь: ПСЕВДОРЫНОК. Если государство утратило способность карать с должной жесткостью и неотвратимостью, то оно стало вынужденным материально заинтересовывать предприятие в результатах его деятельности. Вот здесь то и берут начало описанные выше явления.

    «Абсолютная» материальная заинтересованность возникает лишь в условиях частной собственности, когда предприятие становится собственников своих прибылей и убытков. В СССР же о частной собственности никто не заикался и даже не помышлял и, тем не менее, экономика стихийно начала «заваливаться» в болото псевдособственнических отношений. Позже этот «завал» был вроде как и понят, и ему попытались даже придать какие то узаконенные формы – отсюда идеи с хозрасчетом – но из этого по большому счету ничего не вышло. Да и как могло что-то выйти? Каким образом можно дать автономию предприятию от государства, в условиях тотальной государственной собственности, т.е. в условиях, когда предприятие во всех своих действиях входит в отношения с такими же государственными предприятиями, т.е. с «тем же самым» государством? Все это были лишь слабые попытки симулировать рынок в условиях его принципиальной невозможности. Поэтому хозрасчет так и остался бюрократической побрякушкой, а экономика тем временем все более увязала в болоте псевдорынка. Предприятия, отрасли, министерства, целые республики все более становились натуральными хозяйствами, чем-то вроде государств в государстве. То есть псевдорынок был не движением хотя бы стихийным и непоследовательным к настоящему рынку, он явился формой развала экономики. Возникал тупик, в котором не было уже ни рынка, ни социализма, тот и другой становились невозможными. Вот в этом и состоял КРИЗИС в СССР.

   

Теперь мы можем по достоинству оценить умиление Кара-Мурзы некоторыми аспектами советской экономики. Не «традиции общинной жизни» и не «очень большая, но трудно объяснимая экономия», но невозможность рыночного обмена с одной стороны, и падающая эффективность государства в управлении экономикой – с другой, явились причинами натурализации советской экономики.

 

Почему же мы этого не видели? – вопрошает он, имея ввиду упомянутую «экономию». - Да Ты и сейчас ЭТОГО не видишь раз «очень большая экономия» и сейчас для Тебя «трудно объяснима». И не «трудно объяснима», а вовсе необъяснима, потому что никакой экономии и не было. Если машиностроительный завод оказывался вынужденным заниматься «всем на свете», от вспашки зяби до ввода в строй объектов ЖКХ, то никакой экономии здесь неоткуда взяться, экономия здесь может только снизиться. Не надо выдавать нужду за добродетель, явные признаки разложения хозяйства – за какую-то «кооперацию производства с «жизнью».

    Однако сам Кара-Мурза иначе отвечает на собственный вопрос:

 

Потому, что из политэкономии (и в версии Адама Смита, и в версии Маркса), возникшей как наука о рыночном хозяйстве, основанном на обмене, мы заучили, что специализация и разделение - источник эффективности. Это разумное умозаключение приобрело, к огромному нашему несчастью, характер идеологической догмы, и мы забыли о диалектике этой проблемы. А именно: соединение и кооперация - также источник эффективности. Какая комбинация наиболее выгодна, зависит от всей совокупности конкретных условий. В условиях России именно соединение и сотрудничество оказались принципиально эффективнее, нежели обмен и конкуренция.118

 

Да откуда видно то, что «оказались эффективнее», да еще и ПРИНЦИПИАЛЬНО? И при чем тут кооперация? Разве рынок каким то образом ограничивает возможности кооперации? Не кооперация, а НАТУРАЛИЗАЦИЯ хозяйства – вот что  в действительности происходило, вот чего вы  НЕ УВИДЕЛИ. И не потому что «забыли о диалектике», а потому что так ничего и не поняли ни у Адама Смита, ни у Маркса.

 

Это (экономика СССР) был производственный организм совершенно иного типа, не известного ни на Западе, ни в старой России. Западные эксперты до сих пор не понимают, как было устроено советское предприятие, почему на него замыкаются очистные сооружения или отопление целого города, почему у него на балансе поликлиника, жилье и какие-то пионерлагеря. (Гл35)

 

Хороши же эти эксперты, если они «до сих пор не понимают». Там, где товарно денежные отношения не функционируют в полном объеме, там НЕИЗБЕЖНО возникает и натурализация экономики, и прямое распределение продукции, и  даже планирование, пусть и в примитивных его формах. Все это «имело место» и в феодальной Европе, и в азиатских империях, древнем Египте, например. Маркс в конце «Капитала», кстати, сравнивает будущий коммунизм то с изолированным хозяйством какого ни будь Робинзона, то хозяйством феодального типа, словом, с натуральным хозяйством.

 

Социалистическая экономика по замыслу классиков должна быть «одной фабрикой», т.е. натуральным хозяйством безо всякого денежного обмена. Государство в натуральных (или каких-то условных) показателях создает взаимоувязанные «научно обоснованные» планы производства различных отраслей, а потом распределяет произведенную продукцию и это распределение должно было быть (и было - при Сталине)  не рыночной, и даже не столько экономической, сколько «технологической» процедурой.

Вот это и есть натуральное хозяйство пусть и на «высшем», социалистическом уровне. Теперь, если государственное управление в этих условиях по каким-то причинам начинает падать, то отдельные предприятия и отрасли сами на локальном уровне начинают становиться натуральными хозяйствами, т.е. воспроизводят социализм, но уже на низшем, а не на высшем уровне. «Высший же уровень», т.е. общегосударственные задачи и цели перестают кого либо по настоящему волновать, т.е. происходит развал социализма как целого, падение его эффективности именно как целого.  Положим те или иные производственные единицы в этих условиях и смогут еще что-то выиграть, но вся технологическая цепочка этой «фабрики» начинает ломаться, терпеть ущерб, короче, перестает работать, к.п.д. производства  целом теряется. – Это и происходило при Брежневе. Дефицит на потребительском рынке обострялся, производительность труда падала, отставание по некоторым решающим отраслям (электронике, напр.) становилось уже просто катастрофическим, словом главные экономические показатели неуклонно падали… Падали то падали, но еще не «упали» - в этом Кара-Мурза прав. Власть жила сама и давала жить другим, все были, по крайней мере, сыты, планы выполнялись, победа коммунизма неотвратимо надвигалась; Леонид Ильич периодически одаривал народ эпохальными произведениями, их цитировали, заучивали наизусть, читали по радио и ТВ – так и жили. О каком то кризисе никто не заикался, хотя все его «ощущали», но запас прочности у социализма еще был, и немалый – и в этом Кара-Мурза прав.

     В общем, в «застое» было как в навозной куче: дерьмово, но тепло… Еще тепло. Но вот пришел Андропов. Старцы наверху встрепенулись – и до них дошло, наконец, что надо что-то делать. И начали действовать теоретически – в правильном направлении, т.е. восстанавливать сталинский социализм, но… не смогли придумать ничего умнее, кроме как отлавливать трудящихся, в рабочее время слонявшихся по магазинам… Словом, не «шмогли». От Черненко и вовсе ждать уже было нечего.

    Явился Горбачев: этот сменил «вектор развития», взял курс на капитализм – в этом и состояла сущность перестройки, если отбросить весь ее словесный мусор. И это было тоже правильно: если не получается назад, к социализму, то надо двигаться вперед – к капитализму (или наоборот, если угодно). То есть речь шла уже не о восстановлении роли государства в экономике, а о рациональном, планомерном  переходе к рынку. Однако на деле никакой «сущности» у перестройки не оказалось, все, в конце концов, свелось именно к словесному мусору. Шараханья Горбачева лишь ускорили развал социализма (ускорение!), но нисколько не приблизили к рынку. Тупик, о котором говорилось выше, «восторжествовал» окончательно. То есть и перестройщики не «шмогли», даром, что Горбачев был и моложе, и энергичнее своих предшественников.

    Наконец к власти пришел Ельцин и реформаторы. Главное деяние последних состояло в том, что они окончательно смели все административные и уголовно-правовые барьеры для развала, тем самым наступила эпоха анархического, воровского капитализма… Во многом их можно винить, но уж точно не в том, что они не принялись восстанавливать социализм – этого они и не обещали и это-то уж точно не их «специальность».

    Что же касается планомерного, управляемого перехода к рынку, то  он мог быть возможен лишь при условии усиления и восстановления роли государства. То есть, хотя экономическая политика государства должна носить в этом случае противоположный характер, нежели в «социалистическом» варианте, тем не менее, и здесь все упирается в ДЕЕСПОСОБНОСТЬ государства. И если взять именно этот аспект реформ, то и реформаторы не «шмогли», даром, что и вовсе были «мальчиками» в сравнении с предшественниками. Что смог или опять не «шмог» Путин – это уже «злоба дня» и этот вопрос я оставляю без обсуждения…

 

4.О СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ

 

Что такое колхоз? Нет, тут экономические категории бессильны, это  надо было видеть своими глазами.

     Приезжаешь, бывало, в какой ни будь  колхоз - миллионер, в смысле, который должен государству миллион, ходишь по деревенским улицам и думаешь, куда же они, колхозники то есть, упомянутый миллион дели? Оглядываешься по сторонам: неказистые дома… Новый дом в советской деревне вообще редкость – молодежь норовила  сбежать в город. В домах, во дворах, правда, техника кое какая - какую можно купить на зарплату или на доходы с личного хозяйства… Нет не похоже, чтоб они тот миллион по карманам рассовали. Председатель, правда, не бедствует: большой дом, две машины. Понятно, ворует, но это мелочи. Украсть миллион (как сейчас воруют) или хотя бы половину – кишка тонка, да и советская власть за такое воровство мгновенно бы голову снесла… А-а, вот ответ на вопрос: техника сломанная переломанная там и здесь, как будто подбитые танки на поле боя, горы каких то удобрений - то же под отрытым небом, а там вдали - следы большого пожарища: там была ферма, но в прошлом году сторож напился, уснул с папиросой, ферма и сгорела с половиной стада. Сам сторож чудом спасся, пришлось, правда, ампутировать ему два пальца – те самые, что держали папироску. Хотели было его посадить, да дело замяли: и так-то придурок, а тут еще и инвалидом стал…

 

Но это – «лирика». Ближе к делу.

   Во всем, что Кара-Мурза говорит о сельском хозяйстве единственно интересным и верным является одно место, да и оно принадлежит не Кара-Мурзе, а академику Л.В.Милову, которого первый цитирует. – Это сравнение климатических условий в России и на Западе, с точки зрения сельскохозяйственного производства. Не вдаваясь в подробности, просто воспроизведем вывод Л.В.Милова, впрочем, общеизвестный: природные условия на Западе более благоприятные, иначе говоря, земельная рента там выше, чем в России. Это действительно фундаментальный факт, который дает ключ к пониманию сути проблемы.

   В руках Кара-Мурзы, это впрочем, не ключ, а скорее фомка, которой он пытается не решить, а так сказать, взломать проблему.

  

 

Налицо колоссальное различие с Западом. Возможность интенсификации земледелия и сам размер обрабатываемой пашни на Западе были неизмеримо больше, чем в России.

 

... утверждение «фермер в США эффективнее, чем колхозы в России», является некогерентным - системы просто несравнимы.

 

Если бы мы представили фермерскую и колхозную системы в квази-сравнимом виде - оценили хотя бы грубо основные «входы» ресурсов, то, на мой взгляд, вышло бы, что колхозы были невероятно, почти фантастически более эффективны, чем фермы. Но спорить об этом не стоит - достаточно того, что такого сравнения не делалось, и тезис о более высокой эффективности американских ферм надо считать необоснованным.

 

Что значит «спорить не стоит»? Кара-Мурза мысленно сопоставляет эффективность колхоза и фермера в неких гипотетических равных условиях, немедленно (и бог знает откуда)  делает вывод, что колхоз «на его взгляд» «фантастически» более эффективен, и предлагает нам этот его вывод не оспаривать! Если системы «просто несравнимы» то, значит, из их сопоставления невозможно сделать вывод против колхозов, это верно, но ведь  невозможно седлать вывод и ЗА колхозы. Тем не менее, он этот вывод делает и предлагает его не оспаривать. И попутно опять учит нас логике – на фоне его собственных «кривых» рассуждений эти поучения, впрочем, достигают своей цели: собственным примером Кара-Мура показывает нам, как мыслить и рассуждать НЕ НАДО. А как НАДО? Попытаюсь показать это, в меру своих скромных сил и возможностей.

 

Если рентабельность земли низкая, то значит, каждая дополнительная единица продукции может быть получена, не за счет интенсификации земледелия, т.е. не за счет ЗЕМЛИ, а за счет дополнительной единицы труда, т.е. за счет экстенсификации труда. Это во-первых. Во-вторых. Земле свойственен закон падающей производительности, т.е. в начале производства рентабельность земли максимальна, затем, по мере ее истощения, ее рентабельность падает. Значит, рентабельность хозяйства временно может быть повышена за счет расширения площади обрабатываемой земли. То есть за счет экстенсивного земледелия.

    Итак, если рентабельность земли низкая, то рост производимой продукции может быть получен за счет экстенсивной эксплуатации труда и (или) экстенсивной же эксплуатации земли. – Вот главный закон сельского хозяйства в России, настолько «главный», что едва ли не вся  история России является почти механическим следствием из этого закона.

   Рентабельность земли в России в древности была настолько низкой, что каждый работник работал главным образом «на себя», производя лишь незначительный излишек. В этом причина того, что рабский труд в сельском хозяйстве практически не использовался. Князю или дружиннику было выгоднее сделать раба (бывшего военнопленного) «вольным» крестьянином и периодически брать с него дань, чем самому заниматься сельским хозяйством на манер римского патриция. Не сельскохозяйственное производство как таковое, а сбор дани с подвластного крестьянства – вот в чем была главная забота русских «больших людей», в отличие от западных землевладельцев. Соответственно  его личный доход определялся, количеством подданных, что порождало тенденцию к экстенсивному расширению владений. Отсюда - стремительное расширение территории Киевской Руси и отдельных ее княжеств. Отсюда же экономический кризис, когда это расширение стало невозможным. Таким образом экстенсивное земледелие порождало экстенсивную же политику, однако это следствие уже высшего порядка.

    Более интересны для нас сейчас следствия экстенсивного земледелия на локальном уровне - отдельного хозяйства. Прежде всего, поскольку каждый работник работал главным образом «на себя», поскольку возможности разделения труда и в сельском хозяйстве и вообще ограничены, а в древности - тем  более, постольку объединение большого количества рабочих рук в рамках одного хозяйства было экономически бессмысленным. Постольку главной хозяйствующей единицей в этом смысле была семья, как впрочем и на западе, в древнем Риме. Однако по этой же самой причине работники этой семьи – это прежде всего отец и сыновья – в хозяйственном отношении оказывались примерно в равных условиях. В семье существовали отношения господства - подчинения лишь в том виде и в том объеме, в каких они диктуются не хозяйственными, а родственными связями. Сыновья были в подчинении отцу лишь до тех пор, пока были малолетними, но как только они становились на ноги, т.е. становились самостоятельными работниками, власть отца над ними падала, все в семье становились равными: сыновья легко выходили из под власти отца, отделялись от семьи и образовывали отдельную семью и, соответственно, начинали собственное хозяйство. И в этом обнаруживается радикальное отличие от древнеримской семьи. В этом последнем случае главным источником дохода была земля, а не экстенсивный труд, что влекло за собой интенсификацию земледелия. Последнее влекло за собой то, что земля становилась собственностью, что сразу возвышало главу семьи над прочими ее членами как собственника этой земли. Вся семья оказывалась в его экономической власти, поскольку он становился собственником единственного источника дохода этой семьи. Это отношение собственности гипертрофировалось настолько, что распространилось даже на самих членов семьи, все члены семьи стали собственностью отца, проще сказать, его рабами: он мог судить, казнить и миловать. Власть отца в семье была «диктаторской», а сама семья – нечто вроде государства, со своими законами обычаями, культом и прочь, при чем, естественно главным законодателем, жрецом и т.д. был глава семьи. Возникшее затем римское государство с его «железной» властью царей, а затем консулов, явилось простой копией римской семьи.

    Аналогичный механизм, я полагаю «сработал» и в Киевской Руси: отношения между Рюриковичами воспроизводили на политическом уровне внутрисемейные отношения средней крестьянской семьи того времени. Эти отношения кстати сказать весьма уникальны: русская семья отличалась не только от римской, не только от германской, но и от западнославянской семьи, последняя была больше похожа на западную, чем на русскую. Исторических данных, непосредственно характеризующих русскую семью и отношения в ней, насколько могу судить, немного. Но зато есть одно яркое и исчерпывающее свидетельство – род Рюриковичей и отношения между этими князьями. И здесь мы можем судить задним числом или задом наперед: исходя из отношений между Рюриковичами, можем составить представление о древнерусской семье и ее внутренних порядках, а эти последние – объяснить  характером господствовавшего тогда земледелия.

    Итак, экстенсивный труд, балансирующий на грани рентабельности, предопределил характер русской семьи, а потом и возникшую политическую систему русского государства.

    Выше было сказано, что другим источником повышения продуктивности сельского хозяйства было экстенсивное землепользование. Но каким образом земледелие в древности могло быть экстенсивным? Если каждый работник работал главным образом «на себя», если с другой стороны, физические силы отдельного работника всегда жестко ограничены физиологией человеческого организма, то ясно, что отдельный работник не мог беспредельно расширять размеры обрабатываемой территории, эти размеры должны быть жестко ограничены и относительно постоянны. Следовательно, экстенсивное землепользование возможно в этом случае только в виде ПЕРЕХОДОВ с истощенного участка земли на «целину». Отсюда – ПОДВИЖНОСТЬ земледельческого населения Древней Руси.

    Нетрудно видеть что эта «особенность» землепользования с другой стороны предопределяет указанные выше качества крестьянской семьи. Крестьяне смотрели на землю не как на собственность, а как на временное владение. Отношение собственности по отношению к главному средству производства – земле - не возникало, крестьянин не становился собственником. Отсюда упомянутые качества: «рыхлость» внутрисемейных отношений и то, что семья не разрасталась в род, клан, с жесткой отцовской властью, как в Греции или Риме.

 

    Перенесемся мысленно через несколько веков – в Московское государство. Каковы его главные особенности сравнительно с Киевской Русью в отношении сельского хозяйства? Первая и главная: с одной стороны, государство было введено в жесткие пространственные рамки, обрело границы (Киевская Русь на юге и востоке не имела определенных границ, т.е. в каком то смысле была безграничной); с другой же стороны, возникла поместная система, т.е. жестко определились так же и границы отдельных хозяйств – поместий. Отсюда сразу же вывод: один из источников повышение доходности хозяйства – расширение обрабатываемой территории – исчез сам собой. Оставался другой - крестьянский труд. Но эксплуатация этого источника находилась в непримиримом противоречии с крестьянской свободой переходов, с подвижностью крестьянского населения. С одной стороны, эта подвижность, как было сказано, «генерировалась» самим характером землепользования, с другой стороны, стала инициироваться самими помещиками. Последние вступили между собой в своего рода «конкурентную борьбу» за крестьянство: переманивали крестьян друг у друга, иногда даже захватывали силой, отсюда конфликты между помещиками и прочь. «трения». С третьей стороны, в виду уливавшегося гнета государства и помещичьего слоя крестьяне не только переходили от помещика к помещику, но и вовсе покидали пределы России, уходили на юг  и восток, отсюда – казачество. Отток крестьянского населения вызвал кризис внутри России: началось обнищание помещиков. Люмпенизированные помещики и явились (частности) тем горючим материалом, который потом проявил себя во время Смуты.

    Вместе с тем ясно, что если свобода крестьян вошла в столь резкое противоречие с интересами государства и класса помещиков, то она должна была быть ликвидирована. Это и произошло: посредством ряда частичных ограничений, начавшихся во время Годунова и закончившихся при Алексее Михайловиче, возникло конце концов крепостное право. (Замечу, что все эти вопросы я более подробно обсуждаю в других своих статьях, напр. «Россия и Европа»)

    Ясно, однако, что и эта мера давала лишь временный выход из положения. (Это «временно», правда, растянулось на 200 лет.) Если, с одной стороны,  падающая эффективность экстенсивного земледелия при неизменных его масштабах может быть лишь отчасти компенсирована экстенсивной эксплуатацией труда, если с другой стороны, и эксплуатация труда ограничивается физиологическими возможностями человеческого организма,  то ясно (особенно с нынешней точки зрения), что крепостная система еще не успела сложиться, как в будущем уже замаячили контуры того тупика, в котором она рано или поздно окажется. Вполне определенно этот тупик обнаружился в 19 веке в виде нараставшего банкротства помещичьих хозяйств. Именно это обстоятельство, а не только «гуманитарные» соображения, явилось главнейшей причиной последовавшего в 60-х годах освобождения крестьянства. Этим дано было начало переходу сельского хозяйства к интенсивному, фермерскому его типу. Собственно в этом и состоял единственно возможный выход из положения.

    Реформы Столыпина били в эту же точку. Кара-Мурза говорит:

  

Понятно, что в этих условиях ни о каком капитализме речи и быть не могло. Организация хозяйства могла быть только крепостной, общинной, а затем колхозно-совхозной. Реформа Столыпина была обречена на неудачу по причине непреодолимых объективных ограничений. Как, впрочем, и нынешняя попытка “фермеризации”.

 

  Кара-Мурза с каким-то даже злорадством утверждает неоднократно, что реформы Столыпина провалились. Но во-первых, «провалились» - это явно сильно сказано. После названных реформ начался и экономический рост и сформировался класс кулаков – тех самых фермеров, который был потом благополучно искоренен большевиками. А во-вторых, а что в России в этой именно области было «обречено на удачу», реформы какого типа, в каком духе?

    Положим, что реформа Столыпина действительно провалилась – тем лучше, для целей настоящей полемики. Экстенсивное крепостное хозяйство оказалось невозможным и обанкротилось, интенсивное фермерское хозяйство, положим то же оказалось невозможным «по причине непреодолимых объективных ограничений», что тогда возможно? Кара-Мурза скользит по поверхности явления, не проникает в суть вопроса, поэтому ему легко швыряться выводами. – Что же должен был делать Столыпин, восстанавливать крепостную систему, что ли? Но если надо было восстанавливать, то не надо было ломать, и тогда надо всех собак вешать не на Столыпина, который, по Кара-Мурзе, виноват во всем, даже в революции 17 года, а на Александра 2 и на всю «прогрессивную общественность» от Белинского до Чернышевского.

 

    А в чем вообще мог состоять выход из положения, если не вдаваться в детали и взглянуть на дело с самой абстрактной точки зрения? Низкая рентабельность земли может быть компенсирована рентабельностью вложенного в нее капитала, поэтому выход мог быть только один:

интенсификация, КАПИТАЛИЗАЦИЯ земледелия. Для этого необходимы машины, внедрение научных методов производства, привлечение денежного капитала, в конце концов. Но прежде всего нужно еще КОЕ ЧТО. Для этого необходимо мобилизовать главный капитал – самого крестьянина, его рационализм, его ХОЗЯЙСКОЕ отношение к земле. Именно этот капитал в древности был парализован сначала природными условиями, затем крепостным состоянием. Именно этот паралич обрек на неудачу попытки иных помещиков вести хозяйство на «аглицкий манер», - все эти попытки в целом так и остались их личной причудой, несмотря на отдельные положительные результаты.

     Короче говоря, крестьянин должен стать СОБСТВЕННИКОМ, вот необходимое условие, при котором «капитализация» (в указанном выше смысле) сельского хозяйства может произвести надежный долговременный эффект. Поэтому НЕВАЖНО, что реформа Столыпина «провалилась» (даже если это и так). Столыпин пытался двигаться в ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНОМ, а потому ЕДИНСТВЕННО ПРАВИЛЬНОМ направлении. И ту задачу, - задачу вывода сельского хозяйства из тупика - которую пытался решать он, пришлось потом решать советской власти.

    И как же она ее решила? Продолжить реформу Столыпина советская власть не могла прежде всего по причинам идеологическим, ибо это означало культивировать  в деревне частную собственность. Направить капитал в сельское хозяйство советская власть также не могла, хотя бы потому, что такового у нее не было. Наоборот, создание промышленного капитала (индустриализация) должно было проводиться ЗА СЧЕТ сельского хозяйства. То есть в который раз уже в истории России ГОРОД, государство в целом должны были строить себя за счет эксплуатации деревни. Потребности государства в сельхозпродукции превысили возможности этого же государства в смысле интенсификации земледелия, а следовательно превысили производительные возможности деревни. Когда впервые возникла эта ситуация – в Московском государстве - произошло закрепощение крестьянства. Когда эта ситуация возникла вторично – при Петре 1 – крепостная системна достигла предела в своем развитии, закрепощено было все общество, все обязаны были служить государству. Наконец, когда эта же ситуация сложилась при советской власти, произошло… «тоже самое»: крепостная система была реставрирована. Колхоз и есть крепостное право на «высшем диалектическом витке». – Никаких иных экономических загадок и чудес колхозная система в себе не содержит.

    Соответственно и результат «тот же самый»: колхозная система обанкротилась. Это выразилось, с одной стороны, в дефиците продовольствия в СССР: в дефиците было все, за исключением хлеба и молочных продуктов 3 или 4 наименований, (впрочем, и хлеб импортировался), с другой стороны, в низкой или нулевой эффективности капиталовложений – этот вывод «перестроечников» Кара-Мурза так и не смог опровергнуть (если не считать его мнения насчет фантастической эффективности колхозов, да фикции с 38% рентабельности, а то, что эта цифра фиктивна, он и сам признает). Спрашивается, что же сейчас мы должны делать, в каком направлении реформировать сельское хозяйство? И опять «все то же самое»: Россия ОБРЕЧЕНА повторить опыт Столыпина. И опять таки даже и  НЕВАЖНО, увенчается он успехом или нет, важно, что это единственно возможный путь. При чем сегодня  этот путь гораздо более объективно неизбежен, чем при Столыпине. У царской России и Российской империи была возможность для экстенсивного развития – освоение территорий на юге и востоке по мере расширения границ государства. И у СССР эта возможность была: когда «поприжало», распахали казахстанские степи. Но у России сейчас этой возможности уже нет. Что же, тундру что ли распахивать «всем миром, всем народом»?

 

В заключение вопроса разберем еще несколько «умозаключений» Кара-Мурзы. Например:

 

 Ведь очевидно, что в Западной Европе почему-то со времен Средневековья сложилось «традиционное фермерское хозяйство», а в России, наоборот, сохранилось общинное крестьянское, а потом колхозное. И как ни бился Столыпин, превратить крестьян в фермеров не смог.   

  

В самом деле, почему это «там, у них» сложилось фермерское, т.е. частнособственническое хозяйство, а у нас нет? Ответ на вопрос уже ясен, его Кара-Мурза даже и озвучивает, но делает он это как то «бессознательно». А именно он ставит в соответствие рентабельность земли и «капитализм» (т.е. в данном случае частную собственность на землю). Однако, хотя слова он расставляет правильно, смысла, их связывающего, явно не понимает.

   Прежде всего, высокая рентабельность земли в сочетании с ее относительным дефицитом, который всегда существовал на Западе (в отличие от России), - сочетание этих факторов само по себе уже «провоцирует» захват земли с последующим ее разделом между захватчиками. – Так и возникала частная собственность на землю в период раннего средневековья, когда германские племена захватывали и делили между собой территорию Западной Европы. Но возникала она в этом случае как институт феодальный, т.е. как институт более политический, чем экономический. Экономические же корни частной собственности куда глубже и уходят в античность.

    Высокая рентабельность, или лучше сказать, высокое качество земли означает не только то, она плодородна, а и то, что ее плодородие относительно легко поддерживается и восстанавливается, т.е. ВОСПРОИЗВОДИТСЯ. И вот это обстоятельство становится решающим. Земля становится в этом случае не только тем, что дано богом или природой, но и в большей или меньшей мере тем, что человек создает сам, своим трудом. Она становится воплощением его собственного труда, как говорил Маркс, его ОВЕЩЕСТВЛЕННЫМ трудом, более того, воплощением его ЛИЧНОСТИ, поскольку воспроизводство земли – процесс сложный и требует не только физических, но и умственных усилий человека, его рационализма, производственного  и вообще жизненного опыта. Но если человек пропитал землю своим потом и не только потом, но и в каком то смысле САМИМ СОБОЙ, то она не может ему быть безразлична, как безразлично собирателю дерево, с которого он срывает плод. Земля становится СВОЕЙ, т.е. СОБСТВЕННОСТЬЮ. Таким образом, частная собственность возникает в данном случае как, прежде всего ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ФАКТ, и потом только уже этот факт находит свое социальное, политическое выражение. Таким образом, мы здесь получаем «железную» причинно следственную связь: высокое качество земли – интенсивное земледелие – частная собственность на землю. Таким образом, «капитализм» действительно, чуть ли не в буквальном смысле вырастает из западной почвы, как наиболее оптимальный и объективно необходимый хозяйственный уклад.

   А вот русская община из русской почвы никак не «вырастает». Кара-Мурза и здесь пытается наметить какую-то причинно следственную связь между низкой рентабельностью земли, общиной и затем колхозами. Но, как и в предыдущем случае, он не дает себе труда вникнуть в суть дела, иначе увидел бы, что никакой связи здесь нет.

    В самом деле, положим, что качество земли низкое, климатические условия для сельского хозяйства неблагоприятные, ну и что? Каким образом сложение усилий многих работников может компенсировать эти неблагоприятные факторы?

    Объединение усилий имеет смысл лишь в том случае, если производительность труда каждого работника в результате этого объединения возрастает. Например, несколько человек совместными усилиями могут перенести с места на места какую ни будь тяжесть, т.е. выполнить работу, которая не по силам ни одному из них в отдельности. То есть производительность труда каждого отдельного работника в этом случае возрастает от нуля до некоторой положительной величины. Однако в условиях сельского хозяйства такого эффекта в общем случае не получается. Конечно, 10 человек могут вспахать в 10 раз больше пашни, чем 1 человек. Но и в этом случае этот 1 пахарь вспашет 1/10 всей пашни, т.е. ровно столько, сколько он вспахал бы и без «содействия» остальных девятерых.

   Производительность труда объединенного коллектива работников может возрасти также вследствие специализации и разделения труда. Но и возможности разделения труда в сельском хозяйстве в общем случае так же ограничены. Сельскохозяйственный труд по существу органичен и плохо поддается разложению на отдельные операции. Ситуация, когда одни – только пашут, другие – только сеют, третьи – только убирают урожай – просто нелепа. Поэтому и с этой точки зрения общинный труд экономически не имеет смысла.

    С другой стороны, все эти рассуждения по большому счету излишни, ибо вывод сделала сама жизнь, сама история: где бы и в силу каких бы причин крестьянская община не возникала – в России или на Западе – везде она сопровождалась явлением разделов и переделов земли между общинниками – точное доказательство того, что даже в рамках уже существующей общины, преобладал индивидуальный труд, а не общественный. Следовательно, сельскохозяйственное производство само по себе не может быть причиной возникновения общины ни на Западе, ни в России.

    Что касается России, здесь имела место даже обратная тенденция: низко рентабельное и, как следствие,  полуоседлое земледелие, скорее разобщало, чем объединяло, разлагало даже семью, не позволяло на ее основе сформироваться мощному родовому союзу (клану) (как это происходило на Западе), не говоря о более сложных социальных образованьях, т.е. порождала черты, уже отмеченные выше. Разного рода племена и родовые союзы, существовавшие на территории Руси, были более военными и политическими образованьями, чем экономическими.

    В то же время объяснить происхождение общины как раз в случае с Россией не трудно, поскольку она,  можно сказать, возникла на глазах истории. Дело в том, что князья облагали налогом (данью) не доход крестьянина, в силу его незначительности, и не его собственность, поскольку в отношении земли он и не был собственником, они облагали налогом целое селение. Этот налог потом уже самими крестьянами разверстывался по дымам или очагам, возникала круговая порука за его выплату и т.п. общинные отношения. Потом, вследствие закрепощения эта первоначальная община обрела уже жесткие, «казарменные» формы, в которых, в основном, она и просуществовала до реформ Александра 2. Таким образом, община имеет фискальное, а не экономическое происхождение. В случае с колхозами это обстоятельство и вовсе очевидно.

    Итак, ни община, ни колхоз не являются средством преодоления неблагоприятных условий для сельского хозяйства, тем более не являются источником какой-то фантастической эффективности. И то и другое во все времена  являлось средством экстенсивной эксплуатации сельского хозяйства – такова сермяжная правда в этом вопросе.

 

Еще вопрос, который нельзя обойти молчанием:

 

В 1984-1986 гг. в РСФСР использовалось 218,4 млн. га сельскохозяйственных угодий. Если бы сельское хозяйство РСФСР дотировалось в той же степени, что и в Западной Европе, расходы на дотации из госбюджета составили бы 240 млрд. долларов. А в масштабах СССР, где в 1989 г. в пользовании сельскохозяйственных предприятий и хозяйств находилось 558 млн. га сельхозугодий? По меркам Западной Европы (ЕЭС) величина госбюджетных дотаций должна была бы составить 613 млрд. долларов! Как могла наша интеллигенция поверить сказкам про “огромные дотации колхозам”? А ведь и сейчас верят, что “аграрное лобби” выбивает в Госдуме дотации для поддержания “нерентабельных колхозов”. Журналисты, которые распространяют эту ложь, просто мерзавцы – но ведь им верят.(Гл.18 70)

 

Мерзавцы… А как нам назвать того, кто городит нелепости? Впрочем, воздержусь от резких слов, лучше здраво порассуждаем.

    НЕЛЕПО (в общем случае, в принципе) ставить размер дотации в зависимость от обрабатываемой территории. Ведь это означает – дотировать издержки производства, а не производство конечной продукции. В таком случае предприятиям выгоднее наращивать именно издержки производства, а не производительность труда. Тогда уж взять и распахать где ни будь тундру, где уж точно ничего не вырастет, но зато обрабатываемые площади возрастут и можно требовать с государства не «каких-то» 613 млрд. долл., а весь триллион. Я взял, конечно, фантастический пример, но речь идет и не о каких то конкретных ситуациях, а о принципе, который пытается навязать нам Кара-Мурза. Принципе, который инициирует нерентабельность колхозов, в котором молча подразумевается представление о колхозах как о именно нерентабельных хозяйствах – представление, за «распространение» которого Кара-Мурза обозвал журналистов мерзавцами.

 

В вопросе об экспорте хлеба Кара-Мурза привел множество примеров, когда во многих западноевропейских средневековых государствах и городах вводились драконовские меры против экспорта хлеба. Но он, почему-то не привел в пример ту же Европу, но во второй половине 19 века, когда там почти повсеместно установился режим свободной торговли продовольствием. - Он всегда выуживает из истории то, что ему «надо» и игнорирует, то, что «не надо» – на этом и выезжает. Но дело не в этом.

    Меры против экспорта во время средневековья однозначно говорят об относительном дефиците продовольствия, нестабильности сельхозпроизводства и, соответственно, угрозе голода, которая постоянно висела над городами. Наоборот, режим свободной торговли во второй половине 19 века свидетельствует о том, что производство стабилизовалось, рынок установился, пришел в равновесие. Из равновесия его вывел в конце этого же века экспорт продовольствия, начавшийся из США, Канады, России и даже из Индии и Австралии (благодаря открытию Суэцкого канала). Цены на хлеб начали снижаться, соответственно европейское сельское хозяйство оказалось в кризисе и вот по причине этого европейские государства, одно за другим, вновь вернулись к политике протекционизма, но, как ясно из ситуации, на этот раз пытались ограничить уже не вывоз хлеба, а его ввоз. Это лишь отчасти стабилизировало положение, потому что и в самой Европе уже наметился кризис ПЕРЕПРОИЗВОДСТВА сельхозпродукции. По этой причине государства Европы не ограничились одной таможенной политикой, но прибегли к внутреннему регулированию рынка посредством, например, государственных закупок. Словом, с этого времени и начинается сложная и противоречивая история государственной поддержки сельхозпроизводителей на Западе. В детали вдаваться незачем, необходимо лишь отметить глобальный факт: государственная поддержка сельхозпроизводства на Западе была и остается СЛЕДСТВИЕМ высокой эффективности этого производства, а не его ПРИЧИНОЙ, как везде подразумевает Кара-Мурза. То что причинно следственная связь здесь может быть не такой как он думает, а прямо противоположной, ему, почему-то, не приходит в голову.

    Из этого, конечно, не следует, что в России крестьянам деньги давать не надо. НАДО! И может быть даже столько, сколько требует Кара-Мурза, может и еще больше, но уже ясно, что здесь есть одно большое НО.

    Если платить Сизифу зарплату, то даже и сизифов труд станет рентабельным, с бухгалтерской точки зрения. Но с точки зрения экономической он «по определению» нерентабелен, какую бы зарплату Сизифу не платили. Манипулируя ценами, дотациями и проч. можно любое предприятие – и советский колхоз, и западную ферму – сделать и рентабельным, и не рентабельным. Однако ни то, ни другое состояние еще ничего не говорит об ЭКОНОМИЧЕСКОЙ эффективности этого предприятия. Экономическая эффективность есть имманентное, т.е. собственное, внутреннее свойство или качество предприятия, которое внешние условия (природная рента или господдержка) могут либо подавить, либо развить. Соответственно, прежде чем давать деньги, необходимо определиться кому давать: собственнику фермеру, или колхозу, в котором собственнические отношения никак не определены, т.е. давать в этом случае придется по большому счету НЕИЗВЕСТНО КОМУ и, соответственно, неизвестно ЗА ЧТО.

    Я меньше всего хотел бы возиться с абстракциями, но, как видит читатель, вопрос сам по себе выталкивает именно на самый верхний уровень абстракции. Кара-Мурза все время возится с внешними условиями (естественными или искусственными), находит, что здесь есть большая разница между колхозами и фермерами и кричит, что эти условия несопоставимы, грубо говоря, там – рай, здесь ад. И потому, полагает он, нечего сравнивать эффективность тех и других. (Сам то он, однако, очень даже сравнивает, разумеется, в свою пользу.) Между тем при здравом рассуждении как раз эти внешние условия должны быть отброшены и тогда сравнение, хотя и не количественное конечно, становится очень даже возможным. В одном случае  мы имеем отношение собственности, в другом – его отсутствие. Какая модель эффективнее?

    Отношение собственности состоит не только в возможности единолично пожинать дивиденды с нее (а только эта сторона дела всегда на уме у коммунистов). У этого отношения есть и обратная сторона: если собственность рассматривать как продолжение или отражение личности собственника, то она побуждает последнего и относится к ней как к «самому себе», т.е. ВКЛАДЫВАТЬ себя – свои умственные и физические усилия – в собственность. Иначе говоря, собственность мобилизует весь производительный потенциал человека. Следовательно, частная собственность «по определению» экономически эффективна, причем максимально, предельно эффективна. Здесь даже нет никакого умозаключения, ибо это уже почти тавтология. Не может быть модели более эффективной, чем та, в которой человек готов вкладывать в производство не только деньги, но собственные плоть и кровь, где он сам по себе становится так сказать ходячей инвестицией. Поэтому  экономическая деятельность может быть эффективной в долговременной тенденции, только если она строится на почве частнособственнических отношений, какие бы сложные превращения и ограничения не претерпевали сами эти отношения в ходе экономической эволюции.

      И наоборот, там, где человек не связан с объектом производства отношением собственности, там и возникает стремление лишь сорвать дивиденд, «снять сливки», «выжать все соки», а затем предоставить этот объект его собственной судьбе. В этом случае человек не инвестор, он только потребитель, «эксплуататор», он может только брать, и, взяв «свое», удаляется в поисках очередного объекта эксплуатации. То есть в этом случае и возникает экстенсивный по преимуществу «способ производства». Производство здесь всегда приносится в жертву потреблению, т.е. становится «по определению» неэффективным.

 

Конечно, все это очень абстрактно и далеко от реальности, но ведь и геометрия далека от реальности. Геометрические теоремы в точности нигде не соблюдаются, более того, принципиально не могут соблюдаться. И тем не менее архитектору, например, нечего делать в своем ремесле, если он не сведущ в геометрии. Равным образом и экономисту лучше бы помолчать об экономике, если он не видит принципиальной разницы между наличием и отсутствием частной собственности – он становится подобным геометру, который не в силах увидеть разницы между прямым и кривым, хотя в реальности эта разница, действительно, часто неуловима.