А.УСОВ (640026, г.Курган, а/я 2540; или usoff@narod.ru)
Главная страница:www.usoff.narod.ru

                       КРИТИКА "КАПИТАЛА" МАРКСА
                             статья шестая

                 ТРУД И КАПИТАЛ. МАРКС ПРОТИВ МАРКСА
  
                       "...и наемный труд, и рабство представляют
                        собой, как это известно каждому ребенку,
                        формы порабощения и классового господства..."
                                                        (1.5.168)
  
  
    Сегодня уже никому не надо доказывать, что все попытки Маркса и его
последователей  предсказать  основные  направления  дальнейшего истори-
ческого развития  потерпели  полное поражение.  Коммунизм так и остался
бесплотной химерой,  капитализм,  наоборот,  оказался куда более живуч,
чем это представлялось Марксу;  мировая революция не состоялась, социа-
листический лагерь,  просуществовав несколько десятилетий стремительно,
на  глазах у всего мира,  развалился под собственной тяжестью и сегодня
уже нет единого мнения даже на счет того был ли он действительно социа-
листическим  и т.д.  и т.п.  Оказалось утраченным самое представление о
том что-же считать атрибутом социализма,  а что  присуще  исключительно
капитализму.  История спутала все карты.  Несомненно лишь одно: ни одно
глобальное предсказание Маркса не сбылось. К этому можно по разному от-
носится, по разному объяснять, но отрицать этот факт невозможно. Мы по-
этому не будем тратить время на демонстрацию  этого  расхождения  между
марксисткой теорией и реальной историей.  Да и критика,  которая просто
берет общеизвестные сегодня факты и предъявляет их какому-нибудь мысли-
телю  прошлого  в качестве вещественного доказательства ошибочности его
теории,  - такая критика, право же, очень мало стоит. В ее основе лежит
как правило куда большая близорукость чем та,  которую она пытается об-
личить.
   Мы поэтому поставим перед собой несколько более сложную и, во всяком
случае,  более интересную задачу. Мы попытаемся показать, что те выводы
о действительных тенденциях исторического развития  которые  сегодня  у
всех на слуху,  МОГ БЫ СДЕЛАТЬ И САМ МАРКС на основании того материала,
который он дает в "Капитале" и его собственных  теоретических  построе-
ний.  Мы покажем, что его собственные выводы о неизбежном крахе капита-
лизма и будущем торжестве коммунизма имеют под собой весьма  призрачное
основание и их опровержение содержится в самом "Капитале". Мы таким об-
разом попытаемся лишить марксизм его последнего укрытия и оправдания: а
именно, мы покажем  не то, что история рассудила иначе и не подтвердила
верность марксистских теорий (сегодня это очевидно для всех  или  почти
для всех),  но то,  что история здесь вообще не причем,  что марксизм и
сто лет назад был так же неверен, как и сегодня, что ошибки Маркса име-
ют не исторический, но теоретический, принципиальный характер.
   Решение поставленной задачи сводится во многом просто к уяснению то-
го КАК ВООБЩЕ Маркс доказывает основные положения своей теории,  откуда
он берет свои выводы.
   Начнем с малого. Прежде всего мы обнаруживаем, что Маркс, как и вся-
кий смертный,  грешит ДЕМАГОГИЕЙ и СОФИСТИКОЙ. Под демагогией я понимаю
всякую  попытку  подменить логическое доказательство эмоциональным воз-
действием на читателя.  Для этого берут какой-нибудь,  пусть ничтожный,
но обязательно красноречивый факт и так сказать,  оглушают им читателя.
Последний утрачивает как бы нравственное право на сомнение  и  возраже-
ние. Тем самым и доказательство становится как бы излишним. Пример:

   "Некий Эскриге...  представил фабричному  инспектору  своего  округа
схему Relaissystem (систему смен), предназначенную для его фабрики. По-
лучив отказ  он  сначала  не  предпринимал  никаких  дальнейших  шагов.
Несколько месяцев спустя некий индивидуум по имени Робинзон, тоже бума-
гопрядильщик...  предстал перед местным судом...  обвиняемый в том, что
ввел у себя систему смен,  тождественную той, которую придумал Эскриге.
Заседало четверо судей...  с...  Эскриге во главе. Эскриге оправдал Ро-
бинзона  и  заявил,  что законное для Робинзона является справедливым и
для Эскриге.  Опираясь на свое собственное решение, получившее силу за-
кона,  он  тотчас  же  ввел эту систему и на своей собственной фабрике.
(10.23.298)"

   Этот пример Маркс привел затем,  чтоб подчеркнуть классовый характер
английских судов,  а главным образом затем, чтоб дискредитировать самую
мысль о  том,  что  отношения  между рабочими и предпринимателями могут
быть урегулированы государством.  Государство бессильно обеспечить соб-
людение  фабрикантами даже уже существующего фабричного законодательст-
ва,  - вот к какому выводу подводит нас Маркс. "...Что пользы в привле-
чении к суду, раз суды... выносили оправдательные приговоры? В этих су-
дах заседали господа фабриканты, чтобы судить самих же себя", - воскли-
цает  он.  Однако из примечания на следующей странице мы узнаем,  что в
английском законодательстве существует закон, запрещающий "какому бы то
ни было владельцу бумагопрядильной или ткацкой фабрики, равно как отцу,
сыну или брату такого владельца, исполнять обязанности мирового судьи в
тех   случаях,  когда  вопрос  касается  исполнения  фабричного  акта."
(23.299) Следовательно,  случай, вроде описанного Марксом, когда фабри-
кант в  качестве судьи оправдывает свои собственные действия,  является
прямым нарушением  закона,  злоупотреблением.  "Конечно,  - соглашается
Маркс, - уже самый состав этих судов является открытым нарушением зако-
на." Так в чем же дело,  в таком случае? Злоупотребления и преступления
совершаются в любом обществе,  к чему же привел Маркс свой пример? Сами
по себе факты злоупотреблений еще не говорят о том,  что государство не
в состоянии бороться с ними. Но Маркс, впрочем, и не настаивает на сво-
ем примере, т.е. не рассматривает его как доказательство своей правоты,
- он слишком тонкий писатель, чтоб прибегать к столь дешевым трюкам. Он
его просто,  ПРИВЕЛ В ПРИМЕР. Читатель, поддавшись чувству благородного
возмущения неблаговидным поведением "фабрикантской  сволочи",  явно  не
станет  размышлять  над  тем  является  ли случай с Эскриге нормой анг-
лийского судопроизводства или же прямым нарушением этих норм. На этом и
пытается сыграть Маркс,  при этом безразлично сознательно он это делает
или же и сам  увлекается  и,  как  неумелый  ловец  душ,  попадается  в
собственные сети.
   Другой пример  так  же касается английской юстиции.  Один рабочий (в
Шеффилде в 1866г.) вследствие ссоры с фабрикантом оставил фабрику и за-
явил,  что  он не станет более работать у этого фабриканта.  Признанный
виновным в  нарушении договора он был приговорен к двухмесячному тюрем-
ному заключению.  После того,  как он отсидел эти два месяца  фабрикант
вновь  приглашает его приступить к работе.  Следует отказ и - повторное
осуждение и заключение в тюрьму.  "...Один из судей...  открыто признал
юридически чудовищным такой порядок, когда человека всю его жизнь можно
периодически все снова и снова подвергать наказанию за один  и  тот  же
проступок...(23.436)".  Читатель вновь возмущен, но за сим следует при-
мечание Энгельса: "Теперь это отменено. и т.д." Разумеется, это не мог-
ло быть не отменено,  что легко мог бы понять и Маркс. Всякого рода не-
лепости,  несуразности,  ошибки, лазейки и проч., - все это, увы непре-
менный атрибут всякого законодательства. Кого же винить в этом? Некого.
Люди не боги и все, что выходит из их рук весьма часто далеко от совер-
шенства, особенно в делах общественных, где мало что зависит от отдель-
ной личности и каждый шаг вперед совершается с большим трудом и часто с
большим запозданием.  Но Маркс не торопится отделить случайное от необ-
ходимого,  наоборот,  любую случайность он пытается выдать за необходи-
мость.  За любой общественной язвой и преступлением он усматривает зло-
вещую тень капитала.  Любое мошенничество он склонен выдать за нормаль-
ную  предпринимательскую  деятельность.  Некий  фабрикант  В Уилтшире в
1863г.  поручил  одному  подростку  подавать  сигнал  о  начале  работы
несколько раньше положенного времени. В результате рабочие несправедли-
во штрафовались за опоздание. В Лондоне в 1855-1856гг. была разоблачена
"невероятная фальсификация хлеба".  В другом случае половине рабочих на
фабрике неправильно начислялась заработная плата (23.562) и т.д. и т.п.
-  Маркс  не  задумываясь записывает все это на счет капиталистического
способа производства. Как будто свобода торговли и в самом деле означа-
ет свободу подмешивать в хлеб песок, квасцы, дохлых тараканов и прочь.,
а свобода труда - свободу для капиталиста надувать рабочих при начисле-
нии им заработной платы! Добро бы это все писал какой-нибудь ильич, для
которого демагогия - это способ мышления,  но это пишет Маркс,  который
прекрасно понимает,  что торговля и предпринимательство не тождественны
воровству и мошенничеству.
   Впрочем, мы должны точнее определить что мы должны считать  нормаль-
ным проявлением капиталистических отношений,  а что - нет. Здесь нам на
помощь приходят идеи высказанные еще Платоном.  Любое явление или  вещь
двойственны: с одной стороны они заключают в себе ряд черт и признаков,
которые могут быть изменены причем,  в результате этого данные  явление
или вещь не перестанут быть тем,  чем являются; с другой же стороны они
содержат в себе и такие черты, которые невозможно изменить, не разрушив
это явление или вещь.  Совокупность свойств или признаков вещи, которые
нельзя отнять или изменить не разрушая этой вещи есть ее СУЩНОСТЬ, или,
как говорит Платон,  ИДЕЯ вещи. Например, человек может быть низким или
высоким,  толстым или тонким, красивым или не красивым и т.д. - во всех
этих случаях он не перестает быть человеком.  Он может даже утратить ту
или иную часть своего тела и тем не менее оставаться полноценным  чело-
веком.  Но если он утратит разум, т.е. сойдет с ума, то он уже не явля-
ется полноценным человеком,  при чем не только в философском,  но  и  в
буквальном,  практическом смысле:  такие люди нуждаются в присмотре, не
несут ответственности за свои поступки,  не в состоянии обеспечить свое
собственное существование и т.д.  Следовательно разум есть сущность че-
ловека, все же прочие его "свойства": вес, рост, цвет волос, пол, наци-
ональность и т.д. и т.п. являются случайными, несущественными.
   Речь идет, следовательно, лишь о том, что при решении любого вопроса
необходимо отличать главное от второстепенного,  необходимое от случай-
ного.  Это - вроде бы общеизвестная истина,  между тем 99%  всякой  со-
фистики основано либо на забвении либо сознательном игнорировании этого
правила.  Выдать частное за общее,  тот или иной второстепенный признак
за  определяющий  - вот основное содержание софистики.  Наиболее грубые
примеры,  иллюстрирующие этот прием мы видели только что:  то или  иное
злоупотребление Маркс выдает за необходимое следствие капиталистических
отношений или проявление их сущности и извлекает из этого все  теорети-
ческие дивиденды в пользу своей теории.
   Но какую  же  черту,  какой  признак  капиталистических отношений мы
должны считать главным и необходимым?  Что заложить нам в  основу  всех
наших  рассуждений и оценок всякого рода экономических и социальных яв-
лений?  К счастью на этот счет не может быть двух мнений.  Всеми эконо-
мистами,  включая и Маркса,  давно признано, что основная черта капита-
лизма состоит в том,  что наемный работник является ЮРИДИЧЕСКИ  СВОБОД-
НЫМ.  Вот основной принцип капитализма,  вот что,  следовательно должно
быть поставлено нами во главу угла  и  стать  точкой  отсчета  во  всех
рассуждениях.
    В плодотворности сформулированного подхода мы можем немедленно убе-
диться на примерах. В том же английском законодательстве, например, су-
ществовал закон, воспрещающий рабочие союзы (тредюнионы) и в тоже время
допускающий  создание  союзов фабрикантов.  Этот закон мог бы послужить
прекрасным поводом для всякого рода декламаций на тему бесправия  рабо-
чих при капитализме,  классовой несправедливости и т.д.  и т.п. Если бы
мы подняли сейчас экономическую историю России, то мы бы увидели сколь-
ко зла как в политической, так и экономической области причинили анало-
гичные запреты и сколько пищи они  дали  так  называемой  революционной
агитации.  Но  в чем смысл подобных ограничений,  выражают они сущность
капитализма или противоречат ей?  Сущность капиталистических  отношений
состоит  в том,  что агенты этих отношений юридически равны друг другу,
поэтому всякое законодательство, которое создает какие-либо преимущест-
ва или привилегии какому-либо классу в ущерб другого класса является по
смыслу и духу своему ФЕОДАЛЬНЫМ независимо от времени и места его функ-
ционирования.  Следовательно  борьба  против подобного законодательства
носит не антикапиталистический,  но антифеодальный характер. Но, конеч-
но,  в умелых руках она может принять и антикапиталистический характер,
превратиться в орудие против капитализма подобно  тому  как  знаменитый
лозунг  "Фабрики - рабочим,  земля - крестьянам" в умелых руках превра-
тился в одно из средств подавления как рабочих,  так и крестьян. (Кста-
ти,  упомянутые запреты на профсоюзную деятельность были отменены как в
Англии, так и, значительно позже, в России.)
   В Англии  до 1815 г.  машинным рабочим была воспрещена эмиграция под
страхом сурового наказания.  (10.23.586) Этот закон, как видим, сущест-
вовал в тот период, когда Англию уже никак нельзя было считать феодаль-
ной страной к тому же касался он именно машинных рабочих. Следовательно
возникает  вопрос  является ли он специфическим порождением капитализма
или,  наоборот, более или менее случайным отклонением от нормальных ка-
питалистических  отношений?  Исходя из выше сказанного нам не трудно на
него ответить. Поскольку этим законом ограничивается личная свобода ра-
бочего,  постольку указанный закон является проявлением не капиталисти-
ческих,  но ФЕОДАЛЬНЫХ отношений, несмотря на то, что агентами этих от-
ношений в данном случае выступают не феодал и крепостной,  но рабочий и
фабрикант. Следовательно отмена этого закона не противоречит капитализ-
му,  но  наоборот,  требование  этой отмены непосредственно вытекает из
основного принципа названного способа производства.  Еще один аналогич-
ный пример:

   "...Вследствие Гражданской войны  в  Америке  и  сопровождавшего  ее
хлопкового  голода большинство рабочих хлопчатобумажного производства в
Ланкашире и других местах было выброшено на улицу.  Из  среды  рабочего
класса и из других слоев общества раздался призыв организовать... эмиг-
рацию "избыточных" рабочих в английские колонии или Соединенные  штаты.
"Times" опубликовала тогда... письмо Эдмунда Поттера, бывшего президен-
та Манчестерской торговой палаты." (10.23.547)

   Этот самый Поттер выступил за административный запрет эмиграции.  Он
обосновывал свое мнение тем,  что рынок сбыта для хлопчатобумажной про-
мышленности скоро вновь расширится, что если эмиграция будет поощряться
или даже просто разрешаться, то это вызовет обесценение основного капи-
тала,  подорвет промышленность целой провинции, вызовет другие экономи-
ческие бедствия.  С тем чтоб избежать этих зол Поттер предлагает запре-
тить эмиграцию рабочих, установить специальным законом известный прину-
дительный труд "для поддержания моральной ценности рабочих,  получающих
милостыню..." (10.23.588).
  Нет сомнения в том, что капиталист в некоторых случаях хотел бы поль-
зоваться правами рабовладельца или феодала,  что для него рабочая сила,
т.е.  рабочие, являются лишь средством для достижения своих целей (изв-
лечение прибыли),  несомненно так же, что в иные времена (не самые луч-
шие для общества), требования капиталистов предоставить им право распо-
ряжаться личностью рабочего могут быть  удовлетворены,  общество  может
при стечении определенных обстоятельств принять соответствующие законы.
Но что же из этого следует?  Только то,  что  общество  развивается  не
только по принципу "от низшего к высшему",  но, иной раз, и по принципу
"шаг вперед - два назад".  Законы,  ограничивающие свободу наемного ра-
ботника,  превращающие  его  в  том  или  ином отношении в крепостного,
рассматривающие его как неодушевленный предмет, есть законы, выражающие
ФЕОДАЛЬНЫЕ отношения даже и в том случае, если они приняты капиталисти-
ческим  правительством  в капиталистической стране.  Это - шаг назад от
капитализма к феодализму. Поэтому они не выражают капиталистические от-
ношения,  но,  наоборот,  искажают и извращают их. Маркс придерживается
иного мнения. Из двух последних примеров он делает следующий вывод:

   "...С общественной  точки зрения класс рабочих...  является такой же
принадлежностью капитала, как и мертвое орудие труда... Римский раб был
прикован  цепями,  наемный работник привязан невидимыми нитями к своему
собственнику. Иллюзия его независимости поддерживается тем, что индиви-
дуальные хозяева - наниматели постоянно меняются,  а также тем, что су-
ществует юридическая фикция договора." (10.23.586)

   Это не случайное заявление Маркса.  Напротив,  он вполне сознательно
везде проводит мысль,  что нет никакой принципиальной разницы между ра-
бочим, крепостным или рабом. В этом отношении весьма показательна глава
"Капитала" "Неутолимая жажда прибавочного труда.  Фабрикант и  боярин."
Эта  глава,  как  кажется,  специально  написана для того,  чтоб проде-
монстрировать читателю сколь незначительна разница между фабрикантом  и
боярином и ,  соответственно, между крепостным и наемным рабочим. В ка-
честве  иллюстрации  преподносится с одной стороны,  первая конституция
Дунайских княжеств ("Reglement organique",  сочиненная,  между  прочим,
нашими соотечественниками), и английское фабричное законодательство - с
другой.  Что касается первого документа,  то он подробно регламентирует
отношения  между валашским крестьянином и земельным собственником.  Эти
отношения сводятся к грубой эксплуатации.  Так например,  помимо  нату-
ральных повинностей, крестьянин был обязан отработать еще 12 дней в го-
ду на земельного собственника,  но эти  дни  определены  так  (подробно
см.10.23.250),  что,  как  восклицает один боярин:"Двенадцать барщинных
дней... составляют 365 дней в году!" Таким образом, согласно "Reglement
organique" крестьянин оказывался в полной зависимости от феодала.  При-
чем эта зависимость была не только  экономической,  но  и  закреплялась
юридически.  Как же обстоит дело с английским фабричным законодательст-
вом?  Маркс вновь приводит ряд  примеров  злоупотреблений  фабрикантов.
Один из них начинает работу несколько раньше, чем положено по закону, а
заканчивает несколько позже,  чем положено по закону,  другие урезывают
время,  предназначенное законом для еды и отдыха и т.д.  и т.п.  На его
взгляд напрашивается естественная аналогия между боярином  в  фабрикан-
том.  В обоих случаях перед нами "неутолимая жажда прибавочного труда",
следовательно между обоими случаями нет никакой принципиальной разницы:

  "Если "Reglement organique" Дунайских княжеств был положительным  вы-
ражением  неутолимой  жажды  прибавочного труда,  которая узаконивается
каждым параграфом,  то английские фабричные акты являются отрицательным
выражением все той же жажды.  Эти законы обуздывают стремление капитала
к безграничному высасыванию рабочей силы,  устанавливают принудительное
ограничение рабочего дня государством,  и притом государством в котором
господствуют капиталист и лендлорд." (10.23.250)

   Маркс - великий мастер слова. То, что он только что сказал совершен-
но правильно,  но он сказал это так,  что у читателя в голове сформиро-
вался именно тот вывод,  который нужен Марксу. Между феодальным принуж-
дением и капиталистической свободой нет никакой разницы -  вот  что  он
нам хочет доказать,  вернее,  к чему хочет нас незаметно подвести. Фаб-
ричные законы являются отрицательным выражением все той же жажды приба-
вочного труда,  следовательно, разница между феодализмом и капитализмом
лишь в СПОСОБЕ ВЫРАЖЕНИЯ этой жажды, т.е. разница эта совершенно незна-
чительная.  Между тем фабричные законы выражают не только жажду  приба-
вочного труда,  но и еще нечто. Если фабричные законы ограничивают (как
минимум) эксплуатацию  наемных  работников,  то  "Reglement  organique"
САНКЦИОНИРУЕТ  ее,  если  в  последнем случае государство выступает как
ОРУДИЕ, посредством которого крестьянина принуждают к прибавочному тру-
ду,  то  в первом случае государство становится МЕЖДУ рабочим и капита-
листом и регулирует их отношения;  если в последнем случае  государство
признает законными все претензии земельного собственника,  то в  первом
случае оно признает незаконными всякие претензии и попытки собственника
капитала увеличить рабочее время сверх определенной  законом  продолжи-
тельности и квалифицирует их как "обман", "мелкие кражи" и т.п. - такая
именно оценка этим деяниям дается во всех отчетах  фабричных  инспекто-
ров, откуда Маркс берет свои примеры. Может возникнуть вопрос: насколь-
ко эффективно это вмешательство государства во взаимоотношения рабочего
и  капиталиста?  Достаточно  эффективно - и Марксу не приходит в голову
это отрицать.  Из примечания на стр.251 следует, что положение рабочего
класса, описанное Энгельсом и характерное для периода до 1845 года сох-
ранилось до 1863-1867гг. в прежнем виде только в тех отраслях, где фаб-
ричное законодательство не было введено.  В тех же отраслях, на которые
распространялось фабричное законодательство  положение  рабочих  значи-
тельно изменилось в лучшую сторону. О фабричном законодательстве, впро-
чем,  мы ниже еще поговорим несколько подробнее,  сейчас же закончим  с
вопросом о свободе.
   Любимым коньком  коммунистов и Маркса в частности является утвержде-
ние,  что все буржуазные свободы являются лишь юридической фикцией, что
не может быть свободен тот, кто ежедневно вынужден продавать свою рабо-
чую  силу и т.п.  Впрочем,  такой точки зрения придерживаются не только
коммунисты. Аналогичного мнения придерживается например и Туган - Бара-
новский.  Достоевский, если привлечь сюда мнение не только экономистов,
так же высказывался в том же смысле.  Вообще, это весьма и весьма расп-
ространенное мнение.  Основная ошибка этой точки зрения состоит в голом
противопоставлении политической свободы экономической.  Из этого проти-
вопоставления ничего понять нельзя.  Мы видим,  что политически наемный
работник свободен,  мы видим, далее, что экономически он не в состоянии
реализовать свою свободу,  остается несвободным,  рабом, если угодно, -
отсюда Маркс делает все свои выводы относительно эксплуатации  и  проч.
Между  тем  обращать внимание следует не на само это противоречие между
политической свободой и экономической несвободой,  а на то ЧЕМ ОНО ЧРЕ-
ВАТО, как и в какую сторону РАЗВИВАЕТСЯ.
   Необходимо заметить,  прежде всего,  что и экономическая свобода без
политической  есть  такая  же  фикция,  как и политическая без экономи-
ческой.  Чем обеспечивается экономическая свобода?  Собственностью. Чем
гарантируется  собственность?  Государством.  Совокупность политических
установлений,  гарантирующих собственность и есть, следовательно, поли-
тическое  выражение  экономической  свободы  или политическое выражение
свободы.   Отсутствие   политических   гарантий   собственности,   т.е.
отсутствие  политической  свободы  делает человека несвободным так же и
экономически ибо если у тебя нет никаких гарантий,  никакой уверенности
в  том,  что все,  что ты имеешь не будет у тебя отнято завтра,  то это
почти тоже самое как если бы ты вообще ничего  не  имел.  Собственность
без права собственности есть подачка, есть собственность раба или нище-
го (и,  заметим,  общественный идеал некоторых экономистов вроде Прудо-
на).  ТАКАЯ собственность никого не сможет сделать свободным.  Если же,
наоборот,  собственность,  пусть даже ничем не гарантированная,  делает
человека экономически относительно свободным и независимым, то эта сво-
бода требует своего выражения и утверждения так  же  и  в  политической
сфере.  Противоречие между экономической свободой и политической несво-
бодой (либо наоборот) рождает борьбу, стремление снять это противоречие
и  установить  соответствие между тем и другим.  Иными словами экономи-
ческая свобода создает ВОЗМОЖНОСТЬ свободы политической и наоборот, по-
литическая свобода создает ВОЗМОЖНОСТЬ свободы экономической. Эту борь-
бу и эту возможность и упускают из виду те, кто ограничивается вместе с
Марксом  голым  противопоставлением  юридического  права  экономической
действительности.
    Следовательно политическая свобода рабочего не есть завершение, ве-
нец отношений между рабочим и капиталистом, она есть только лишь НАЧАЛО
этих отношений, а именно, начало БОРЬБЫ рабочих за улучшение своего ма-
териального положения,  борьбы,  следовательно,  за свою  ЭКОНОМИЧЕСКУЮ
СВОБОДУ.  Именно этим рабочий отличается как от раба, так и от крепост-
ного и именно это обстоятельство кладет конец эксплуатации человека че-
ловеком.

                 АНГЛИЙСКОЕ ФАБРИЧНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

   Ближайшим примером  борьбы рабочих за свою экономическую свободу мо-
жет служить английское фабричное законодательство 1833-1864гг.  Это за-
конодательство тем более интересно для нас, что Маркс в "Капитале" дает
подробную его историю и пытается сделать из него свои  выводы.  В  свою
очередь  и  мы во всех своих рассуждениях будем опираться только на тот
материал, который дает Маркс. Таким образом если брать фактическую сто-
рону дела,  то мы не будем  пытаться  использовать  в  полемике  против
Маркса какие-либо факты,  которые были бы ему неизвестны.  Наоборот, мы
будем опираться лишь на тот материал, который ОН САМ дает нам в руки.
   Рассмотрим вкратце основные этапы названного  законодательства  (ни-
жеследующее   изложение  истории  англ.  фабр.  зак.  является  кратким
конспектом стр.287-311 "Капитала").
   За период с 1802 по 1833гг, как сообщает Маркс, парламентом было из-
дано 5 актов о труде, но они остались только на бумаге поскольку парла-
мент "был настолько хитер,  что не вотировал ни одной  копейки"  на  их
проведение в жизнь.  Настоящая история английского фабричного законода-
тельства начинается только с 1833г. Закон 1833г определяет начало и ко-
нец рабочего дня (5,5 и 8,5 часов соответственно), ограничивает продол-
жительность труда подростков (от 13 до 18 лет) 12 часами в день,  восп-
рещает применение труда детей  до  9-летнего  возраста,  регламентирует
ночной труд и т.д. Чтобы "смягчить" последствия этого закона для фабри-
кантов,  была введена  уже  упоминавшаяся  выше  Relaissystem  (система
смен).  Кроме того, введение ограничений труда детей растягивалось на 3
года.
   Капитал, "нисколько не удовлетворенный" этими уступками "повел  шум-
ную  агитацию,  продолжавшуюся  несколько  лет"  и ставившую себе целью
дальнейшее "смягчение" закона 1833 в сторону снижения возрастов  детей,
которых закон брал под свое покровительство.  Однако, эта агитация ни к
чему не привела и в положенные сроки закон вступил в полную силу.
   В течение следующего десятилетия до 1844 закон оставался без измене-
ния. Этот период характеризуется многочисленными злоупотреблениями фаб-
рикантов. Основное из них состояло в том, что капиталисты вводили у се-
бя  столь  запутанную систему смен для детей,  что фабричные инспектора
утрачивали всякую возможность следить за исполнением законодательства.
   Но  время  делало  свое  дело.  С 1838 года рабочие выдвинули лозунг
10-ти часового рабочего дня. Кроме того часть законопослушных фабрикан-
тов, урегулировавших свое производство согласно акту 1833г., "забросала
парламент записками относительно безнравственной "конкуренции" "фальши-
вых братьев",  которым их большая наглость или более счастливые местные
условия позволяют нарушать закон".(10.23.290) То есть конкуренция между
капиталистами сослужила свою службу рабочим.
   Тут подоспело и еще одно важное обстоятельство: началась компания за
отмену хлебных законов.  Отмена хлебных законов, искусственно поднимав-
ших цену на хлеб, означала расширение ввоза хлеба в Англию, падение его
цены.  Это  было  выгодно английской промышленности для которой свобода
торговли являлась тогда важным условием процветания и невыгодно земель-
ным  собственникам (лендлордам),  поскольку в результате падения цен на
хлеб снижалась земельная рента. Таким образом, вокруг хлебных законов в
классе  собственников,  между капиталистами и лендлордами,  разгорелась
ожесточенная борьба.  Чтобы заручиться  поддержкой  рабочих  фабриканты
оказались  вынужденными  быть  более сговорчивыми и уступчивыми с ними.
Так появился фабричный акт 1844г.
   Этот закон впервые берет под защиту совершеннолетних рабочих, именно
старше 18 лет.  Их рабочее время было ограничено 12 часами, ночной труд
воспрещен и т.д.  Рабочий день детей был сокращен до 6,5-7 часов. Кроме
того, чтоб  устранить злоупотребления Relaissystem о которых говорилось
выше, законом  был  строго определен момент начала и конца рабочего дня
детей и,  помимо  этого,  фабрикант  обязан  был  повесить  на  фабрике
расписание с обозначением времени начала,  конца рабочего дня и переры-
вов на обед, время должно при этом определяться по каким - либо общест-
венным часам и т.д.
   Любопытна реакция  Маркса  на эти положения фабричного акта.  Только
что он с негодованием описывал беззакония,  творимые капиталистами и не
жалел красноречия, чтоб сообщить тоже чувство и читателю. Теперь же, те
положения акта 1844 г.,  которые призваны пресечь эти злоупотребления и
специально направлены против них он называет "мелочными  постановления-
ми"  (23.292) и неизвестно зачем добавляет,  что они "не были продуктом
парламентских измышлений", но "постепенно развивались из данных отноше-
ний  как  естественные законы современного способа производства".  Его,
очевидно,  возмущает тяжелое положение рабочего класса, всякое же улуч-
шение этого положения его... раздражает.
   Следующий  этап  в  развитии фабричного законодательства относится к
1846 - 1847гг. Чартистское движение и агитация за 10-ти часовой рабочий
день достигли своего апогея. И вновь судьба и политическая обстановка в
стране благоприятствуют рабочим. Хлебные законы были отменены. Лендлор-
ды (партия тори) потерпели поражение и теперь они становятся союзниками
рабочих в борьбе за сокращение рабочего дня. Маркс ничего не сообщает о
мотивах  этого  союза.  Возможно  здесь были замешаны какие-то экономи-
ческие интересы, возможно тори просто жаждали отомстить за свое пораже-
ние, однако факт тот, что если в начале агитации за сокращение рабочего
дня рабочие пользовались поддержкой фабрикантов,  то в наивысшем пункте
этой агитации их союзниками стали землевладельцы. Перемена политической
обстановки, борьба между фабрикантами и землевладельцами в обоих случа-
ях  оказываются на руку рабочим.  Новый фабричный акт был принят в 1847
году.
   Этот закон  устанавливал поэтапное ограничение рабочего дня подрост-
ков и работниц,  а с 1 мая 1848г.  окончательное ограничение дня тех же
категорий рабочих 10 часами.
   С этого момента борьба рабочих за свои экономические права  идет  на
спад. Это связано, во-первых, с кризисом 1846 - 1847гг. Положение рабо-
чих было крайне тяжелым.  Оно было еще более усугублено тем, что фабри-
канты осуществили общее понижение заработной платы на 10%  а после того
как рабочий день был сокращен до 11 часов еще  примерно  на  8%.  После
сокращения рабочего дня до 10 часов последовало вдвое большее понижение
заработной платы.  При этих обстоятельствах началась агитация среди ра-
бочих за отмену акта 1847 года.  Можно было предположить,  что рабочие,
задавленные нуждой предпочтут более продолжительный рабочий день  чтобы
хоть  как-то поправить свое положение.  Однако,  агитация не увенчалась
успехом и предварительный поход капитала на права рабочих окончился не-
удачей. Но ситуация в целом складывалась на этот раз в пользу фабрикан-
тов.  Разгром чартистского  движения,  поражение  парижского  июньского
восстания,  - все это подрывало позиции рабочих.  Фабриканты,  конечно,
воспользовались своим  политическим  и  экономическим  преимуществом  и
"подняли  открытый  бунт не только против десяти часового закона,  но и
против всего законодательства...  начиная с 1833г... Это был бунт в за-
щиту рабства в миниатюре,  который... проводился с циничной бесцеремон-
ностью, с террористической энергией..." (23.295)
   Первое проявление этого бунта состояло в том, что фабриканты уволили
часть занятых у них подростков и работниц и взамен  восстановили  почти
исчезнувший ночной труд рабочих мужчин.  Далее они попытались исключить
перерывы на еду из рабочего времени. Однако королевские юристы признали
эти шаги незаконными.  Затем, пользуясь лазейками, которые предоставлял
закон 1844 года они ввели практику оставлять работать детей 8-13 лет до
8,5 часов вечера с тем, чтоб приурочить труд детей к труду взрослых ра-
бочих.
   Наконец фабриканты  открыто объявили фабричным инспекторам,  что они
намерены восстановить старую Relaissystem против которой был  направлен
акт 1844г.  Фабричные инспектора начали возбуждать судебные преследова-
ния.  Министр внутренних дел рекомендовал им "не преследовать нарушений
буквы акта...",  однако инспектора заявили "что министру не принадлежит
диктаторская власть приостанавливать  действие  законов"  и  продолжали
свою  деятельность.  Вся  эта история заканчивается в конце-концов тем,
что решением одного из высших судебных учреждений Англии,  Суда  казна-
чейства, закон о десяти часовом рабочем дне был отменен. Рабочие потер-
пели поражение.  Но не надолго. Поднималась новая волна рабочего движе-
ния. В Ланкашире и Йоркшире прошли грозные митинги. "Роптала даже часть
фабрикантов",  поскольку противоречивые решения судов дают преимущества
одним из них в ущерб другим.  Вновь сыграла,  таким образом,  свою роль
конкуренция между ними. "При таких обстоятельствах между фабрикантами и
рабочими состоялся компромисс,  получивший санкцию парламента в...  ак-
те... 1850г." (23.301) На подробностях этого акта мы останавливаться не
будем отметим  лишь,  что  им  раз  навсегда  уничтожалась  злополучная
Relaissystem.
   Прогресс фабричного законодательства с 1860 по 1863 состоял в расши-
рении сферы его действия на кружевные,  чулочные фабрики,  производство
спичек пистонов, патронов и т.д. (см.23.305)
   О том какое действие произвело фабричное законодательство на положе-
ние рабочих говорит сам Маркс:

   "...Принцип одержал решительную победу,  победив в крупных  отраслях
промышленности...   Поразительное   развитие  этих  отраслей  в  период
1853-1860гг.,  совершавшееся рука об руку с физическим и моральным воз-
рождением  фабричных рабочих,  заставило прозреть и самых слепых.  Сами
фабриканты,  у которых путем полувековой гражданской войны шаг за шагом
завоевывалось законодательное ограничение и регулирование рабочего дня,
хвастливо указывали на контраст между этими отраслями промышленности  и
тем   областями  эксплуатации,  которые  еще  оставались  "свободными".
(23.304-305)

   Подведем итоги.  Труд,  следовательно,  рабочее время есть СОБСТВЕН-
НОСТЬ рабочего.  Подобно тому как размер  собственности  землевладельца
ограничивается,  следовательно, определяется межевым столбом, указываю-
щим границы владения,  подобно тому как собственность капиталиста опре-
деляется  количеством стоимости в денежной или вещественной форме кото-
рым он распоряжается,  - подобным же образом и собственность рабочего в
исходном  пункте  его  отношений с капиталом определяется продолжитель-
ностью рабочего времени. Именно граница рабочего дня, предел, далее ко-
торого  он не может продолжаться указывает где начинается собственность
рабочего, а где - собственность капиталиста. Поэтому если рабочее время
не ограничено,  если оно может, по крайней мере потенциально, захватить
все время жизнедеятельности рабочего, то в этом случае последний не яв-
ляется собственником,  напротив, он сам становится собственностью капи-
талиста.  Это тоже самое как объявить человека землевладельцем и в тоже
время  не определить местоположение и конкретные размеры участка земли,
которым он мог бы распоряжаться.  Право на землю в этом случае есть,  а
самой земли - нет.  Право в этом случае является чистейшей ФИКЦИЕЙ.  Но
поскольку  наемный  работник,  по  крайней  мере  юридически   является
собственником своей рабочей силы, то уже сама жизнь, его непосредствен-
ный опыт ему подсказывают что у него есть только один  способ  реализо-
вать  свою собственность,  сделаться действительным собственником - это
ограничить  продолжительность  рабочего  времени.  Причем  размер   его
собственности,  при прочих равных условиях,  определяется, естественно,
продолжительностью рабочего времени,  подобно тому как размер собствен-
ности землевладельца определяется, при прочих равных условиях, площадью
его земельного участка. Поэтому борьба за сокращение рабочего дня явля-
ется борьбой рабочего за свою собственность,  а тем самым,  - поскольку
право частной собственности является "святым" правом капитализма,  -  и
естественной формой вовлечения рабочего в процесс капиталистических от-
ношений и участия в этом процессе.
   Задача практической реализации права собственности рабочих и тем са-
мым действительного их освобождения решается  посредством  профсоюзного
движения.  По  крайней мере здесь находится исходный пункт борьбы рабо-
чих за свои права.
   Пожалуй с  самого момента появления первых профсоюзов появилось мне-
ние, - как среди экономистов, так и среди участников капиталистического
производства,  - что эти союзы ограничивают свободу  рабочих,  являются
чем-то искусственным,  незаконным, своего рода монополией, препятствую-
щей свободной игре рыночных сил и т.п. Из экономической истории уже на-
шего  времени можно привести в пример ряд предпринимавшихся в США попы-
ток подвести  деятельность  профсоюзов  под  антимонопольное  законода-
тельство.  Сколь  бы  подобные шаги государства ни были оправданы в той
или иной конкретной обстановке,  эти примеры легко могут породить прев-
ратное представление о природе профсоюза как о некой обычной монополии.
Это принципиальная ошибка.
  Необходимо заметить,  прежде всего,  что пресловутая рыночная свобода
реально  существует  лишь  в  случае относительного равновесия спроса и
предложения какого либо товара, в данном случае рабочей силы. Но именно
это-то  равновесие встречается в достаточно редких случаях и характерно
оно прежде всего для высокоразвитых стран,  где  те  проблемы,  которые
призваны решать профсоюзы если и не решены еще, то, по крайней мере ут-
ратили свою остроту, и где борьба между профсоюзами и предпринимателями
имеет весьма специфический характер.  В развивающихся странах,  где ры-
ночные отношения только складываются, никакого равновесия между предло-
жением рабочей силы и спросом на нее нет и именно поэтому в таких стра-
нах наиболее остро стоит рабочий вопрос и, как следствие, все остальные
социальные проблемы.  В такой ситуации создание рабочих союзов является
не фактором,  дестабилизирующим рыночное равновесие, но стихийно возни-
кающим средством УСТАНОВИТЬ это равновесие или,  по крайней мере, приб-
лизиться к нему.  Это верно, разумеется, лишь в том случае, если созда-
тели  и  вожди  профсоюзов  правильно  понимают  свои цели и способы их
достижения.
   Суть вопроса состоит в том  как,  какими  средствами  рабочие  могут
обеспечить свою собственность? Но как вообще можно обеспечить собствен-
ность в  условиях капитализма,  т.е.  рыночных отношений?  Естественно,
только одним способом:  поставив под контроль ее предложение на  рынке.
Это,  пожалуй тавтология: контролировать предложение того или иного то-
вара и значит быть его собственником,  с  другой  стороны  и  отношение
собственности  заключается  в возможности распоряжаться вещью,  в част-
ности контролировать ее предложение. Однако, если мы примем во внимание
характер товара рабочая сила,  то это положение перестает быть тавтоло-
гией. В том случае, когда собственностью является конкретная, физически
существующая вещь,  отношение  собственности само по себе подразумевает
возможность распоряжения этой вещью.  В случае с рабочей силой дело ко-
ренным  образом  меняется.  Моя  рабочая  сила,  понимаемая  просто как
способность выполнять те или иные производственные  функции,  ничем  не
отлична от подобных же способностей любого другого человека. Любой дру-
гой человек,  следовательно, может заменить меня на моем рабочем месте.
Следовательно то, что я могу распоряжаться самим собой, могу предложить
свои услуги капиталисту или воздержаться от этого  предложения,  -  это
обстоятельство никак не влияет на предложение рабочей силы на рынке ибо
моя рабочая сила ничем не отлична от рабочей силы других наемных работ-
ников,  которые  в  любой  момент  готовы  встать на освобожденное мною
место.  Даже в условиях полной конкуренции,  когда предприниматель не в
состоянии повлиять ни на цену производимого им товара,  ни на его пред-
ложение на рынке,  он, все же, может регулировать свое собственное про-
изводство данного товара, расширять или сокращать его, перемещать капи-
тал в другие отрасли и т.д.,  т.е.  даже в этих, самых жестких для него
условиях, он обладает некоторой экономической свободой, у него остается
возможность маневра ибо он распоряжается вещами от которых  материально
и физически всегда свободен. Рабочий - собственник рабочей силы - нахо-
дится совсем в иных условиях.  Правда,  он тоже может сменить место жи-
тельства,  повысить квалификацию,  получить другую специальность,  т.е.
тоже, вроде бы, может регулировать предложение своего товара. Но не го-
воря уже о том,  что подобные маневры всегда протекают крайне болезнен-
но, они сами по себе становятся возможными только в том случае если ра-
бочий располагает некоторым запасом жизненных средств.  Всякая перемена
в образе жизни рабочего - если только это не простое сползание в  нище-
ту,  -  требует  определенных  затрат и рабочий должен быть в состоянии
осуществить их,  т.е.  должен обладать некоторой не то  чтобы  экономи-
ческой, но хотя бы материальной свободой, между тем речь как раз и идет
о том, откуда ей, этой свободе, взяться. Капитал всегда начинается там,
где субъект получает некоторую степень экономической свободы, собствен-
но,  именно свобода и есть первый капитал его  собственника.  Напротив,
рабочий сначала становится рабочим и лишь впоследствии он должен завое-
вать свободу. Его исходный пункт - это отсутствие каких либо материаль-
ных средств, делающих его свободным. Остаются, следовательно чисто иде-
альные средства. Среди главнейших из них - договоренность между рабочи-
ми о координации своих действий, - договоренность ослабляющая конкурен-
цию между ними и ставящая под определенный контроль предложение рабочей
силы на рынке.  Эту задачу и решают рабочие союзы создание которых, та-
ким образом,  становится необходимым и естественным явлением.  Следова-
тельно,  если монополия капиталистов есть злоупотребление экономической
свободой,  то  "монополия"  рабочих на свой товар есть самое первое но,
конечно,  не последнее, СРЕДСТВО получить эту свободу. Капиталист с са-
мого  начала  - собственник,  рабочий с самого начала - НЕ собственник.
Капиталист,  становясь монополистом,  выходит за рамки рыночных отноше-
ний,  рабочий, становясь монополистом, наоборот, лишь впервые реализует
свои права собственника и впервые вступает в сферу собственнических от-
ношений. Поэтому именно с профсоюзного движения начинается борьба рабо-
чих за свое экономическое освобождение.
   Впрочем, можно признать, если угодно, что профсоюз по сути своей яв-
ляется такой же монополией, как и всеми нелюбимые монополии создаваемые
капиталистами  в  целях  искусственного повышения цен и получения моно-
польной сверхприбыли.  Но даже и в этом случае любые  аргументы  против
профсоюзов  могут  быть справедливы лишь по отношении к данному месту и
времени,  но не вообще,  не ТЕОРЕТИЧЕСКИ. Рабочая сила не является сво-
бодно  воспроизводимым  товаром,  каковым  является классический товар.
Численность рабочего населения не является ФУНКЦИЕЙ рыночных отношений.
Она  (эта  численность) является относительно самостоятельным фактором,
за которым стоят природа и физиология человека, народные нравы и обычаи
и т.д. Сугубо экономические воздействия, безусловно, так же играют свою
роль, но не там, где они только складываются и предложение рабочей силы
имеет совершенно неорганизованный характер. В этих условиях численность
рабочего населения сама является материальным,  естественным  фактором,
под  воздействием  которого формируются капиталистические отношения,  -
фактором, который определяет тип и характер последних и с которым капи-
талистическое  общество  поначалу так же мало может что поделать,  как,
например,  и с естественнонаучными основами производственного процесса.
Поэтому  рыночное  равновесие между предложением рабочей силы и спросом
на нее,  если предоставить его его естественным законам  и  тенденциям,
может  устанавливаться на протяжении многих десятилетий,  а в некоторых
случаях может оказаться и вообще недостижимым в сколько-нибудь  обозри-
мом будущем.  В этих условиях создание союза рабочих является не созда-
нием очередной монополии, но делом жизни и смерти рабочих, средством их
борьбы за выживание, - а это коренным образом меняет суть вопроса. Если
какие-либо обстоятельства,  - экономические или какие  угодно,  -  при-
носят,  превращают  человека в безмолвную жертву,  лишают его не только
права на жизнь,  но и права борьбы за свою жизнь,  то человек  получает
моральное право восстать не только против этих обстоятельств, но и про-
тив самого бога, если понадобится. Если объективные экономические усло-
вия  не  оставляют рабочим никакого иного выхода кроме голодной смерти,
то рабочие должны и не могут не восстать против этих условий.  Это  уже
не экономический вопрос,  это вопрос естественной борьбы за существова-
ние и самосохранение.  Борьба этого рода имеет  характер  естественной,
материальной необходимости.  Поэтому если монополия на те или иные нео-
душевленные предметы является проявлением субъективного произвола моно-
полиста,  желающего  создать для себя какие-то особые преимущества,  то
монополия профсоюза на рабочую силу, так же являясь, если угодно, ВНЕЭ-
КОНОМИЧЕСКИМ фактором,  выступает вместе с тем в качестве такого факто-
ра,  с каким и капитал и общество в целом вынуждены считаться  так  же,
как они вынуждены считаться например с законами природы. Всякие попытки
поставить этому естественному рабочему движению какие-то  преграды  или
вообще  запретить  его в административном порядке,  чреваты социальными
потрясениями и катастрофами.  Единственным результатом подобных  запре-
тов,  проводимых,  конечно, во имя свободы труда, может явиться падение
всех экономических свобод и свободы труда в частности.
   Итак, контроль за продолжительностью рабочего дня есть цель рабочих,
профсоюзное движение - средство для достижения этой цели.  Но КАКИМ об-
разом рабочие достигают этой цели?  Каков характер этого движения?  Это
движение есть борьба.  Ее определяющие черты вытекают из вышесказанного
и  состоят  в  следующем.  Во-первых,  это не борьба между грабителем и
жертвой,  угнетателем и угнетенным,  как нас в том на  каждой  странице
уверяет Маркс,  это борьба, в которой противостоящие друг другу стороны
одинаково заинтересованы  в  сохранении  и  существовании  друг  друга.
Во-вторых,  это  борьба  ДВУХ СОБСТВЕННИКОВ ПО ПОВОДУ РАЗДЕЛА СОБСТВЕН-
НОСТИ.  Следовательно,  в сохранении и упрочении гарантий для собствен-
ности  одинаково  заинтересованы  обе борющиеся стороны.  Это общее для
всех обстоятельство вводит указанную борьбу в известные рамки,  опреде-
ляет ее характер.  А именно: эта борьба носит ПРАВОВОЙ характер. Это не
"бунт,  проводимый с террористической энергией", не "гражданская война"
(Марксу  неизвестна история 20 века и потому он слабо представляет себе
истинный смысл этих слов),  это борьба, в которой общество, государство
не разрушаются,  но наоборот,  СТАНОВЯТСЯ,  осуществляются,  что, между
прочим,  ярко иллюстрирует и история английского  фабричного  законода-
тельства,  даже  в том ее виде в каком ее нам изобразил Маркс,  который
явно не ставил своей целью показать успехи капитализма в решении  соци-
альных проблем.  Закон нарушают,  когда это можно сделать безнаказанно,
его обходят если для этого есть лазейки,  но вместе с тем,  закон  есть
СИЛА  с  которой ВСЕ вынуждены считаться.  Классовая борьба протекает в
рамках законности,  во всяком случае,  закон вовсе не есть  юридическая
фикция,  как  нас в том пытается убедить Маркс.  Сколь бы он ни пытался
уверить нас,  что отношения труда и капитала  тождественны  гражданской
войне,  - именно этого вывода невозможно сделать из того материала, ко-
торый он нам дает.  Мы постоянно видим,  что государство ни в какой мо-
мент  своего  существования  не  сливается ни с одним классом,  что не-
посредственное политическое насилие является не нормой межклассовых от-
ношений,  но  экстремальной точкой,  чрезвычайным событием;  что каждый
класс преследует свои интересы при помощи более или менее  легальных  и
демократических средств, что, по крайней мере, те цели, которые достиг-
нуты таким именно способом оказываются наиболее прочным  завоеванием  и
т.д.  Правда, одновременно мы видим, что отношения между трудом и капи-
талом в иные кризисные моменты могут выйти за  рамки  правовых  и  даже
разрушить эти рамки, но ведь все, созданное богом и людьми можно разру-
шить, особенно если специально задаться такой целью.
  Что же касается злоупотреблений и прочь,  то это вопрос совершенство-
вания законодательства - естественный и неизбежный в любом обществе.
  Те перипетии борьбы между рабочими и капиталистами, которые изобразил
нам  Маркс,  показывают роль государства в этой борьбе.  Государство не
есть сила,  посредством которой один класс подавляет другой,  как  это,
опять же, нам всегда изображают марксисты, оно не есть также некий иде-
альный агрегат,  парящий над классами и земными страстями;  государство
есть механизм, стоящий между классами и регулирующий их отношения. Оно,
если можно так выразиться, попеременно становится на сторону то одного,
то другого класса,  ему редко или почти никогда не удается занять  иде-
ально  центристскую  позицию  и  поэтому оно само и его политика всегда
носят классовый характер.  Но оно, вместе с тем, не срастается ни с од-
ним  классом,  ни один из последних не имеет феодальной привилегии вер-
шить суд и расправу. В основе права лежит принцип частной собственности
- принцип общий для всех классов.  Именно эта общая основа создает воз-
можность перехода государства с позиций одного класса на позиции друго-
го. Любая группа или класс, оказавшись у власти может и будет проводить
СВОЮ линию,  СВОЮ политику в СВОИХ интересах.  Но не одна группа  и  не
один класс не обладают монополией на власть.  В этом - суть демократии.
Но это значит, что как только цели интересы данного класса, пребывающе-
го у власти, решительно разойдутся с общественными интересами, то всег-
да есть возможность отстранить данный класс от власти,  что и  происхо-
дит.  Поэтому  классовый  характер государства не мешает ему быть межк-
лассовым механизмом,  выполняющим не классовые, а, - в целом, в тенден-
ции, - общественные задачи и функции.
   Период от момента возникновения капиталистических отношений до  того
момента,  когда рабочий класс обретает возможность контроля над продол-
жительностью рабочего дня и отношения между ним и классом  капиталистов
превращаются  тем  самым в отношения противостоящих друг другу ДЕЙСТВИ-
ТЕЛЬНЫХ (а не только юридических) СОБСТВЕННИКОВ,  - этот  период  можно
назвать периодом дикого капитализма. Это период классовой борьбы, кото-
рая еще не обрела правовые формы,  последние лишь  вырабатываются.  Это
период экономической борьбы,  в которой рабочий ЭКОНОМИЧЕСКИ (не юриди-
чески!) еще не отличается принципиально от раба или крепостного  и  его
экономическое  положение  именно  как  НАЕМНОГО РАБОТНИКА (в отличие от
крепостного или раба) лишь формируется.  Его-то,  этот период, и сделал
Маркс  предметом своего наблюдения и попытался исследовать в своем "Ка-
питале". Попытку эту следует признать неудачной. Маркс абсолютно не по-
нял сущности, тенденции экономического и политического процесса, разво-
рачивающегося перед его глазами.  Действительное направление, в котором
развивается этот процесс, прямо противоположно изображенному в "Капита-
ле". Мы попытаемся продемонстрировать это на примере того же английско-
го фабричного законодательства.
   Сам факт вмешательства государства  во  взаимоотношения  рабочего  и
фабриканта, независимо  от  форм  и степени этого вмешательства,  Маркс
оценивает весьма своеобразно, истинно по марксистски. Впрочем, сама эта
оценка  основывается на том как Маркс понимает роль рабочего в процессе
капиталистического производства:

   "...Само собой разумеется, что рабочий на протяжении всей своей жиз-
ни есть не что иное,  как рабочая сила,  что поэтому все время, которым
он располагает,  естественно и по праву есть рабочее время и,  следова-
тельно,  целиком принадлежит процессу самовозрастания стоимости капита-
ла.  Что касается времени,  необходимого человеку для образования,  для
интеллектуального развития,  для выполнения социальных функций, для то-
варищеского  общения,  для свободной игры физических и интеллектуальных
сил...  - то все это чистый вздор!... При своей волчьей жадности к при-
бавочному  труду  капитал опрокидывает не только моральные,  но и чисто
физические максимальные пределы рабочего дня.  Он узурпирует время, не-
обходимое для роста, развития и здорового сохранения тела. Он урезывает
время на еду и по возможности  включает  его  в  самый  процесс  произ-
водства,  подобно тому как паровому котлу дается уголь и машинам - сало
или масло. (10.23.274-275)"

   Заметьте, что это Маркс пишет тогда, когда фабричное законодательст-
во уже сделало первые шаги и принесло первые положительные плоды, когда
положение рабочего класса,  каким бы тяжелым оно ни было, резко отлича-
лось в сторону улучшения от того,  каким оно было, скажем, в начале ве-
ка,  словом,  когда  прогресс  в  этой области социальной жизни был уже
бесспорным фактом.  "...Капитал опрокидывает не только моральные,  но и
часто  физические...  пределы рабочего дня"!,  - гремит Маркс,  а в это
время, и Марксу это известно,  на повестке дня уже стоял лозунг восьми-
часового рабочего дня, и даже "продажная" буржуазная наука признала не-
обходимость общественного контроля за продолжительностью  рабочего  дня
важнейшим принципом капиталистических отношений (в чем,  впрочем, Маркс
не видит ничего, кроме лицемерия)!

   "Таким образом,  - резюмирует он,  - капиталистическое производство,
являющееся по существу...  высасыванием прибавочного труда, посредством
удлинения рабочего дня ведет не только к захирению человеческой рабочей
силы,  у  которой  отнимаются нормальные моральные и физические условия
развития и деятельности. Оно ведет к преждевременному истощению и унич-
тожению самой рабочей силы. (10.23.275)"

   Одним словом,  НАЕМНЫЙ РАБОЧИЙ ЕСТЬ РАБ,  или,  еще точнее,  РАБОЧИЙ
СКОТ,  - такова его экономическая функция.  Между капиталистическими  и
рабскими отношениями нет никакого принципиального различия. Мы вовсе не
пытаемся навязать Марксу этот дикий вывод и нисколько не  утрируем  его
точку зрения,  он сам ее формулирует именно так, как мы только что ска-
зали.  На стр. 276 он приводит длинную цитату, констатирующую беспощад-
ную  эксплуатацию  рабов в Северной Америке.  Следуют слова из Горация:
Mutato nomine de te fabula narratur!  (Лишь имя стоит тебе изменить, не
твоя ли история это!),  и,  затем,  Маркс продолжает: "Заменим торговлю
невольниками рынком труда, Кентукки и Вергинию - Ирландией и земледель-
ческими  округами  Англии,  Шотландии  и Уэльса,  Африку - Германией!".
(10.23.277).  Далее он приводит несколько примеров,  показывающих избы-
точность  рабочего населения в Великобритании в известные периоды и все
вытекающие отсюда тяжелые последствия.  Конечно,  это софистика, как бы
ни  были  красноречивыми  эти примеры сами по себе.  Положение рабочих,
сколь бы тяжелым оно ни было,  с одной стороны,  произвол  фабрикантов,
сколь бы вопиющим он ни был,  - с другой, - все это еще не дает нам ни-
какого понятия о капитализме до тех пор,  пока не выяснено ВЫТЕКАЮТ  ли
все эти явления из сущности капитализма или ПРОТИВОРЕЧАТ ей, можно ли с
ними успешно бороться в РАМКАХ капитализма,  или же борьба с ними неиз-
бежно выведет нас ЗА эти рамки?  Впрочем, надо быть справедливым, Маркс
полагает, что он уже ответил на все эти вопросы, - ведь он уже дал тео-
рию эксплуатации и вскрыл сущность капиталистических отношений, поэтому
с ЕГО ТОЧКИ ЗРЕНИЯ его рассуждения вполне логичны.  Пусть так. Но в та-
ком случае он должен нам объяснить СО СВОЕЙ ТОКИ ЗРЕНИЯ некоторые факты
из капиталистической действительности. Мало указать на язвы капитализма
- это особенно легко и приятно сделать,  когда они удачно вписываются в
предначертанную теоретическую схему,  - но вот  пусть  Маркс  попробует
объяснить нам прогресс капиталистических отношений, - прогресс, которо-
го он сам отрицать не в состоянии.  Это касается  прежде  всего  такого
масштабного  явления  как возникновение и непрерывное совершенствование
фабричного законодательства.  Что это, случайное отклонение от норм ка-
питалистических отношений  или,  наоборот,  вполне  НОРМАЛЬНОЕ явление?
Объяснения здесь тем более необходимы, что сам Маркс уделяет этому воп-
росу,  его фактической стороне,  в "Капитале" весьма много места. И тем
не менее,  он не дает нам никакого вразумительного ответа на поставлен-
ный вопрос!  Мы не находим ничего, кроме отрывочных замечаний, содержа-
ние и тональность которых,  впрочем,  сами по себе весьма красноречивы.
Например:

   "Не говоря уже о нарастающем рабочем движении, с каждым днем все бо-
лее грозном,  ограничение фабричного труда было продиктовано той же са-
мой необходимостью,  которая заставила выливать гуано на английские по-
ля.  То же слепое хищничество, которое в одном случае истощало землю, в
другом случае в корне подрывало жизненную силу нации. (10.23.250-251)"

   Иначе говоря капиталистическое общество так же заинтересовано в сох-
ранении рабочего населения и создании относительно  нормальных  условий
его существования,  как  и добрый хозяин заинтересован в нормальном со-
держании своего рабочего скота. Эта оригинальная точка зрения позволяет
совместить факты,  свидетельствующие об улучшении положения рабочих,  с
теорией эксплуатации, рассматривающей рабочего в качестве рабочего ско-
та. Но Маркс не решается двигаться далее в этом направлении: слишком уж
явно оно ведет в тупик.  Он сам не привел нам ни одного примера,  когда
бы  то или иное положение того или иного фабричного акта в пользу рабо-
чих было бы принято исключительно под давлением со стороны фабрикантов,
или,  на худой конец,  общественного мнения.  Более того, он сам вполне
справедливо замечает в другом месте, вернее во многих местах, что рабо-
чий является для капиталиста лишь средством производства,  не требующим
даже той заботы о себе, какой требует домашний скот. Поэтому

   "капитал... - говорит он, - считается с перспективой будущего вырож-
дения и в конечном счете неизбежного вымирания человечества не меньше и
не  больше,  чем  с  перспективой  возможного  падения земли на солнце.
(10.23.279)"

   Но что  же тогда является движущей силой фабричного законодательства
и прогресса социальных отношений вообще?  Что,  вернее,  кто заставляет
капиталиста относиться к рабочему не как к рабочему скоту, но как к ЧЕ-
ЛОВЕКУ,  как к ЛИЧНОСТИ? Разумеется, ни кто иной как САМ РАБОЧИЙ. Поли-
тическая свобода развязывает ему руки и он заявляет о себе,  заставляет
с собой считаться,  отвоевывает жизненное пространство для себя.  Чита-
тель, верно, заметил фразу Маркса в предыдущей цитате " не говоря уже о
нарастающем рабочем движении..." и т.д.  Марксу, конечно, не приходит в
голову отрицать активность рабочего класса,  то, что социальное положе-
ние рабочих должно быть делом рук самих рабочих и что они сами, практи-
чески,  ставят это своей целью. Рабочий самостоятельно добивается своих
политических и экономических прав и свобод и его  деятельность  в  этом
направлении небезуспешна, - что из этого следует? То, что нужно доказы-
вать,  пожалуй,  только одним коммунистам,  - что рабочий НЕ РАБ,  и НЕ
КРЕПОСТНОЙ.  Он СОБСТВЕННИК. Если он не является собственником СЕГОДНЯ,
то  он  является  им  потенциально,  юридически,  и,  следовательно,  в
действительности будет им ЗАВТРА.

   "Приходится признать,  - констатирует Маркс, - что наш рабочий выхо-
дит из процесса производства иным, чем вступил в него (10.23.310)"

   Вот именно:  ПРИХОДИТСЯ!

  "...Что бы "защитить" себя...  - продолжает Маркс,  - рабочие  должны
объединиться и, как класс, заставить издать государственный закон, мощ-
ное общественное препятствие,  которое мешало бы им самим по доброволь-
ному  контракту  с  капиталом продавать на смерть и рабство себя и свое
потомство...Quantum mutatus ab illo!" (Какая перемена  по  сравнению  с
тем, что было! Вергилий.) (10.23.311)

   Маркс лукаво  делает  вид,  будто эта перемена не касается вовсе его
теории эксплуатации, его социалистических выводов, наконец, упорно про-
водимого им взгляда на рабочего как на раба и мысли о том, что нет раз-
ницы между  капитализмом  и  предшествовавшими   ему  способами  произ-
водства. На его глазах рабочий обретает не только политическую, - ее он
собственно уже имеет,  - но и экономическую  свободу,  он  сам  (Маркс)
признает этот процесс как свершающийся факт и при этом беспрерывно про-
должает твердить о "рабстве наемного труда",  "капитализированной крови
детей" и т.д. и т.п.
   Но должно же как-то свести концы с концами.  Маркс должен  соединить
свою теорию с упрямой действительностью.  Утверждать,  что рабочий есть
раб можно где угодно,  в любом параграфе,  на любой странице, но только
не на той,  где приводятся факты, красноречиво свидетельствующие о том,
что он НЕ РАБ.  Объяснять прогресс фабричного законодательства  заботой
фабрикантов,  пекущихся о рабочих как о своем рабочем скоте, - эта идея
тоже как-то вязнет на зубах.  И вот Маркс наталкивается  на  счастливую
мысль:  в ход идет байка, - ее потом еще сто лет будут повторять комму-
нисты,  - о том,  что отношение между рабочими и капиталистами по своей
сути есть ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА:

   "...Установление нормального рабочего дня является продуктом продол-
жительной,  более или менее скрытой гражданской войны между классом ка-
питалистов и рабочим классом." (10.23.308)

   Правда, на  этой  версии Маркс так же не очень настаивает и не пыта-
ется ее развить.  Отношения между рабочими и капиталистами,  даже  если
принять во внимание самые острые их моменты, мягко говоря, не похожи на
гражданскую войну. КЛАССОВАЯ БОРЬБА и ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА - это, конечно,
две  разные  вещи  и  только наиболее пустоголовые демагоги с легкостью
ставят знак равенства между ними. Но, с другой стороны, нельзя расцени-
вать приведенные только что слова Маркса как простую гиперболу.  По ЕГО
ТЕОРИИ отношения между рабочими и капиталистами,  -  эксплуататорами  и
эксплуатируемыми,  угнетателями  и угнетенными,  господами и рабами,  -
есть ИМЕННО гражданская война,  - скрытая или явная,  - и иными быть не
могут. Таким образом, если мы встанем на точку зрения теории Маркса, то
тогда действительные тенденции общественных отношений и реальные факты,
предстанут перед нами в перевернутом виде: прогресс окажется регрессом,
свобода - рабством,  классовый компромисс - военным перемирием, все об-
щественные  институты  - антиобщественными,  право - бесправием и т.д.;
если же мы оставим за собой право называть вещи своими именами и твердо
придерживаться фактов,  - тех,  самых, приводимых самим Марксом, - то в
таком случае теория последнего превращается в  простую  гиперболу  или,
точнее,  в перевернутое зеркало. Инстинкт самосохранения не дает Марксу
зафиксировать свое внимание на этом противоречии,  обычная проницатель-
ность  ему  изменяет и вся его энергия уходит на мелкие укусы и выпады,
по всякому удобному поводу,  против ненавистного ему капиталистического
общества.
   Так, будучи не в состоянии отрицать положительное  влияние  на  здо-
ровье  и  охрану  труда  рабочих положений фабричного законодательства,
регламентирующих эту сторону отношений между рабочими и  капиталистами,
Маркс, тем не менее, находит повод выразить свое недовольство:

   "Что еще могло бы  лучше  характеризовать  капиталистический  способ
производства, чем эта необходимость навязать ему принудительным законом
государства соблюдение элементарнейших правил  гигиены  и  охраны  здо-
ровья. (10.23.493)"

   А сам факт того,  что отношения между рабочими и капиталистами регу-
лируются не посредством военных вылазок, предпринимаемых той или другой
стороной,  - как оно должно быть  по  Марксу,  -  а  посредством  госу-
дарственного  вмешательства,  что свидетельствует о принципиальной воз-
можности их правового урегулирования,  - это никак не характеризует ка-
питалистический способ производства? Эта сторона дела не привлекла вни-
мания Маркса?  И что странного он находит в том,  что государство берет
на себя решение вопросов, связанных с охраной труда? Кто еще должен по-
заботиться о рабочем,  если не он сам? И как он может это сделать, если
не посредством государства? Что ужасного усмотрел во всем этом Маркс?
   Далее, на той же странице Маркс говорит  о  необходимости,  согласно
мнению английских врачей,  500 куб.  футов воздуха на одного непрерывно
работающего человека. Однако проведение этой меры в законодательном по-
рядке  невозможно  в  силу  необходимости превращения для ее проведения
мелких мастерских в крупные фабрики,  что невозможно без насильственной
экспроприации мелких собственников.

 "Потому-то перед  этими 500 куб.  футов воздуха у фабричного законода-
тельства захватывает дух. Санитарные учреждения... фабричные инспектора
снова  и снова говорят о необходимости этих 500 куб.  футов и невозмож-
ности вырвать их у капитала. Таким образом, - радостно выводит Маркс, -
они фактически заявляют,  что чахотка и другие легочные болезни рабочих
являются условием существования капитала."

  Ничего подобного они не заявляют! Это заявляет Маркс, потому, что ему
этот вывод  крайне  желателен для его теоретической схемы.  Превращение
мелких мастерских в крупные фабрики сдерживается далеко  не  только,  и
это известно Марксу,  частной собственностью мелких собственников на их
средства производства.  Это вопрос прежде всего техники  и  технологии.
"Вырвать"  500 куб.  футов на каждого работающего у капитала невозможно
не в силу экономической природы последнего, а просто потому, что в силу
недостаточного  технического уровня производства это условие во времена
Маркса физически,  т.е. технически было невыполнимо. Маркс, словно кап-
ризная гимназистка,  впадает в истерику по поводу того,  что его благие
пожелания не могут быть выполнены немедленно.
   Статьи фабричного акта, касающиеся детского воспитания и образования
Маркс,  как и следовало ожидать, называет "жалкими", "скудными уступка-
ми". (10.23.494,499) Правда, тут же он признает, что они, после их про-
ведения в жизнь, оказали заметное положительное влияние на физическое и
умственное развитие детей. Но чтобы читатель, не дай бог, не сделал ка-
ких либо сомнительных выводов, которые отсюда сами собой напрашиваются,
Маркс спешит  нарисовать нам как будет обстоять дело с образованием ра-
бочих в будущем обществе, когда

 "неизбежное завоевание политической  власти  рабочим  классом  завоюет
надлежащее место в школах рабочих и для технологического обучения,  как
теоретического,  так и практического."

  Что же касается капитализма,  то

 "не подлежит никакому сомнению,  что  капиталистическая  форма  произ-
водства и  соответствующие ей экономические отношения рабочих находятся
в прямом противоречии с такими ферментами переворота и  с  их  целью  -
уничтожением старого разделения труда.(10.23.499)"

  Маркс смешно и нелепо впадает здесь в то противоречие,  за которое он
неутомимо и в самой уничижительной форме критикует  идеализм  вообще  и
религию  в частности:  он замечает положительные изменения в окружающей
его действительности,  возводит их в идеал,  в абсолют,  затем противо-
поставляет  этот идеал самой действительности и разражается критическим
негодованием по поводу того, что она не соответствует этим идеалам!
   Наконец, в самом прогрессе, постепенном улучшении положения рабочего
класса,  совершенствовании фабричного законодательства  Маркс  глубоко-
мысленно усматривает  совсем  не то,  что мог бы усмотреть обыкновенный
смертный:

   "Вместе с материальными условиями и  общественной  комбинацией  про-
цесса производства оно (фабричное законодательство) приводит к созрева-
нию противоречий и антагонизмов его капиталистической формы, а следова-
тельно, в то же время и элементов для образования нового и моментов пе-
реворота старого общества. (10.23.512)"

   Но если необыкновенная проницательность Маркса,  позволяя ему загля-
нуть в  далекое будущее,  одновременно мешает разглядеть то,  что нахо-
дится под носом,  то скромные фабричные инспектора с их житейским здра-
вым  смыслом оказываются на высоте и гораздо ближе чем Маркс подходят к
истине когда говорят следующее:

   "Еще большее благо заключается в том, что, наконец, ясно разграниче-
ны собственное время рабочего и время его хозяина.  Рабочий  знает  те-
перь, когда оканчивается то время,  которое он продает, и когда начина-
ется его собственное время,  и,  заранее точно зная это, он в состоянии
распределить свои собственные минуты в своих собственных целях...  Сде-
лав рабочего хозяином его собственного времени,  они (фабричные законы)
дали ему нравственную силу,  которая направляет его к обладанию полити-
ческой властью (10.23.311)"

   Да что инспектора,  САМИ РАБОЧИЕ говорят Марксу (он цитирует их сло-
ва):

   "Мы, рабочие  Данкерка,  заявляем,  что  продолжительность  рабочего
времени, требующаяся при теперешней системе, слишком велика и не остав-
ляет рабочему времени для отдыха и развития,  и,  более того,  низводит
его до состояния порабощения, которое немногим лучше рабства... Поэтому
мы решили,  что восьми часов достаточно для одного рабочего дня  и  это
должно быть признано официально;  мы призываем к содействию нам печать,
этот мощный рычаг...  а всех, кто откажет в этом содействии, будем счи-
тать врагами рабочей реформы и рабочих прав. (10.23.310)"

   Что явствует  из этих слов?  Прежде всего,  - это речи не рабов,  но
свободных людей;  рабы ТАК не говорят. Вместо смутного сознания порабо-
щенности и безвыходности своего положения,  мы видим здесь ясное созна-
ние того,  в чем состоят основные цели рабочих  и  каковы  средства  их
достижения. Рабочие рассматривают свое рабочее время КАК СВОЮ СОБСТВЕН-
НОСТЬ и намерены отстаивать ее именно как собственность.  Свое освобож-
дение  они видят не в том,  чтоб лишиться последнего,  что имеют,  но в
расширении сферы своего как политического,  так и экономического бытия.
В этом отношении их идейная позиция стоит выше марксистской ибо отража-
ет их действительные цели и интересы,  а не эфемерные мечты,  рожденные
плохо  понятой диалектикой и превратными представлениями о действитель-
ных тенденциях экономического и исторического развития.


Hosted by uCoz